Алексей Рощин. Россия после Навального: реверс теперь без аверса

• Опубликовал Алексей Рощин 24 февраля - 3 791 просмотр

  

  После гибели Навального в тюрьме что-то необратимо изменилось. Вообще выражение «ушла эпоха» – это расхожий штамп, так очень любят говорить после смерти почти любого более или менее известного человека, и чаще всего это оказывается неправдой. Знаменитости больше нет, а жизнь продолжает идти своим чередом, и люди, даже поплакав, все равно потом расходятся по домам и продолжают заниматься своими делами – то есть эпоха остается та же, что и была.

  Но Навальный при том, что 10 лет он был «лишенцем» (лишенным права участия в выборах), а последние 3 года и вовсе бесправным узником с клеймом «террориста», оставался все же в символическом плане – и на российском безрыбье – редкой фигурой федерального масштаба и всероссийской значимости. С его убийством образовалась пустота, которую будет очень нелегко заполнить.

  В каком-то смысле Навальный был последние как минимум 15 лет альтернативой Путину, то есть – «теневым президентом». Не скажу, что эта мысль многих даже на «либеральном» фланге приводила в восторг – нет; самые разные люди самых различных убеждений от такой перспективы кривились, приходили в ярость. Но это не меняло главного – в РФ просто не было другой такой соразмерной фигуры. Запад кстати вообще привык воспринимать Навального как наиболее вероятного «преемника» для времен, «когда Россия начнет выздоравливать». Он был для Запада этакий «опальный кронпринц»: сейчас его гоняют, но все равно – его наследство от него не уйдет.

  Все эти расклады полетели к чертям 16 февраля. И поэтому его смерть большая потеря… для Путина. Тот остался на монете один – как реверс без аверса. Тень без фигуры. Его безальтернативность, лишенная какого бы то ни было символического прикрытия, стала очевидна для всех.

  А безальтернативность раздражает всех – даже монархистов. Пожалуй, уход Навального – это такой звоночек и для Путина. Едва ли один другого надолго переживет.

  Но самое главное: смерть Навального стала холодным душем для тех, кто до последнего в глубине души верил, что все происходящее в России и вокруг нее последние 2 года – это все-таки понарошку, временные неприятности. Что вот еще немного переждать, потерпеть – и будет «победа» (или там «поражение», какая разница?), а после всё вернется взад и будет как прежде: кафе Жан-Жак, поездки в Ниццу, журнал Столица, там нашисты сжигают книги Сорокина, тут Навальный собирает какой-то очередной митинг, все счастливы, все смеются…

  Навальный все-таки, хотел он того или нет, стал символом «жирных путинских годов», таким же, как и сам Путин. Непотопляемый, неунывающий, живой, бессмертный.

  И вот его нет, а это означает, что ничего уже не повторится и ничто не будет как прежде. Как там у Блока: «причастный тайнам, плакал ребенок, о том, что никто не придет назад». Это понимание постепенно придет ко всем. Убийство оппозиционера разрушило ту грандиозную иллюзию Стабильности, которую режим старательно выстраивал много-много лет, тратя на это огромные ресурсы (и даже сейчас прикладывая огромные усилия, чтобы боевые действия на 1000-километровом фронте в наименьшей степени ощущались средним российским обывателем).

  Смерть Навального в застенках – это смерть любых надежд на то, что в РФ в принципе может что-то измениться так называемым «эволюционным путем». И это камешек, который может породить лавину. Так-то, в чисто материальном смысле – как бы ничего и не произошло. Ну, из множества протестно настроенных жителей России умер всего лишь один. Но символически – как бы закрылась тяжелая дверь. Или опустилась громадная задвижка на плотине, и теперь вся вода должна будет течь только в один желоб.

  С уходом Навального, я бы сказал, в России закончилось время инфантилизма и розовых иллюзий. И это на самом деле страшно – потому что тот зверь, который спал и видел сны, вовсе не добр и совсем не умён, а оседлать его, когда он проснется, очень трудно.

  Сам Навальный в середине «десятых», будучи на вершине популярности и обласканным Западом, говорил: «Я буду как Путин, только лучше!»

  Новые, идущие за ним, будут даже не как Пригожин. Как обычно впрочем: убивая последних оппонентов, режим думает, что этим он себя гарантирует от любых неприятностей – но тут оказывается, что главные неприятности только начинаются.