Кагарлицкий: "Если Навальный завоюет демократию, то сам первый проиграет выборы" Ч.II

• Опубликовал Алексей Сдвижков 21 февраля 2021 г. - #оппозиция  #Россия  #Навальный  #путинизм  - 955 просмотров

  Продолжение. Начало тут.

   

  «Принцип нынешней власти в том, что России после Путина не будет», — считает политолог и социолог Борис Кагарлицкий. В интервью он рассуждает о том, почему зимние протесты были неизбежны, а Навальный стал лишь поводом, чем чреват наметившийся раскол в КПРФ для власти и почему правящей группе придется либо мириться с Западом, либо уступать место другим силам.

   

  

  «В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА КПРФ РАСКОЛЕТСЯ, ВЛАСТИ КОНЕЦ»

  — Да, я знаю, что некоторые депутаты Мосгордумы выходили на протесты в поддержку Навального.

  — Да, например, Евгений Ступин, Екатерина Енгалычева, выходил Максим Кукушкин в Хабаровске, Николай Бондаренко, а в Иркутске мы видим Сергея Левченко, который достаточно активно поддерживает протестное движение. Рашкин, Левченко и Бондаренко сделали политические заявления в поддержку протестующих, против репрессий, в том числе настаивали на том, что в отношении Навального приняты незаконные меры. Это отнюдь не значит, будто они поддерживают его политически, но поддерживают его как гражданина РФ, который подвергся репрессиям. В это же самое время Зюганов выступает в поддержку репрессивной политики власти. По основным важнейшим и актуальным вопросам политики члены КПРФ занимают диаметрально противоположные позиции.

  — В таком случае вам не кажется, что у Навального и его сторонников больше успеха в деле раскола коммунистов, нежели в свержении власти?

  — Если ему реально удастся расколоть коммунистов, то власть падет очень быстро. Если КПРФ расколется и из нее выделятся несколько десятков тысяч человек, которые станут реальной Коммунистической партией, то власть обречена. Этого будет вполне достаточно, чтобы ее скинуть. Как раз одна из принципиальных задач Зюганова и власти в том, чтобы не допустить возникновения в России оппозиционной партии, которая была бы хоть сколько-нибудь массовой. Именно поэтому станут делать все, чтобы держать контроль над КПРФ, с другой стороны, не допустить ее раскола.

  В тот момент, когда КПРФ расколется, власти конец. Тут же появляется вторая партия, которая реально побеждает. Но не потому, что все голосуют за коммунистов, а потому, что голосовать будет больше не за кого. Соответственно, у них появится возможность реально выиграть. У нынешней КПРФ если крадут выборы, то она соучаствует в воровстве: мы выигрываем победу, ее у нас крадут, и мы помогаем ее украсть, так как говорим, что все нормально. Партия, которая реально борется за власть, в подобной ситуации устраивает восстание.

  Посмотрите, допустим, на Мексику. В 1980-е годы там тоже была полуторапартийная система, когда существовала одна главная партия и все остальные без шансов. Потом Куаутемок Карденас создает реально оппозиционную партию, выигрывает выборы, но их у него крадут. Карденас объявляет всенародный выход на улицы, начинаются массовые волнения, страна бурлит, власть подавляет протесты. А после этого возникает уже вооруженное восстание, после чего власть сама предпочитает начать демократизацию, так как это единственный способ избежать полномасштабной гражданской войны. Вот как происходит, когда у вас есть реальная оппозиция. А вы представьте, если бы Карденас сказал: «Да, все нормально, я проиграл». Потом бы он осудил сапатистов за то, что они взялись за оружие, когда все было хорошо. Тогда картина стала бы другой. Все закончилось бы все равно резней, которую Мексика избежала благодаря тому, что вопрос был решен на политическом уровне.

  Но КПРФ в зюгановском исполнении является организацией, которая ставит перед собой задачу парализовать те оппозиционные импульсы и силы, которые выражены этой же партией. С одной стороны, она данные импульсы определенным образом аккумулирует. С другой — сама же их парализует. Но если КПРФ расколется, то эти импульсы, которые там накапливаются, получат выход. Сейчас происходит то, что у коммунистов на эмоциональном и идеологическом уровне очень сильный страх раскола. Я не знаю, смогут ли они расколоться в апреле, когда будет съезд. Но сейчас мы видим Левченко, Рашкина, Мархаева, Бондаренко, которые реально хотят быть оппозицией, бороться за власть и стать представителями реально коммунистического или социалистического крыла российского общества. А есть партийный аппарат в лице Зюганова, Афонина и так далее, который фактически играет на одной стороне с Кремлем. Если бы, скажем, у них была реальная оппозиционная партия, то 23 февраля они бы точно перехватили инициативу, стали бы основной силой и отодвинули ФБК, так как у них больше ресурсов и социальной поддержки и наиболее обоснованная повестка. Но они этого не могут сделать, так как у них есть собственное руководство, которое занимает диаметрально противоположную позицию.

  Поэтому 23 февраля — это очень интересный тест, потому что одни организации будут выходить, чтобы стать реально оппозиционной силой и привлечь к себе всех недовольных, а другие либо не станут выходить, либо для того, чтобы отчитаться и сообщить в Кремль, что все провалилось. Руководство уже отыгрывает назад, заявляя, что не надо устраивать митинги, достаточно просто цветы к памятникам возложить. А полиция все равно задерживает активистов и функционеров КПРФ, предъявляет им обвинения в незаконных протестах.

  — То есть вы не верите в большую масштабную протестную волну 23 февраля?

  — Чем бы дело ни закончилось, одним мероприятием дело не обойдется. Протест не закончился 31 января, не завершится и 23 февраля. Просто появляются параллельные центры. Те, кто хочет на местах протестную активность как-то консолидировать и развивать, будут на региональном уровне создавать координационные структуры. Возможно, «навальнисты», левые, экологи будут договариваться между собой и выводить местные протесты в регионах. Скорее всего, это уйдет из-под контроля ФБК и КПРФ.

   

  «ДЛЯ ЧАСТИ КРЕМЛЕВСКОЙ ЭЛИТЫ НАВАЛЬНЫЙ — ТОЖЕ  РЕСУРС, КОТОРЫЙ МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ В ТОРГОВЛЕ С ЗАПАДОМ»

  — Уточню по поводу ФБК. Вы считаете, что они отменили протесты, чтобы договориться с властью?

  — Да, я уверен, что у них есть договоренности или идут закулисные переговоры. По крайней мере, это касается Леонида Волкова.

  — Власти нужно с ними договариваться? Насколько серьезно они воспринимают эту силу?

  — Не сказать, что они сила. Но они могут быть полезны и нужны. Внутри элиты жесточайший раскол. Все понимают и осознают необходимость как-то найти выход из кризиса в отношениях с Западом, потому что сырьевая экономика не может жить в изоляции, находиться в конфликте со своими основными потребителями. Более того, все прекрасно осознают, что ставка на Китай не работает по двум причинам. Во-первых, потому что Россия была интересна для КНР как противовес США до прихода Байдена. А теперь, когда происходит разрядка китайско-американских отношений, ценность РФ для Китая с каждым днем падает. Во-вторых, потому что по отношению к российскому сырью китайцы проводят еще более жесткую и грабительскую политику, чем Запад. Иными словами, в качестве партнера для сырьевой периферийной экономики Китай хуже Запада, он оставит российским бизнесменам меньше денег, чем Запад. Пример — классическая история с «Роснефтью». Вроде компания показала прибыль в этом году, а потом выяснилось, что они продали Китаю нефть на несколько лет вперед. Подобное значит, что в течение нескольких лет подряд они не будут иметь никаких прибылей. Зная, как китайцы работают, можно сказать, что они умудрятся так посчитать, что нефть, проданная, скажем, на три года, будет бесплатно поступать пять, а то и 10 лет, а то и вообще всегда. Вы еще и останетесь должны. Китайское политбюро, бизнес — еще те эксплуататоры, они так это умеют делать, что ни американцам, ни англичанам, никаким западным акулам не снилось. Поэтому Китай для российского капитализма не партнер, а разорение. КНР могла быть интересна для России как фактор влияния на Запад, то есть если вы не купите, то продадим в Китай. А когда на Западе говорят, что и ладно, то китайцы не столько купят, сколько заберут. Это тупик. С одной стороны, иметь политику, полностью независимую от Запада, сейчас сырьевая Россия не может. С другой — ставка на Китай не срабатывает. Значит, нужно находить какую-то форму примирения с Западом, выхода из тупика и изоляции. Прежде всего по экономическим резонам, я даже не говорю про санкции, а про чисто экономические условия, которые заставляют сырьевую державу быть зависимой от тех, кто покупает.

  Исключение было бы в том случае, если бы у нас имелся некий ресурс, которого нет ни у кого в мире. Тогда мы могли бы диктовать свои условия. Бывают маленькие страны с каким-нибудь уникальным ресурсом, которые могут что-то диктовать. Случались очень смешные истории, когда, например, в 1960-е годы Перу обладало единственной технологической базой для поставки корма для кур в США. Порошок, которым кормили бройлеров в США, на 90 процентов производился в Перу. Когда генерал Хуан Веласко Альварадо пришел к власти, американцы пытались ввести санкции, и Перу сказало: «Тогда мы не будем кормить ваших кур». В США началась паника, так как весь этот порошок приходил с нескольких заводов, а производство кур — огромный бизнес в Америке. Перуанцы буквально поставили на колени Штаты. Но у России таких возможностей нет. У нас всего полно, но нет ничего уникального. С Перу был редкий случай, и уже через пять лет американцы наладили производство этого порошка в других местах. Но сделать подобное за три-пять месяцев не могли.

  Так вот, я веду к тому, что у российской элиты нет такой возможности, она никому не может выкрутить руки. У нас нет уникального ресурса, чтобы диктовать свои условия. Это объясняется природой советской геологии, которая должна была на территории страны найти все необходимые ресурсы, которые есть в мировой экономической практике, чтобы советская промышленность стала самодостаточной. Россия в этом смысле является миниатюрной копией мира. Но именно такое наше преимущество — наша же огромная слабость: у нас есть все, но ничто не уникально. Мы во всем копируем мировую ресурсную базу.

  Поэтому объективный факт в том, что с Западом мириться надо. А если встать на позицию последовательного патриотизма и сказать, что мы не хотим мириться с ним, то для этого надо провести реиндустриализацию, радикально изменить структуру экономики, в том числе спроса, наши социальные порядки. И для такого сперва надо сместить нынешнюю элиту, которая препятствует столь радикальным изменениям. Поэтому тут тупик. Или вы будете мириться с Западом, чтобы продолжать то, что вы делаете сейчас, или вы хотите проводить национальную независимую политику, но тогда вас самих надо устранить, поскольку вы сами и являетесь препятствием. В любом случае перемены назрели.

  Понятно, что для какой-то части кремлевской элиты Навальный — тоже некий ресурс, который можно использовать в торговле с Западом. Условно говоря: вы нас простите, снимите санкции, а мы должны будем за это выпустить Навального, впустить его и команду в политическую жизнь, дать ему определенное место, что будет гарантией того, что у нас происходят перемены. Но в любом случае все упирается в личность Путина. Я думаю, с одной стороны, он всем надоел, включая его ближайшее окружение. С другой — именно поэтому он боится потерять власть. Как же лишаться власти, когда тебя все ненавидят? Когда тебя все любят, власть отдавать можно, потому что это безопасно.

  — Но не хочется, да?

  — И зачем, если тебя все любят? А когда все кругом ненавидят, то отдавать власть опасно.

  — То же самое с Александром Лукашенко, да?

  — Да, если бы Путин и Лукашенко ушли в 2008 году или хотя бы в 2016-м, то ушли бы с почетом, все бы их уважали и все было бы прекрасно. А теперь как уйти? Страшно.

  — Вы сказали, что Навальный может быть использован как инструмент определенных сил в Кремле. А как сам Навальный, на ваш взгляд, себя ощущает: как борец за народное счастье или понимает, что он орудие одной из башен, которая борется за власть?

  — Этот вопрос надо задавать не мне, а Навальному. Но политика — искусство реального. Политик вполне может разыгрывать какие-то партии, в том числе используя ресурс разного рода договоренностей, и одновременно стремиться к власти. Политик же не может быть независимым от всех. Я считаю, что Навальный отличается от большинства людей в российской элите, потому что он реально хочет власти. В России же никто власти не желает в шекспировском, макиавеллевском смысле. У нас хотят денег, статуса, дорогих яхт, бункер. Власть у нас рассматривается как некий способ получить очень много денег просто так, ни за что, или дворец построить в Геленджике или окрестностях Питера. То есть получил должность — и можно строить дворец. А получил должность и хочешь остаться в истории — такое для российских политиков несвойственно.

  — А Навальному зачем власть?

  — Он хочет власти. В этом смысле он политик другого масштаба. Но надо понимать, что его поддержка — порядка 15 процентов избирателей. Это очень много. Мне показывали социологию, сделанную для КПРФ. Они в своих исследованиях вводили вопрос: «Как бы вы голосовали, если бы была партия Навального на выборах?» Сразу, как только ввели это понятие, она набрала 6 процентов, то есть еще год назад партия бы попадала в Госдуму, набирая больше, чем «Справедливая Россия». Сейчас партия Навального среди оппозиционных вышла бы однозначно на первое место.

  — То есть даже КПРФ победила бы?

  — Без большого отрыва, но победила бы. Сейчас партия Навального, по опросам, идет голова в голову с КПРФ — по 15–16 процентов, но у Навального немножко больше. Но это отчасти связано с тем, что сама КПРФ, если бы занимала более радикальные позиции, могла бы иметь 20–30 процентов. И даже больше. Ведь это примерно один и тот же протестный избиратель, который не знает, куда идти. В любом случае партия Навального была бы сейчас довольно крупной политической силой.

  С другой стороны, надо понимать, что 15 процентов — очень хороший результат для парламентской партии, тем более оппозиционной. Но это недостаточный показатель, чтобы претендовать на победу на президентских выборах или реальную власть в стране с президентским режимом. У Навального есть большой потенциал, но недостаточный, чтобы в условиях демократии взять власть. Если Навальный завоюет демократию, то сам первый станет ее жертвой. В тот момент, когда он это сделает, перестанет быть кому-либо нужным. Он станет первым, кто проиграет демократические выборы.

   

  Окончание тут.

  Источник: https://www.business-gazeta.ru/article/500106