Я опубликовал рассказ психолога, работающей в программе «Реабилитация беженцев»:
«Привезли деток из Мариуполя. Худые, неразговорчивые. Несколько месяцев жили впроголодь в подвалах. Среди них два братика 10 и 7 лет. Протягиваю им печенье. Спрашивают:
– С кем-то надо поделиться?
Наливаю воду в стаканчики.
– Можно выпить её всю?
Пытаюсь разговорить:
– Скучаете по Мариуполю?
Старший:
– А Мариуполя больше нет.
Младший:
– Но море осталось! Приезжайте, море осталось!..
В итоге реву в три ручья, а дети утешают:
– Почему вы плачете? Не надо! Вас же не бомбят…»
В ответ иные читатели из ЖЖ и ФБ проявили решительное возмущение: де женщина-психолог «повела себя непрофессионально». Кто-то даже яростно стал требовать ее увольнения. Что еще более странно – особенно выпрыгивали из лифчиков комментаторши. Потому что она «ревела в три ручья, и дети ее утешали».
Это очень характерно для современных россиянин. Людей родом из насквозь забюрократизированного, бездушного государства, из страны, которой правит, по сути, аппарат. Ну и бандиты, конечно (в основном – в погонах) – сочетание зубодробительное. Поэтому несчастные искренне убеждены, что когда человек на работе проявляет какие-то живые человеческие эмоции, непосредственную реакцию, сильные чувства – он ведет себя «непрофессионально». Или, другими словами, чем больше человек похож на автомат, на бездушного робота – тем, стало быть, он больший «профессионал».
Люди настолько привыкли к отсутствию нормального человеческого отношения, что принимают это за норму. Роботом, значит, быть хорошо, а человеком – плохо. Человек ведь несовершенен. То ли дело машина! Ни эмоций, ни индивидуальности – вот как надо!
Потрясающе, но это свое «понимание жизни» (абсолютно неверное в корне) они смело прилагают даже к работе психолога. Более того – к психологу, работающему с детьми. С детьми травмированными, пережившими такое, что и не всякому взрослому под силу. Как надо работать с такими? Естественно, с каменным лицом и с фальшивой казенной улыбкой. Своих реальных чувств не показывать, а всеми силами создавать у детей, которых едва не убили, впечатление, что теперь они оказались во власти бездушных казенных автоматов. Конечно же, в такой обстановке дети быстро поймут, что надеяться в этой пустыне им не на кого – и отчаянным усилием воли моментально сами реабилитируются. Это же наши, русские дети – то есть дети невротиков. «Ты людей позабыл – мы всегда так живем».
Так вот – ни хрена! Несчастные травмированные собственным детством читатели, в жизни не видевшие, возможно, ни одной нормальной сочувственной реакции от собственных лишенных эмпатии родителей, теперь возмущаются «непрофессиональной» психологиней. Которая расплакалась от ужаса, боли и сострадания прямо в ходе разговора с жертвами варварского штурма мирного города. Дикие невротики боятся и не понимают нормальных, человеческих реакций на попавших в беду детей.
Впрочем частично возмущенных можно простить – они, возможно, вообще не представляют себе работу психолога, тем более – психолога в реабилитационном центре. Так вот: психолог «лечит», если это можно так назвать, прежде всего собой. В этом – главная функция любой психотерапии: показать человеку, что он – не один. Что есть кто-то, кто способен его понять, выслушать – и посочувствовать ему, конечно же. Не «потому что», а просто так. По-человечески. Говоря чуть более пафосно – помочь восстановить нарушенный контакт с миром.
Дальше могут быть самые разные методики, приемы и упражнения, но в основе всегда – прямой контакт, основанный на сочувствии, сопереживании и принятии. Это – как канат. Только держась на него, невротик может начать выбираться из той бездны (или маленькой ямки), в которой он оказался, утратив связь с миром. Не будет этой основы – никакие «методики» не помогут.
Это опять же не означает, что каждый психолог, работающий с детьми, должен над ними рыдать. Тоже нет. Задача психолога – быть собой, быть настоящим. Травмированному, испуганному, потерявшемуся очень важно увидеть что-то настоящее перед собой – он ведь живет в мире страхов и призраков. За настоящее можно уцепиться.
Дети в нашем случае увидели перед собой настоящую, живую – нет, конечно, не психолога. Увидели добрую тетю. То, что они сами начали ее утешать – это активное действие, может быть, первое за очень долгое время. И это – любой реабилитолог не даст соврать – очень благоприятный признак, как раз и есть движение вверх, из той ямы, в которой бедные дети оказались.
Таким образом психолог в первую же встречу, по заветам великого американца (и очень доброго человека) Эрика Берна, добилась существенного результата. Но не потому что применила хитрую методику – а потому что была собой. Она детей пожалела. Дала им то, в чем они больше всего нуждались.
Печально другое. Невежественные и переломанные невротики-комментаторы – это еще полбеды, мало ли дураков. Хуже, но весьма вероятно, что такие вот «профессионалы» могут оказаться среди проверяющих такого или подобного реабилитационного центра. И они придут – и выгонят такую женщину-психолога с работы «за профнепригодность». «А что это она плачет?» И поставят вместо нее грымзу с оловянными глазами, которой плевать и на детей, и на войну, и вообще на все на свете – но зато хорошо знающую Инструкцию.
И это будет по-своему логично: система, состоящая из людей без эмпатии, всегда будет выдавливать из себя всеми способами тех, кто способен сочувствовать и сопереживать. Причем – считая, что делает благое дело, избавляясь от «слюнтяев» и «нытиков».
Комментарии