О значении Маркса

• Опубликовал Бледный Призрак 25 декабря 2018 г. - #Ленин  #революция  #большевики  #Маркс  #старообрядцы  #беспоповцы  #бегуны  #Endkampf  - 1 750 просмотров

   

  Глупые, дилетантские размышления о том, чего хорошо не знаю…

   

  

   

  Глупо рассуждать о том, что до конца не знаешь, что хорошо не изучил. И я сейчас как раз займусь глупостью, подставляясь под справедливые упреки в невежестве. Я хочу немного поговорить о Марксе. Его почти не читал, мои представления о нем крайне поверхностны, отовсюду по немного: что-то из советской школы, из советского института, потом из книг, из роликов. «Капитал», конечно же, не читал, все тонкости экономической доктрины Маркса – не знаю, не ведаю. Образ Маркса у меня выходит поверхностный, смутный. Вообще мои познания, надо сказать, в принципе поверхностны и странные. Они не столько рациональны, логичны, сколь… как бы это сказать? … душевны что ли. Мне даже важно не сколь правильно знание, а греет или нет оно душу. Если не греет, то при всей правильности мне такое знание бывает совсем малоинтересно. Наверное, неправильно так подходить к миру.

  Так вот: в моих смутных знаниях о Марсе мне согрело душу несколько представлений: это конечно же переход в иную формацию и раскрытие творческих способностей человека, и концепция отчуждения. Отчуждение – для меня психологическая реальность, очень понятная и близкая. При этом, возможно, я это отчуждение понимал по своему, не так как Маркс, но все равно это сделало для меня его близким, хотя его экономическая часть – что смутное.

  Но по настоящему задуматься о Марксе меня заставила критика С.Г.Кара-Мурзы. Одно дело, когда Маркса критикуют враги социализма, тут все понятно, но Кара-Мурза - советский человек, написавший два прекрасных тома «Советской цивилизации».

  Я очень люблю Сергея Георгиевича, помню, что впервые с ним познакомился по статьям в «Советской России» еще в 90-е или ранее, потом все время искал его статьи, которые всегда были интересные, давали особый взгляд на ситуацию. Потом были его книги, к которым я все время обращался и перечитывал. Но его критика Маркса не то, чтобы вызывала сразу у меня отторжение (этого не могло быть, в силу моей некомпетентности, что я мог возразить по факту?). Но я почему-то не мог ее принять. По той же глупой душевности, меня это «не грело». А почему – даже сам не понимал.

  Я с этим пытался неторопливо разбираться, потом вроде бы что-то прояснилось. Возможно, я не вполне понял аргументацию Кара-Мурзы, но у него вроде бы как выходило, что русская революция пошла вопреки Марксу и была особым, сугубо национальным явлением. И вот именно это меня смущало.

  Для меня Маркс – это пророк нового хилиазма, учения о тысячелетнем царстве Христове, которое приняв рациональный язык эпохи, обещало восхождение человека на новую ступень. И в этом смысле значение Маркса – мировое. И если русская революция пошла по этому же мировому вектору, то это эпохальное явление, колоссальный тектонический сдвиг. А если большевистская революция – провинциальная история, то это уже совсем другое. Это как если бы Христа назвали местным, провинциальным сектантом. Или Магомета. Или Будду.

  Поэтому можно конечно указывать на то, что русская революция пошла не совсем по классику, но если совсем уже оторвать Ленина от Маркса, то получается что-то совсем иное. Маркс задал особый вектор истории – восходящий. А если большевизм просто свести к народности, этничности, то это мир цикличности, вечного возвращения, исчезает большой смысл. Все ломается. Хотя, конечно же, в большевизме чудным образом соединилось родное и вселенское. Надо понять только – что было вселенское, что было родное.

  Почему марксизм получил такое распространение в России и многие им переболели, даже те, кто позже отошел от него (например, Булгаков)? Быть марксистом в застойные времена (в виде партийного начетника), не то же самое, что быть революционером до 1917 года. Когда вступаешь в борьбу с системой, которая еще очень крепка, зубаста, безжалостна и готова тебя растоптать, то у тебя нет еще никакой уверенности на победу и легко пасть духом. А что в этой ситуации давал марксизм для борющихся? Веру. Он как апостол Павел в Послании к Римлянам заявлял: «Если Бог за нас, кто против нас?» Борющийся тогда на веру принимал то, что он сливается с победоносным, восходящим вектором истории. И если он погибнет, будет раздавлен, то дело его не умрет. Это придавало особую, накаленную убежденность. Некоторые критики называют большевиков фанатиками, думая что тем самым они их дискредитируют. Но кто из тех великих, что менял историю не был фанатиком? Кто из тех, что шел вопреки обстоятельствам к своей цели – не был фанатиком? Ван Гог, например, не был фанатиком? Человеку для борьбы мало одной только рациональности. Одна лишь рациональность подчас будет говорить о бессмысленности борьбы, о необходимости капитуляции. Нужна нерушимая убежденность. Ее то и дал марксизм. И эта вера легла на особую русскую почву.

  Время от времени появляются материалы разной степени глубины о связи старообрядчества с большевизмом. Александр Пыжиков на это книгу написал. Для тех, кто совсем не знаком с этой темой – все старообрядцы на одно лицо, как китайцы. На самом деле между старообрядцами-поповцами и никонианами намного меньшая дистанция, чем между старообрядцами-поповцами и старообрядцами-беспоповцами. Поповцы были и остаются классическими консерваторами. А вот беспоповцы – это уже иное. В этой части кипело накаленное русское религиозное творчество, которое не просто искало ответы на вопросы, создавало новые формы, но тут же их воплощало в яростной,  страстной, бескомпромиссной практике. И эта часть жила мыслью, чаяньем Последней битвы (Endkampf). Это тема большого разговора, но я сейчас процитирую небольшой отрывок: «Бегун находился как бы в состоянии скрытой войны, брани с антихристовым государством до той поры, когда наступит час последней битвы. Как учили первые апостолы бегунства, странничество есть временный режим, который приходится поневоле практиковать до тех пор, пока нельзя вступить в открытую борьбу с антихристом. В «Разглагольствии тюменского странника», принадлежащем перу некоего Василия Москвина проводится разделение двух миров — мира Божия и мира сатаны, небесного града Сиона и земного града Вавилона. В нем отрицались все основы крепостнического государства, которое описывалось в таких образах: русские законы — кривосказательные книги, священный синод — жидовский синедрион, сенат — антихристов совет, ибо число 666 есть числовое выражение слова «сенаторы». Но в конце «Разглагольствия» звучит уже новая нотка. Бороться с антихристом до времени открытою силою нельзя; но время уже близко. В итоге должна была состояться последняя битва («последний и решительный бой») бегунов с воинством антихриста, т. е. с царской армией. И так, как бегунов возглавит сам Бог на белом коне, то победа и достанется им. А после должно установиться новой царство справедливости. Судя по идеям бегунов – совершенно коммунистическое.  (Например, наставник бегунов, Василий Петров, крестьянин Костромского уезда, выступил в некоторых ярославских и вологодских «пристанях» с проповедью коммунизма. Он громил собственность, и в особенности денежные капиталы, ибо деньги заклеймены печатью антихриста; пользуясь своей властью, он обращал личное имущество странников в общее достояние общины).

  А до последней битвы бегуны представляли собой скрытую армию, которая борется с миром зла «противлением его воле и неисполнением его законов»…».

  Я думаю, что эта народная, скрытая река и слилась с марксистским учением, обретя формы большевизма. И тут родное откликнулось на вселенское, и в итоге обрело мировое значение. Вот почему Маркс, при всех возможных ошибках и прочем, прочем, - одновременно и вселенский, и родной… И его нельзя отдавать.