Сегодня я был на Донском кладбище.
Донское кладбище - это наши "Дни радио".
Я хочу сказать, что Донское кладбище - это энциклопедия советской еврейской жизни, это бесконечные ряды сталинских, псевдоклассических каких-то стен и колоннад с прахом, и ты идешь вдоль этих стен, а на тебя смотрят глазные врачи и зубные врачи, адвокаты и директора театров, дети часовщиков и портных, дети раввинов и владельцев кинематографов, и ветераны КПСС строго с 1917 года (таки всюду надо приходить вовремя, Марик) и седые кудрявые домохозяйки, так нежно улыбающиеся с фотографий, закрывающих урны, что я понимаю: они по-прежнему ждут здесь своих правнуков, давно уехавших в Бруклин и Тель-Авив, а вовсе не меня, постороннего гоя.
И все-таки я их тоже люблю.
И потому пытаюсь представить - какими же они были, когда еще не были прахом в стене?
Вот, например, Марк Лазаревич (1902-1978) и Ревекка Абрамовна (1908-1983) - какими были они?
И сразу вижу, как точно таким же, дождливым летом забытого года, в единственный, может быть, солнечный день, и даже не где-нибудь далеко, а тут же рядом, по одной из ближайших улиц, вот хотя бы по Шаболовке, или по Мытной, или по Донской, - бежит с букетом Марк Лазаревич, уже разведенный один раз бухгалтер, чтобы успеть встретить с работы Ревекку Абрамовну, секретаря партпрофоргпром чего-то там, из двадцать первого века уже не разобрать.
И Марк Лазаревич на бегу мнет в руках свой нелепый букет, и Марк Лазаревич злится на самого себя, что выглядит не как Дуглас Фэрбенкс, а как жертва погрома - маленький, но с большими ушами и большими, готовыми к худшему глазами, - и Марк Лазаревич пытается понять, что скажет ему сегодня Ревекка Абрамовна, серьезная рабочая девушка, и не откажет ли она ему сегодня раз и навсегда, как только он до нее, наконец, добежит.
Что за странные мысли.
Казалось бы, как может Ревекка Абрамовна отказать Марку Лазаревичу, когда я уже точно знаю, что они прожили после этого дня ровно сорок три года вместе, и даже теперь смотрят вместе - и в одну сторону - со стены Донского кладбища?
А вот может.
Ревекка Абрамовна - она такая.
И Марк Лазаревич переживает, уже задыхаясь слегка на бегу, а может быть, он как раз задыхается из-за того, что переживает, неважно, а важно то, что скажет Ревекка Абрамовна, - и вот уже три дома осталось до того угла, где она его ждет, и вот уже два дома осталось, ох, как нога заболела, и в висках стучит, ну не могу я уже бегать, как мальчик, но вот она, вот она, у афишной тумбы, в темной - как и положено партпрофоргпром - юбке, она не ушла, она дождалась.
И она улыбается.
И она говорит:
- Таки всюду надо приходить вовремя, Марик.
Комментарии