Кирилл Рогов. Зачем российская элита решилась на невойну?

• Опубликовал Кирилл Рогов 29 мая 2022 г. - 3 520 просмотров

  

  Еще много исследований и времени потребуется, чтобы найти ясный ответ на вопрос о том, что привело к чудовищной операции России против Украины – разрушительной для обеих стран. Первой спонтанной версией, широко распространившейся в мире, стала та, что это личное дело Путина, он лично принял решение о вторжении.

  Но даже если допустить, что столь масштабное и сокрушительное для экономики решение принималось в крайне узком и не очень известном нам кругу, это уже является диагнозом состояния государства, его институтов и общества. Конечно, Россия начала 2020-х – авторитарная страна, где граждане имеют очень ограниченные рычаги воздействия на власть. Но почему национальные элиты, коим удалось сосредоточить в своих руках богатство и полномочия, вроде заинтересованные в сохранении статус кво – не смогли выработать механизмы, ограничивающие возможность столь разрушительных решений?

  В истории постсоветских элит и их взаимоотношений с государством можно выделить несколько этапов. Во второй половине 1990-х в России складывалась система конкурентной олигархии – вполне обычная для многих развивающихся стран. Олигархические группы – на фоне слабости политических партий, системы правоприменения и государства в целом – быстро аккумулировали в своих руках собственность, скупали медиа, политиков и бюрократию, захватывая таким образом государство. При этом наличие нескольких олигархических пирамид обеспечивало относительный плюрализм политической жизни, который, однако, не трансформировался в плюрализм зрелой демократии.

  Такая ситуация была характерна не только для России, но и для других постсоветских стран – Украины, Армении, Грузии, Молдовы. Она подрывала возможность многих реформ и вела к коррупции, но все же радикально не препятствовала экономическому росту, интеграции в мировое хозяйство, динамичной общественной жизни.

  В начале нулевых новый популярный президент Путин, сменивший непопулярного Ельцина, объявил политику «равноудаления олигархов» и строительства «вертикали власти». В действительности она обернулась созданием классического персоналистского авторитаризма.

  И все же эта единая пирамида, увенчанная фигурой Путина в качестве верховного арбитра, включала в себя несколько отрядов элиты – как старой, так и новой. Сохранившая себя в новых условиях часть старой олигархии (группа «Альфа», Роман Абрамович, Олег Дерипаска и пр.), отказавшись от попыток влиять на политическую ситуацию внутри России, приняла на вооружение стратегию «двух карманов»: «зарабатываем капиталы в России – сохраняем на Западе».

   

  Суть тут заключалась в том, что, храня капиталы на Западе, элита не нуждалась в институтах защиты собственности, позволяющих инвестировать капитал и передавать его по наследству в самой России. Это же обстоятельство избавляло и от необходимости прямого столкновения с «путинской опричниной» – новой олигархией с силовым менталитетом, которую Путин привел с собой на политическую сцену.

  На определенном историческом этапе эта стратегия выглядела эгоистичной, но более рациональной и выигрышной, чем попытка Михаила Ходорковского заняться политикой в России и «ввязаться в драку». Вполне такой же прагматичной выглядела и стратегия путинской бюрократии, которая исправно служила режиму, покупая при этом недвижимость в Италии, Испании или США – и накапливая в офшорах деньги на обучение детей на Западе и на собственную старость вне России.

  Отказавшись инвестировать в защиту своих активов внутри страны и отдав поляну внутренней политики «путинской опричнине», и те, и другие пришли к парадоксальному финалу. Развязав безумную невойну с Украиной, «опричнина» нанесла сокрушительный удар по их же спрятанным на Западе капиталам и активам. Равно как и по мечте о тихой пенсии в Испании, Италии или Греции тысяч менее крупных попутчиков режима.

  Этот пример вполне претендует на место в учебниках политологии, где он будет наглядно объяснять, как между собой взаимосвязаны стратегии элиты, гарантии защиты собственности и система сдержек и противовесов в политике. Не имея стимулов бороться за гарантии для своего капитала внутри России, старые элиты сдали без боя политическую поляну путинской элите с силовым менталитетом – и в итоге ее радикализм воплотился в реальную политику.

  У такого развития событий была своя логика. У новой путинской олигархии всегда были, в отличие от старой, проблемы с легализацией капиталов на Западе, а также с интеграцией в западные рынки и бизнес-среду. После Крыма основная часть ближнего круга президента – «путинская семибоярщина» (дачный кооператив «Озеро») – и вовсе оказалась под санкциями. К этому стоит добавить широкие отряды силовой бюрократии, которая уже давно в силу внутренних запретов и внешних рисков оказалась ограниченной в выезде за границу – и в возможностях хранить свои капиталы на Западе.

  Таким образом к началу 2020-х в российской элите сформировались как бы два эшелона. Один состоял из олигархов старой формации, терявших политическое влияние внутри России, но при этом сохранивших под своим контролем значительные ресурсы внутри страны и защищенные капиталы за рубежом. К этой же группе относились представители путинской «обслуги режима», зарабатывавшие на службе ему свои пенсионерские аэродромы и карьеру для детей вне России.

  Второй эшелон – олигархи путинской волны, находящиеся под санкциями или под подозрением у Запада, но приобретавшие все большее политическое влияние внутри страны. А еще – отряды «силовой бюрократии», также отрезанной от Запада, но увеличивающей управленческий вес и богатство внутри России.

   

  Взятие Крыма и начало масштабной конфронтации с Западом уже в тот момент, когда они происходили, выглядели как небольшой внутренний переворот, резко изменивший соотношение сил – ослабивший прозападные элиты и резко усиливший силовые. В последующие годы антизападничество все более становилось для последних не просто опознавательным знаком, но платформой стратегической консолидации.

  В то же время вялая экономика, уход молодежи в интернет, сокращение влияния телевидения формировали в антизападных элитах чувство небезопасности и неопределенности – накануне неминуемого в 2020-е годы поколенческого перехода, когда и политическая власть, и управление собственностью должны были перетечь из рук первого поколения путинской элиты к их детям. В этой ситуации дальнейшая и более радикальная изоляция России от Запада на плацдарме патриотической мобилизации выглядела для них вполне адекватной стратегией. Одновременно она вела к дальнейшему ослаблению тех элитных отрядов, которые находились одной ногой на Западе – сохраняя таким образом определенную степень свободы и даже потенциал для политического реванша.

  Это вовсе не значит, что в планы антизападной путинской элиты входила столь масштабная невойна и столь масштабные санкции против российской экономики. Как нередко случается в истории, все это стало результатом того, что «что-то пошло не так» – то есть ошибочных прогнозов и расчетов. Однако предложенная здесь картина во всяком случае объясняет контекст и условия, в которых логика ошибочного решения стала возможной – и в какой-то мере перспективной и востребованной для широкого круга путинской элиты.

  Парадокс в том, что наиболее прямым эффектом санкций стал подрыв именно прозападной группы в российских элитах. Разумеется, не потому что их роль в становлении и сохранении режима более значима, а потому что ударить по ним Западу было проще: их капиталы хранятся на Западе. В то же время ресурсы и активы другой – и более значимой – части путинской элиты находятся внутри России. Они защищены ее изоляционистским дрейфом, а основу их составляют доходы от продажи энергоносителей. И подрыв их политического влияния возможен лишь вместе с подрывом российской экономики в целом.