Принципат Путина

• Опубликовал Денис Грачев 10 сентября 2014 г. - #Путин  #праллели  #Древний Рим  - 2 637 просмотров

  Последнее время меня всё более волнует идея принципата – формы правления, установленной императором Октавианом Августом в Риме.

  Принципат можно описать кратко так: монарх делает вид, что он не монарх, сенат делает вид, что он сенат, и только народ всё еще искренне верит, что он народ и что-то решает. В условиях, когда за титул царя в Риме убивали сразу, этот «промежуточный» режим был облегчением для многих. Согласитесь: после восьмидесяти лет гражданской резни в Риме получить сто лет мира – и не на такое закроешь глаза.

  Август всегда подчеркивал, что власть его зиждется исключительно на его моральном авторитете. В этом и был его гений – отбросить побрякушки вроде золотых венков, трона и пурпурных сапог царей, оставить себе власть в чистом виде. Беспримесное превосходство («Augustus» и есть «превосходящий», «величайший»). В силе сокрылась и слабость, как водится. Превосходство, в отличие от сапог, не пощупаешь. Сапоги или венок можно по наследству оставить, auctoritas – нет. С этим у римлян потом еще будут проблемы, но в правление Августа казалось, что золотая середина найдена.

  Власть многообразна, её видов и подвидов – тьма. Зависит от того, с какого угла зрения смотреть на источник насилия высшего над низшим: экономическая власть, которую все мы ощущаем каждый день на работе; военная власть (самый очевидный образец насилия); наконец, самый надежный источник – власть символическая, то есть подчинение на основе признанного авторитета. Эта власть – ключ ко всем остальным властям. Поэтому Октавиан Август с самого начала старался облечь символикой себя и свою семью. Каждому его деянию предшествовали и сопутствовали знамения, как правило, добрые и благоприятные.

  Его приемного отца Юлия Цезаря историки часто уличали в том, что он де с самого начала всё продумал и шёл к единоличной власти едва ли не с колыбели. Но Юлий Цезарь действовал скорее по обстоятельствам, лишь с определенного времени царские сапожки стали его конечной целью.

   

  Не таков Август. Тонкий расчет в его действиях, кажется, был с самого начала. Свой образ он строил по всем правилам того, что теперь именуют связями с общественностью: создавал поводы для слухов и толков, умело разворачивал события в свою сторону с помощью нескольких метких слов или поступков. В конце концов, он всех настолько уверил в его превосходстве, что в какой-то момент решился на такой жест – демонстративно отказаться от власти, объявив в сенате, что возвращает власть обратно народу Рима и больше не собирается быть диктатором.

  Добровольный отказ от диктаторской власти был для времен ранней и зрелой республики делом обычным и почётным: поспасал Отечество – иди домой, копай огород. Вот только за время почти столетней смуты римляне совсем отвыкли от таких широких жестов. Правители цеплялись за должности и полномочия всеми правдами и неправдами, вертели закон что дышло.

  И расчёт Августа был верным. Ошеломлённый сенат принял его отставку, но тут же (и совершенно добровольно) осыпал его такими почестями и должностями, что власть его только укрепилась. Он окончательно показал своим подданным, кто хозяин в доме. Более того, он показал им, что властвует ими не потому, что они его боятся, а потому что они сами хотят этого.

   

  Юлий Цезарь, приёмный отец Августа, любил миловать врагов. На войне это ему очень помогало: зная, что Цезарь всех прощает, перебежчики толпами устремлялись на его сторону. Однако позже, в мирное время, этот же принцип стал больше всего бесить его прощённых противников.

  Август же при начале своего правления поступал иначе. Кажется, именно с него Макиавелли писал образ государя, которому надлежит «обиды своим подданным наносить все и сразу, а благодеяния оказывать долго и понемногу». Несколько тысяч жертв проскрипций не позволяют заподозрить Августа в излишней мягкотелости. Но весь остаток своего правления он был довольно милосерден и терпим. Он миловал своих подданных не по справедливости, а потому, что ему так хотелось, такова была его воля.

   

  Человеку, неравнодушно следящему за событиями в нашем Отечестве, должно быть уже ясно, к чему я клоню. Сопоставления и сравнения насчет принципата Августа постоянно сопровождали мои размышления о Путине. Если даже начать с утверждения его власти в первые годы её существования, мы видим много схожего: кровавая победа в гражданской войне (Вторая Чеченская и борьба Октавиана с Марком Антонием), устранение противников в парламенте, усиление власти на окраинах, отмена выборности губернаторов и многое другое. Даже в одном важном отправном моменте Путин и Октавиан схожи: и того, и другого поначалу не принимали всерьёз, считая пешками в руках более крупных игроков.

  Обе системы правления, по сути, диктаторского типа, но основаны они не на открытом культе личности, как в ХХ веке нашей эры, а на постепенном сосредоточении в одних руках всё большего количества полномочий, главными из которых являются высшая военная власть и контроль за законотворчеством, выраженный в праве вето. При наличии в руках двух таких рычагов всё остальное приводится в движение само собой: сенат (Госдума) складывается из сторонников принцепса (президента), провинции раздаются «на кормление» лояльным ставленникам. Рядом с республиканскими декорациями незаметно образуется истинный источник принятия решений – канцелярия императора (администрация президента). Из особо преданных сенаторов (депутатов) образуется особый совет, в котором решения заранее разрабатываются и согласуются с божественной волей принцепса, а затем сенат (Госдума) послушно их утверждает.

  Живому божеству (национальному лидеру) не нужна корона или шапка Мономаха. Ему достаточно осознания безраздельной власти над подданными, вверившими ему себя добровольно. Эта их добрая воля должна постоянно подкрепляться умелым созданием образа правителя: Августа до конца жизни изображали цветущим двадцатилетним атлетом, так что снимки Путина с голым торсом и «уколы молодости» вполне укладываются в эту логику. Здание государства, построенное на лицемерии, требует постоянного поддержания иллюзии.

  Правитель силён, справедлив и непогрешим. Иллюзия непогрешимости, которая должна окончательно закрепить за ним божественный статус, достигается более сложными средствами. Когда речь идёт о нравственном превосходстве, статуями и уколами не обойдёшься. Поэтому в период расцвета принципата Августа начинаются масштабные мероприятия по возрождению добрых нравов предков (духовных скреп). Август издавал законы против прелюбодейства и роскоши, поощрял многодетность, приверженность традиционным римским ценностям. Граждане напоказ приветствовали его решения, а с наступлением ночи занимались всё тем же. Но и Август, и Путин начинают бороться с падением нравов, когда ничего уже исправить нельзя.

   

  Зримым воплощением величия при Августе становятся государственные празднества и игры, причудливо сочетающие в себе царские и республиканские элементы. Как тут не вспомнить недавний Сочинский триумф российских олимпийцев, объединивший правителя, народ и атлетов в некое символическое сакральное тело, одержавшее победу и увенчанное одним общим венком!

  Итак, лицемерие. Спасительный обман. «Смешанная форма правления», полуцарская, полуреспубликанская, о которой мечтал Цицерон, стала явью. И тот, и другой режим складываются не сразу, но путём долгих проб и ошибок, порой кровавых и мучительных. И Путин, и Август на протяжении своего правления не являются некоей застывшей данностью. Сохраняется лишь ядро, суть режима – стремление к власти, к чистому превосходству. Народ и властитель должны соединиться в общем ощущении величия, в сопричастности общему превосходству над остальным миром. Возвышение правителя, равно как и его унижение, уравниваются с возвышением или унижением народа.

   

  После смерти Августа новый принцепс Тиберий долгое время продолжал линию своего приёмного отца, оставляя республиканские декорации в почти полной неприкосновенности, а кое-где и вернув им некоторые прежние украшения. Историки спорят, с чем был связан последующий резкий поворот в его политике: со смертью сына, старческой деменцией или иной душевной болезнью. Как бы то ни было, получивший верховную власть признанный лидер в одночасье превратился в полоумного садиста, рубящего головы подданных направо и налево.

  Впереди у нас еще будет «Проблема-2018» – если Путина не подведёт здоровье. Суть же останется одна: Путин не просто смертен. В рамках построенной им конструкции власти он пугающе смертен. Ведь, не ровён час, однажды найдётся ответ на вопрос «Если не Путин, то кто?», и ответ этот нам не понравится. Условный грядущий Тиберий не обязательно станет садистом, но с каждым новым принцепсом иллюзия непогрешимости будет требовать все больше усилий. Возможна формализация превосходства в виде восстановления монархии или в какой-то иной форме. Но в любом случае грядущая система отношений правителя и народа может стать весьма неуютным местом для очень многих из тех, кто ценит личную свободу и не готов поступиться частью своей воли ради блага и спасения общего муравейника. А тех, кто всё-таки ею поступится и искренне полюбит грядущее ярмо, всё равно в конце ждёт глубокое разочарование. Ведь свободу ценят, только потеряв её.

   

  Антон Черный

  Источник: http://sputnikipogrom.com/russia/20288/putins-principate/