Политика и искусство

• Опубликовал Борис Митяшин 20 мая 2018 г. - 1 820 просмотров

  Ровно сто лет назад Владислав Фелицианович Ходасевич написал замечательное стихотворение: "Без слов", которое сыграло в моей жизни большую роль. Пусть эта история станет для него юбилейным памятником.

  Я - советский диссидент и последний свой срок отбывал в 1984-88 годах за распространение "тамиздата". 

  В конце 70-х мне повезло получить доступ к дип.каналу во французском посольстве в Москве, через который ежемесячно получал по 5-10 килограммов русских книг прямо из русского книжного магазина в Париже. Это длилось несколько лет!

  Пока не уехал домой во Францию "посредник", очень хороший человек.

  Тому, что ГБ не смогла меня провалить, способствовало то, что я был не москвич, а ленинградец. Московские чекисты следили за своими диссидентами, которых я обходил стороной, а ленинградские за своими. Мне, жившему на Исаакиевской площади, требовалось только пару раз в месяц в полдвенадцатого срываться из дома на Московский вокзал, быстро покупать в воинской кассе с плюсом в рубль билет на "Красную стрелу" и: здравствуй, дорогая Москва!

  А для местного ГБ я - пустое место, поэтому в нужное время спокойно шёл прямо в квартиру на Кутузовском. Никаких контактов на улице!

  Слабое место - только Ленинград, где и ты под колпаком, и твои читатели.

  В 82 году "взяли" за своё двух диссидентов, Репина и Долинина, которые покаялись и стали активно сотрудничать со следствием. Назвали и меня, как постоянный источник "тамиздата".

  Опускаю ненужные здесь подробности, как меня "взяли" и как оказался на зоне. Главное, мои источники литературы ГБ установить не сумела.

  В апреле 1987 года меня привезли на 35 Пермскую зону, где вскоре при моём участии произошла забастовка. Меня посадили в карцер и уже на зону не выпускали, т.к. я, уже как невольник чести, отказался от работы и там. Потом выездной суд определил для меня тюремный режим содержания до конца срока. Так я оказался в чистопольской тюрьме.

  Там я тоже последовательно отказался от работы и моя жизнь состояла из постоянных карцеров по 10-15 и более суток с перерывами в камере по 3-5 дней. Вплоть до досрочного освобождения "перестройкой" 3 декабря 1988 года.

  Теперь мы подошли к главному: как можно было это выдержать? Ведь в карцере, как оказалось, психологически самое трудное для человека не голод и не холод, - от этого страдает тело, а - полная изоляция от внешней информации и полное ничегонеделанье. Как-то надо убивать бесконечное время, а мне пришлось пробыть в них в общей сложности больше года из 4-х с половиной.
  У верующих людей существуют укрепляющие душу молитвы, а для неверующих такими молитвами, как я убедился, оказываются стихи!

  Такой самой укрепляющей веру в себя молитвой для меня стало стихотворение Бунина:"Набегает впотьмах...", а ходасевичевское: "Без слов" оказывало очень необычное воздействие. Продекламирую - и минуту ещё хожу по камере, улыбаясь! И так всякий раз. Даже если повторял подряд. Оно безотказно действовало, как заговОр:

   

  Ты показала мне без слов,

  Как вышел хорошо и чисто

  Тобою проведённый шов

  По краю белого батиста.

   

  А я подумал: жизнь моя,

  Как нить за Божьими перстами

  По лёгкой ткани бытия

  Бежит такими же стежками.

   

  То виден, то сокрыт стежок,

  То в жизнь, то в смерть перебегая...

  И, улыбаясь, твой платок

  Перевернул я, дорогая.

   

  И что бы ни утверждали нынешние "законодатели" светского искусства, высшее его назначение остаётся религиозным! Религиозным в том смысле, чтобы не конфессионально укреплять человеческий дух в его обстояниях - объективной красотой и совершенством мира.

  В этом смысле художественно строгий и эмоционально проникновенный пейзаж - почти икона! 

  И для самых безнадёжных сюжетов высший результат творчества большого художника - объективное присутствие нравственных координат в природе.

  Таков передавленный, но преодолевающий свою катастрофу репей в "Хаджи-Мурате",  таковы "Колымские рассказы", "В круге первом", "Факультет ненужных вещей", "Москва-Петушки", "Николай Николаевич".

  Ибо человек по рождению, по природному замыслу не "раб Божий", а сотворец Богу, поэтому в испытаниях жизни подтверждающее его искусство - это самая необходимая опора.