Песня Песней и баня с пауками

• Опубликовал Бледный Призрак 23 марта 2019 г. - #история  #  #христианство  #бог  #иудаизм  #смысл жизни  #авраамические религии  - 1 687 просмотров

   

  Мы переживаем коллективный опыт преисподней.

   

  Наше Я – это результат взаимодействия. Это не статичная данность, как кажется, это результат встречи с другими. Наше Я - есть результат динамики взаимоотношений, мы постоянно творим друг друга. Ощущение собственной реальности обретаешь, видя свое отражение в чужих глазах. В большей мере его обретаешь, когда взгляд – любящий. Взгляд матери и зачинает зерно будущей личности. И окончательно оформляет взгляд возлюбленной или возлюбленного. В этой связи отношений и оформляется человек. Смысл любви не только в том, что от нее рождается третий, ее смысл в том, что от нее рождаются сами влюбленные – обретают друг друга и сами себя одновременно. "Self made man" – злая сказка, никто не создает себя в одиночку. Мир не сумма одиноких, обособленных атомов, повисших в пустоте, это поле непрерывных взаимосвязей.

  Но чтобы обрести бессмертие в этом текущем, непостоянном мире, нужен взгляд бессмертного существа. Бессмертие возможно только тогда, когда Бог смотрит на тебя, и в его глазах видишь свое бессмертное отражение. Что такое «вечная память» в церковных песнопениях? Кто вечно помнит? Именно Тот, кто вечен. Бог помнит о тебе вечно, поэтому ты тоже вечен. Бог вечно смотрит на тебя и поэтому ты бессмертен. Не случайно именно всевидящее око становилось символом Бога.

  Что такое история? Как возможна история? Может ли историю охватить отдельный человек? Нет, он слишком недолго живет, он – фрагмент истории. А как мы тогда можем верить в историю? Шекспир пишет в пьесе «Как вам это понравится»:

   

  .. Весь мир — театр.

  В нем женщины, мужчины — все актеры.

  У них есть выходы, уходы

  И каждый не одну играет роль.

   

  Мы участвуем в представлении, мы актеры. Но кто зритель? Зритель Бог. Так лишь возможно представление истории - только если на него смотрит Бог, тогда разрозненные события сливаются в одну пьесу, в одну историю.

  Неподготовленному читателю трудно понять, почему в Ветхом завете оказалась «Песня Песней»:

   

  1 Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина.

  2 От благовония мастей твоих имя твое - как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя.

  … 1 О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои - как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; …

  5 два сосца твои - как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.

   

  Это кажется странным, неуместным, если не понять, что весь Ветхий завет одна история любви – Яхве и избранного народа. Эта история пронизана эротизмом, который «Песня Песней» лучше всего выражает. Яхве – страстный любовник, который обращается к еврейскому народу, как к возлюбленной. Он любовник пылки и ревнивый, с яростью карающий свой неверный предмет вожделения. Но в этой кровавой ревности проявляется все та же пылкая любовь.

  Мне друг передавал разговор старух. Они сидели и обсуждали своих стариков, жаловались, как те колотят их. А одна с непередаваемой грустью, глядя с тоской вдаль сказала: «А мой меня не бьет. Наверное не любит…»

  Яхве любил избранный народ и потому бил его.

  Все авраамические религии – ожидающие. Возлюбленный дал обещание, обетование, Он так или иначе должен вернуться и тогда все изменится. Это должна быть счастливая история любви, которая искупит все страдания ожидания. И если что-то придавало смысл существования, то только мысль – что возращение неизбежно, уже скоро и вот тогда все преобразится. И в этом ожидании шли столетия.  И с каждым новым столетием в этом ожидании было все больше сомнений, горечи и надрыва.

   

  Есть бесконечно грустная история Сольвейг из пьесы Генрика Ибсена, которая до самой старости тщетно ждала своего возлюбленного. Она мне кажется особенно трагичной, возможно, благодаря печальной музыкальной теме Грига, звучащей в «Песне Сольвейг»:

   

  Зима пройдёт и весна промелькнёт,

  И весна промелькнёт;

  Увянут все цветы, снегом их занесёт,

  Снегом их занесёт.

  И ты ко мне вернёшься - мне сердце говорит,

  Мне сердце говорит,

  Тебе верна останусь, тобой лишь буду жить,

  Тобой лишь буду жить.

   

  Мы не можем в полной мере понять всей глубины трагедии ожидающих религий, которые обманулись в своих надеждах. Мы очень часто свою душевную кастрированность, опустошенность принимаем за умудренность.

  Как пишет Элиот:

   

  Мы полые люди,

  Мы чучела, а не люди

  Склоняемся вместе -

  Труха в голове,

  Бормочем вместе

  Тихо и сухо,

  Без чувства и сути,

  Как ветер в сухой траве

  Или крысы в груде

  Стекла и жести…

   

  Мы полые люди… Нам не понять эту религиозную влюбленность, это страстное ожидание Возлюбленного, в которое вкладывались силами своей души, которым горели. И что означало ощущение, что надежды обмануты. Нам, с трухой в голове, не понять всей меры отчаянья.

  У Леонида Андреев есть повесть «Жизнь Василий Фивейского» о человеке, который в невыносимой, безысходной атмосфере весь вложился в веру, полностью отдался ей, но его надежды не оправдались и вот он погружается в беспросветный мрак и бежит в состоянии ужаса: «И тогда с диким ревом он бежит к дверям. Но не находит их и мечется, и бьется о стены, об острые каменные углы -- и ревет. С внезапно открывшеюся дверью он падает на пол, радостно вскакивает, и -- чьи-то дрожащие, цепкие руки обнимают его и держат. Он барахтается и визжит, освободив руку, с железною силою бьет по голове пытавшегося удержать его псаломщика и, отбросив ногою тело, выскакивает наружу.

     Небо охвачено огнем. В нем клубятся и дико мечутся разорванные тучи и всею гигантскою массою своею падают на потрясенную землю -- в самых основах своих рушится мир. И оттуда, из огненного клубящегося хаоса, несется огромный громоподобный хохот, и треск, и крики дикого веселья. На западе еще светлеет голубая -- полоска, и, задыхаясь, он бежит к ней. Ноги его путаются в длинной каляной ризе, он падает, крутится по земле, окровавленный, страшный, и снова бежит. Улица безлюдна, как ночью -- ни у домов, ни в окнах ни одного человека, ни одного живого существа: ни зверя, ни птицы».

  И так бежит он, пока не падает замертво: «О. Василий упал в трех верстах от села, по середине широкой и торной дороги. Упал он ничком, костлявым лицом в придорожную серую пыль, измолотую колесами, истолченную ногами людей и животных. И в своей позе сохранил он стремительность бега; бледные мертвые руки тянулись вперед, нога подвернулась под тело, другая, в старом стоптанном сапоге с пробитой подошвой, длинная, прямая, жилистая, откинулась назад напряженно и прямо -- как будто и мертвый продолжал он бежать».

  Есть реальная история Шабтая Цви, который 31 мая 1665 в Газе публично провозгласил себя Мессией. Эта история вызвала волнения, закончившись, впрочем, очень позорно. И можно долго думать, чего тут было больше – безумия, расчета или еще чего-то. Но возможно, что здесь было надрывное ощущение, что если Возлюбленный не возвращается, то надо что-то делать. Пусть и нечто безумное, Бог должен увидеть и вмешаться, проявить себя. Когда чудо не случилось, то все тут же  сдулось и наверное потому, что уже было «все равно»: в самых основах своих рухнул мир…

  Но мысль «надо что-то делать» продолжила развиваться. То, что можно делать в такой ситуации, описал Александр Грин в «Алых парусах». Ассоль верит обетованию старого Эгля: «Не знаю, сколько пройдет лет, только в Каперне расцветет сказка, памятная надолго. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус… Ты увидишь храброго, красивого принца… Я приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство – скажет он…». И Ассоль вполне могла бы разделить судьбу Сольвейг, состарившись в тщетных ожиданиях, но Артур Грэй воплощает ее мечту.

  Главная мысль «Философии общего дела» Николая Федорова в том, что мы не должны ждать Возлюбленного, мы должны пойти Ему навстречу. И в этом пути восхождения, мы так должны преобразиться, что когда мы наконец встретимся с Возлюбленным, то узнаем в Нем себя. Эта идея слилась в России с марксизмом и породила советское государство, там, в глубинах, горела эта пламенная мысль, эта любовь. Сольвейг вышла из своей коморки и пошла навстречу Любимому.

  А потому случилась катастрофа и все рухнуло. И обнажилась полная пустота…

  Что значит человек, на которого больше не смотрит Бог? Человек начинает исчезать и рассыпаться…

  Я однажды прочитал необычное определение преисподней, которое запомнил навсегда. Не помню, кому оно принадлежало, но суть его в том, что преисподняя – это всего лишь место удаления от Бога. Там нет ничего, что характерно для фресок с изображением ада, разнообразия пыток и чего-то подобного. Это просто пространство полной богооставленности и в этом заключается невыносимая пытка.

  Свидригайлов говорит: «Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится».

  Мне кажется, что мы сейчас переживаем коллективный опыт преисподней, мы оказались запертыми в этой закоптелой баньке с пауками…