Александр Росляков. Гадюки и любовь

• Опубликовал Александр Росляков 8 июля 2017 г. - #любовь  #испытание  - 3 125 просмотров

  

  Когда-то я занимался святым делом поиска подруги на всю жизнь – или на всю ночь, это как повезет – путем ноги: пляж, улица, кафе, бульвар. И так к этому делу пристрастился, что даже найдя уже эту подругу на всю жизнь, порвать с тем делом сразу не сумел.

  После рождения ребенка я совсем почти остепенился, открыв альтернативную усладу в наполнении семейного котла и в бултыхании в нем с пахнущей еще святейшим делом матерью. Но тут она давай мстить мне за тот мой поиск, что к ней и привел – но просто, как заядлый паровоз, не мог в силу инерции остановиться тотчас. И стала той моей расплатой за старые грехи, в которую мы все не верим до поры.

  И как в детской игре, где попадание в штрафную клетку ведет в самое начало, я, потерпев облом в разорванном кругу семьи, оказался вновь на старте поиска. Только уже – седина в виске, да и в ребре; и топать на бульвар или в ночной притон – подъема нет.

  Но и жизнь на месте не стоит, и о таких как я обломовых уже подумал Интернет в виде сайтов для знакомств – своего рода виртуальная нога, которой можно ходить не выходя из дома.

  А дай попробую!

  И вот какой вышел из этого нечаянный сюжет.

   

  Я прописался на одном таком сайте – и ну елозить по нему подручной мышкой. Скоро задружился с дюжиной ровесниц-разведенок – а заодно с каким-то числом тут же напавших на меня юных бестий, предлагавших их компанию с почасовой оплатой.

  Попробовал я и то, и то. Но окрылившая сперва простота этих знакомств, не требовавших былых бульварных километров, оказалась призрачной.

  С корыстными юницами я покончил уже после первой пары опытов. Ибо не дав даже путем потолковать о том о сем, что в моей юности служило непременной частью приключения, они ломали все их скорым на руку: «Ну, бабки гони – и давай седлаться!» И в итоге оставалось унизительное чувство, словно это меня и отымели за мои же деньги.

  С разведенками все было поначалу куда романтичней. Белая скатерть в кабаке, шампанское – и доверительная исповедь о том, какие же гадюки и подлюки наши бывшие половинки. Но после извержения на них помойных масс уже как-то не так пленяла вероятность новых уз. Казалось, эту накипь можно было смыть струей новой страсти – но тем разведенкам уже надо было якобы спешить домой к их детям, порой довольно возрастным. А если какую-то и удавалось все же затащить к себе и даже уложить в кровать – в ее глазах стоял, как вкопанный, ужас того, что новая любовь назавтра обернется старыми гадюками.

  Ну, может, просто мне такие попадались. И я, не теряя хоть и сдавшей несколько надежды, продолжал свой виртуальный поиск.

  И как-то получаю очередное сообщение от юной девы – но не совсем стандартное. Мол она хочет встретиться со мной – но не по твердой таксе, а на милость моей большой души, которую я, не жалея красок, расписал на своей личной страничке. Такой более мягкий что ли заход под то же самое – но кто мешал мне, изнурительно свободному, попробовать и этот легкий нестандарт? И я назначил ей встречу у ближайшего ко мне метро, чтобы забрать ее оттуда на своей машине.

  Она является, садится рядом, но в ее глазах вместо наигранной, а то и вовсе не наигранной паскудности сестер по ремеслу – какая-то свербящая тоска. Во мне тут же шевельнулся мой уже другой инстинкт – отцовский, и я говорю:

  – Что-то стряслось?

  – Да. Мне очень нужны деньги.

  – Ну, так возьми слегка – и дуй домой.

  – Нет. Я так не возьму. Поедемте, если можно, к вам.

  С виду ей было не больше 20-и, довольно стройная, лицом не красавица – но и не уродина. Из тех, чей вид зависит от того, под каким углом смотреть. Смотреть с симпатией – будет казаться симпатичной. Нет – нет. Эта ее нестандартная опять же двойственность мне как-то глянулась. И мы поехали.

  Сели у меня за стол, чуть выпили. Я говорю: твоя печаль – твоя, но если хочешь, расскажи, вдруг чем-то помогу. «Да пожалуйста».

   

  История ее была самой банальной в наши дни. У ее спившихся родителей оттяпали квартиру, которую уже не отсудить назад без дорогого адвоката. Нужда снимать жилье, работа в Интернет-конторе с мизерным окладом – и в результате этот приработок на Интернет-панели. Ну и, конечно, негодяй-жених, удравший в трудную минуту, аборт – после чего ей стало все равно, чем прирабатывать. Морально осудить легко, помочь материально – невозможно.

  Поведала она мне все это явно не с тем, чтобы выжать из меня слезу – а там, может, и что-то большее. Просто я спросил – она ответила. И не успел я осушить новый стакан, привычно разрешающий у нас все неразрешимое, она сказала: «Я сейчас», – и ушла в ванную.

  Вернулась уже нагишом – и каким-то очень ровным голосом, и без паскудного парада юных шлюх, и без жеманства разведенок, говорит: «Раздевайся, ложись».

  После прилежно отработанной ей процедуры мне захотелось с ней еще поговорить, но она быстро оделась со словами: «Я сейчас пойду, ладно? А как смогу, еще приеду, если ты не против».

  В сухом остатке, в том послевкусии, что в наш аморальный век служит неким заменителем морали и оценочной шкалой всего, для меня осталось нечто вовсе не противное. Уже хорошо!

  Затем она, как своего рода соцработник или медсестра, стала регулярно, раз в неделю, посещать меня – и доставлять мне это чистое, без лишних экивоков, секс-удовольствие. Меж нами даже завелась какая-то приятельская связь, чуть не дружба – поскольку только другу, но не жене или разведенке, можно сказать: «Слушай, я сейчас занят, созвонимся или встретимся тогда-то!» Я рад был подкормить ее чем повкусней: «Кушай, худышка!» А алкоголь она не выносила – и как потом призналась, первый раз выпила со мной лишь для того, чтобы «не терять хорошего клиента».

   

  Ну да – клиент. Какое странное, на новый лад, словцо! А впрочем – почему нет? Любовь и нежность Бог дал нам для выведения потомства – но я уже стал отцом, отцовский долг свой исполнял, а вторичного отцовства после горько насолившей мне жены не желал. Однако та же паровозная инерция искала новых нежных связей – и безответственная связь с этой девчонкой, лишенной ее абортом детородства, мне доставляла истинную радость. А чем по сути настоящий бриллиант лучше блестящего не хуже страза?

  Но дружба дружбой – а табачок наш оставался врозь. Когда я после ее честной отработки пускался в свойственный мне архаичный треп, она его довольно быстро осекала: «Знаешь, мне уже пора. Поговорим в другой раз». То есть приметив мою тягу к словоблудию, она расчетливо не позволяла мне за ту же цену получать двойное удовольствие. Чтобы, как я мог догадаться, на нащупанном ей поводке держать и не отпускать «хорошего клиента».

  Как-то в указанном процессе, доставлявшем, кажется, и ей не самый отвратительный осадок, я говорю:

  – А хорошо, что ты меня нашла! Я до тебя встречался с разведенками – кабак, шампанское, цветы, такси, одна из пятерых уступит кое-как. В пересчете на одну уступку – чистое разорение! А с тобой такая экономия – и денег, и души! Не надо, как с моей бывшей женой, перед каждым разом каяться по два часа!

  – Ну и чудесно! Ты мне тоже нравишься! Давай я буду чаще к тебе приезжать!

   

  Ну, проницательный читатель на этом месте уже уловил, наверное, что я таки влюбился в эту ловко зацепившую меня девчонку. Втюрился по всем старым канонам в то, что при всей внешней доступности где-то внутри оставалось недоступным для меня. Старая, старая сказка – как умудренный жизнью паровоз вдруг проседает под какой-то юной вагонеткой. И даже наши самые прожженные артисты, депутаты и олигархи, обштопавшие все и вся, нет-нет впадают в этот же просак.

  Но я-то – как у нас тоже считает каждый про себя – уж поумней всех буду! И заряжаю под девчонку, утолившую сполна мой половой – и отчасти даже духовный голод, свою коварную подначку.

  И когда она опять звонит: «Можно сейчас к тебе?» – с притворным вздохом говорю: «Да, только у меня одна беда». – «Какая?» – «Деньги кончились. Хотел бы даже у тебя занять».

  Она запнулась чуть – и отвечает: «Тогда я, наверное, потом приеду». – «Ну, тогда, значит, до потом!»

  А я как раз накануне здорово разбогател – и возмечтал: если она даст мне хоть сто рублей, тут же возьму путевку с ней на лучший курорт средиземноморья, о чем она мечтала. И после поселю у себя, избавив тем ее хоть от одной проблемы; денег на адвоката, чтобы побиться за ее квартиру, тоже дам. Моей гордыне будет всласть при этом не закабалить ее, но помочь ей выпасть из ее оков! А впрочем, может даже, и закабалить!

  И горек же мне был ее ответ – а я-то всем своим паровозным дышлом так понадеялся!

  Минут через пятнадцать она снова звонит: «Да я все поняла, я еду!» Но мне-то как раз было важно, чтобы она ничего не поняла; а раз поняла – значит, решила просто продолжить этот хитроумный чес меня.

  И я сказал: «Да нет, теперь уже не надо».

  Потом она еще раз двадцать позвонила, но я уже отвечал ей твердым отказом, затем перестал и отвечать. Она ведь нанесла мне самый больной удар по самолюбию: я уже готов был для нее на все – а что схватил в ответ?

   

  Но еще сколько-то времени спустя меня постигло вовсе, может, идиотское сомнение. Зачем же я так гордо повернулся к той создавшей мне почти реальную иллюзию девчонке? Зачем захотел от нее, которая была как есть, как начертала ей вся наша низменная жизнь, каких-то высших подвигов? Она же за, как говорится, приемлемые деньги так нежно гладила меня по щеке своей ладошкой – пусть даже постановочной; но разве мы не платим за билет в театр на те же постановки? А я в ответ решил распять ее на нашем лживом нравственном кресте!

  И вспомнив вдруг средь темной ночи, по бессоннице, как она закидывала пропасть между нами своими то ли платными, то ли бесплатными словами: «Тебе понравилось? Тебе правда было хорошо?» – я как ужаленный вскочил с кровати и ну звонить ей.

  Но ее телефон уже не отвечал.