Реальная, краткая история христианства

• Опубликовал Николай Бонин 11 ноября 2016 г. - #история  #Библия  #Христианство  #Ренан  - 3 777 просмотров

  Очень хорошо и правдиво описывает историю возникновения христианства известный французский исследователь Жозеф Эрнест Ренан (1823 – 1892 г.г.) в своей книге «Христианская церковь» (перевод с французского В.А. Обручева, издание Н. Глаголева С.- Петербург). Трудно найти более компетентного и честного исследователя истории христианства, чем Эрнест Ренан. В октябре 1845 г. двадцати двух летний Ренан отказался от посвящения в церковный сан и покинул свою семинарию. Незадолго до этого он записал: «Католицизм удовлетворяет все мои способности, за исключением критического мышления». В 1878 г. избранный к тому времени в академии России и Португалии Ренан получил, наконец, и должное признание на родине – его избрали в члены французской Академии, а в следующем году он был избран в число её «40 бессмертных». 2 октября 1892 г. 69-летний Эрнест Ренан скончался. В соответствии с его желанием на надгробии была выбита надпись по-латыни: «Veritatem dilexi» ( «Я любил истину»).
            Историю возникновения христианства он изложил в работе «Христианская церковь»:

           “Глава V. Начало христианской философии
            Религиозная философия, служащая основанием всем этим усложнениям, столь далёким от мысли Иисуса, мало оригинальна. Филон уже изложил, с большой целостностью и последовательностью, её главные принципы. У Филона, так же как и у автора четвёртого Евангелия, мессианизм и апокалипсические верования почти не имеют значения. Всё, что воображалось народному иудаизму, заменено, метафизикой, весьма много заимствовавшей от египетской теологии и от греческой философии. Идея воплощённого разума, то есть божественного разума, воспринимающая конечную форму, вполне египетская. От самых отдалённых времён и до появления герметических книг, Египет проповедует Бога, единого, живущего в существе, вечно порождающего себе подобного, Бога двойственного и в то же время единого. Этот первенец, вечно проистекающий от отца, есть Солнце, есть Слово, создавшее всё, что есть, и без которого ничто не было создано.
            Четвёртое Евангелие было произведением того же порядка. Автор мог написать его сначала для себя и нескольких друзей. Он так понимал жизнь Иисуса. Сначала, он, конечно, с большой осторожностью знакомил с своим произведением тех, которые знали, что такая вещь не могла быть написана Иоанном. До конца II века, книга встречала лишь равнодушие и противодействие. Во всё это время, рамкой жизни Иисусовой служит рамка Евангелей, которые мы называем синоптическими. Тон слов, приписываемых Иисусу, есть тон изречений Матфея и Луки. Напротив, в конце II века, мысль о четвёртом Евангелии принята, и для поддержания этой четверицы находят благочестивые легенды и мистические причины…

          В общем выводе, всего более вероятным в этой трудной задаче представляется то, что через несколько лет после смерти Иоанна, некто стал писать, от его имени и для его прославления, Евангелие, которое представляло или считалось представляющим, сохранённое им предание. Насколько начинания книги были темны, настолько окончательный успех был блистателен. Этому четвёртому Евангелию, родившемуся последним, подделанному в стольких отношениях, где словоизлияния во вкусе Филона заменили подлинные слова Иисусовы, понадобилось более полувека, чтобы найти себе место. Затем оно восторжествовало по всей линии... Они должны были предпочесть Евангелие, где мечта перешла в мир отвлечённостей и откуда было изгнано верование в близкую кончину мира. Тут уже нет вещественного появления в облаках, нет притч, нет бесноватых, нет царствия Божьего, нет еврейского Мессии, нет хилиазма, даже нет иудаизма. Иудаизм забыт, осуждён; «евреи» - злые люди, враги истины. Они отказались принять Слово, которое пришло к ним. Автор ничего больше не хочет знать про них, кроме того, что они убили Иисуса, подобно тому как у шиитов имя араба сделалось синонимом безбожника, нечестивца, потому что арабы убили святейших из числа основателей ислама.
            Таким образом, то, что составляет литературный недостаток четвёртого Евангелия, станет причиною его всемирного характера. Это Евангелие освобождает христианство от множества первородных связей… Автор серьёзно полагает, что в Галилее не появилось никакого пророка… Это будет Евангелие, милое всем, которое, стыдясь факта, что Иисус был евреем, не захотят больше слышать ни про иудео – христианство, ни про хилиазм, и охотно сожгли бы Апокалипсис. Таким образом, в трудной операции отделения христианства от иудаизма, четвёртое Евангелие занимает положение далеко впереди св. Павла. Павел настаивает на том, что Иисус отменил Закон, но он никогда не отрицает, что Иисус жил по Закону. Его ученик, Лука, проявляет известную благочестивую утончённость, изображая Иисуса исполняющим все предписания Закона. В глазах Павла, израильтяне ещё пользуются большими преимуществами. Четвёртое Евангелие проявляет, напротив, живую антипатию к евреям, как к нации и как к религиозному обществу… Христианство сделалось своего рода тайной философией, о которой ни Пётр, ни Павел конечно, не догадывались.
           Будущее принадлежало трансцендентальному идеалу... Окончательный разрыв с иудаизмом был необходимым условием основанием нового культа. А христианство могло иметь успех лишь при условии культа чистого, не зависящего от всякого вещественного символа… Понятый таким образом, Иисус уже не пророк; христианство, так понятое, уже не секта иудаизма, а религия Разума… Его автор, кто бы он не был, оказался искуснейшим апологетом. Он сделал, но с успехом то, что тщетно старались сделать христианские ораторы наших дней: он вывел христианство из старой, слишком узкой колеи. Он изменил Иисусу, чтобы спасти его, как проповедники, которые принимают личину либерализма и даже социализма, чтобы этим благочестивым недоразумением привлечь к Иисусу тех, кого эти слова прельщают…

            Иоанновыми писаниями начинается эра христианской философии и отвлечённых умозрений, которым до тех пор уделяли не много места. В то же время в прискорбнейшей степени возросла догматическая нетерпимость: простой поклон еретику считается уже за общение с ним… Сущность христианства переносится на почву догмы; гнозис – всё; познать Иисуса и познать его известным образом, вот в чём спасение. Плодом четвёртого Евангелие было богословие, т.е. довольно вредное приложение ума, в котором истощился византийский мир, и которое имело бы для Запада столь же бедственные последствия, если бы демон хитроумия не встретился здесь с мышцами более крепкими и более тяжёлыми мозгами.
  Этим христианство решительно отвернулось от иудаизма, и нельзя удивляться, что гностицизм, как высшее проявление умозрительного христианства, доведёт ненависть к иудейству до крайних пределов…

  
            Глава VII.
            Поддельные апостольские писания. – Христианская Библия.
            Между тем, мир упорно продолжал существовать. Требовалось всё неисчерпаемое количество терпения, самоотречения, кротости, чтобы не прийти в отчаяние, видя позднее исполнение Иисусовых пророчеств... Утомлялись, разыскивая причины этой задержки. Одни приходили в уныние, другие роптали...
            В этих то обстоятельствах, чтобы прекратить эти сомнения, один благочестивый писатель задумал распространить в кругах верующих послание, написанное будто – бы Петром. Церкви Павла только что собрали сочинения своего учителя и сделали к ним важные прибавления. И вот, по-видимому, римский христианин, принадлежащий к кругу, желавшему во чтобы то ни стало помирить Петра с Павлом, пожелал увеличить весьма незначительное литературное наследие галилейского апостола. Одно послание от имени первенствующего апостола уже ходило по рукам. Опираясь на это небольшое произведение и присоединив к нему выражения, заимствованные с разных сторон, получили мнимое «второе послание Петра», которому надеялись доставить такую же распространённость, как и первому.
           Со «вторым посланием Петра» закрылся, около ста лет после смерти Иисуса, цикл писаний, которые позднее были названы Новым Заветом, в противопоставлению Ветхому. Эта вторая Библия, кой Иисус был вдохновителем, хотя в ней не заключается ни одной его строчки, далеко ещё не была законченным каноном; много сочинений, более или менее псевдо – эпиграфических, одними признавались, другими были отвергаемы…

   

           Таким образом, христианство уже имело свою священную книгу, чудный сборник, который обеспечивал его торжество в отдалённых веках, когда, за утратою прямых воспоминаний о периоде возникновения, значение религий определяется лишь их писанными текстами.
            Само собой разумеется, что еврейская Библия сохранила всю свою авторитетность и продолжала считаться прямым откровением Божьим. Этот древний канон и присоединённые к нему апокрифические сочинения (как например, книга Еноха, успение Моисея и т.д.), почитались преимущественно перед всеми сборниками божественного слова. Его уже не касались; тогда как относительно новых писаний не считали запретным делом, ни прибавок, ни сокращений, ни произвольных переделок. Никто не стеснялся присваивать апостолам и самому Христу слова и писания, которые признавались добрыми, полезными и достойными такого святого происхождения. Если они и не говорили этих прекрасных вещей, то могли сказать, и этого было достаточно...
            Таким образом, христианство исполнило первый долг религии. Который состоит в том, чтобы ввести в мир новую священную книгу. К прежней Библии прибавилась вторая, далеко уступающая первой в классической красоте, но более способная привлечь к себе мир, вызвать его обращение к новому учению, одарённая большею способностью обращения мира.
           Канон Ветхого Завета, принятый христианами, был, конечно, тот же, что и у евреев, кроме некоторых второстепенных книг. Христиане не знающие по-еврейски, читали эти древние книги по александрийскому переводу, называемому Семидесяти Толковников, который они почитали почти наравне с еврейским текстом. Когда в греческом переводе были сделаны прибавки в тексте, а именно в книгах Есфири и Даниила, эти прибавки были приняты.

  
           Глава XIV.
           Ненависть между евреями и христианами.
           Еврейская катастрофа 134 года принесла христианам почти такую же пользу, как катастрофа 70 года. Тогда окончательно восторжествовали идеи Павла. Христианам мозаизм должен был казаться уничтоженным безвозвратно. Уцелела одна вера в заслуги смерти Иисусовой. Не допустив еврейской реставрации Иерусалима, Адриан оказал христианству огромную услугу…
          Таким образом, христиане воспользовались плодами своего благоразумного поведения во время восстания Бар – Козибы… Изгнание, поразившее евреев, постигло и христиан обращённых и исполнявших Закон, но не коснулось христиан необращённых, соблюдавших только заповеди Ноя. Это последнее обстоятельство устанавливало на всю жизнь такое различие, что классификация людей совершалась по нём, а не по вере или неверию к Иисусу. Христиане – эллинисты составили в Элии особую группу под председательством некоего Марка. До тех пор, в том, что называлось иерусалимской церковью, не было не одного священника, который бы не был обращён; мало того, из уважения к старому ядру, почти все члены этой церкви соединяли веру в Иисуса с соблюдением Закона. С этого же времени, иерусалимская церковь стала исключительно эллинской; её епископы, все «греки», как тогда говорилось…

           Препирательства с евреями становились в этих краях делом большой важности. Христиане находили, что евреев гораздо труднее обратить, чем язычников…
           Роли действительно переменились: язычники, вступая в церковь толпами, становились в ней большинством. Две главные связи нового культа с иудаизмом, пасха и суббота, ослабевали с каждым днём. Тогда как во время св. Павла, христианин, не соблюдающий Моисеева закона, с трудом был терпим, вынуждался ко всякого рода унизительным поступкам, теперь, напротив, лишь по особой милости не исключают из церкви иудействующего христианина...
           Евионизм и назорейство продолжали существовать до V или VI века в отдалённых частях Сирии, в особенности в краб по ту сторону Иордана, убежище всех сект, так как и в стороне Алеппо и на острове Кипре. Преследуемые правоверными императорами, они исчезли в буре ислама. В известном смысле, можно, однако, сказать, что они продолжались в исламе. Да, исламизм был, во многих отношениях, продолжением или точнее отместкой назарейства.
            Христианство, каким его сделали греки, политеисты и метафизики, не могло удовлетворить сирийцев и арабов, которые стремились к коренному отделению Бога от человека и нуждались в большей религиозной простате. Ереси IV и V века, имевшие центром Сирию, являются своего рода постоянным протестом против преувеличенных учений о троице и воплощении, которым греческие Отцы доставили торжество. «Каким же образом, податель жизни может сделаться смертным? – спрашивает Феодорит. – Тот, кто пострадал, человек, которого Бог взял из нашей среды. Страдание принадлежит человеку, который смертен. Пострадал образ раба». – «Я не завидую Христу, который сделался Богом, - говорил Ива Эдесский, - потому что я могу сделаться тем же, что и он». И в день Пасхи, он дерзнёт сказать: «Сегодня Иисус сделался бессмертным». Это настоящее евионитское или назарейское учение. Ислам не говорит ничего другого. Магомет познакомился с христианством через эти за – иорданские общины, несогласные с Никейским собором и позднейшими соборами. Которые развили сделанное Никейским. Христиане для него назареи.
  В этих же сектах заключается корень мусульманского докетизма. Если исламизм заменил иерусалимскую «kibla» Меккой, то, с другой стороны, он воздаёт величайшие почести месту храма; мечеть Омара возвышается на месте, осквернённом христианами. Омар сам работал при вывозе нечистот, и чистое единобожие восстановило свою крепость на горе Мориа. Часто говорят, что Магомет был ариец; это не точно. Магомет был назорянин, иудео – христианин. Семитическое единобожие, благодаря ему, восстановилось в своих правах и отмстило за мифологические и политеистические усложнения, введённые гением Греции в богословие первых учеников Иисуса…

  
  

          Глава XV.
          Антонин Благочестивый.
          Адриан возвратился в Рим, которого он уже не покидал, в 135 году. Римская цивилизация только-только истребила одного из опаснейших своих врагов, иудаизм. Везде был мир, уважение народов, видимая покорность варваров, установление и применение самых мелких приёмов управления. Троян окончательно был прав, когда полагал, что можно управлять людьми, обращаясь с ними вежливо. Представление о государстве не только попечительном, но благосклонном прочно укоренилось...
          Но глубокое различие разделяло обе школы и должно было их поссорить. По надеждам на близкий конец мира, по дурно скрытому желанию гибели античного общества, христианство было среди благотворной империи Антонинов разрушителем, с которым должно было бороться. Всегда всё видевший в чёрном свете, не оскудевавший в мрачных пророчествах, христианин не только не содействовал разумному прогрессу, но относился к нему презрительно. Почти все католические учёные признавали необходимость войны между империей и церковью, как последнего действия борьбы между Богом и дьяволом; они смело утверждали, что гонения будут продолжаться до скончания времён. Мысль о христианской империи хотя иногда и являлась им, но они считали её противоречием и невозможностью.
         В то время, когда мир проникался новой жизнью, евреи и христиане упорнее, чем когда – либо, утверждали, что настал его последний час.

   

          Глава XVII.
          Секты в Риме. Керигмы. Христианский роман.
          Окончательное примирение Петра и Павла.
          Все благоразумные люди видели, что для спасения дела Иисусова необходимо было полное примирение обоих главарей христианской проповеди. У Павла ещё долго оставались озлобленные враги, назареи; он имел также ударившихся в крайность учеников, как Маркион. Обходя эти упрямые левую и правую, совершилось слияние умеренных масс, которые, хотя и были обязаны своим христианством одной из этих школ, тем не менее вполне признали право других называться христианами. Иаков, сторонник абсолютного иудаизма, был принесён в жертву; хотя он был истинным главою христиан, сохранявших обрезание, ему предпочли Петра, гораздо менее резкого по отношению к ученикам Павла. Иаков сохранил горячих приверженность только в среде иудеохристиан…. Мирный договор был закреплён.
           Таким образом, путём примирения партий и успокоения первобытных споров, возникло великое, единое целое, католическая церковь, церковь одновременно Петра и Павла, чуждая соперничества, которым был отмечен первый век христианства…

   

         Глава XIX.
         Католическая апология. – Св. Иустин.
         Человек высоко уважаемый за светскую учёность и начитанность в Писании, Иустин из Неаполя в Самарии, живший в Риме уже несколько лет, держал школу христианской философии и энергично сражался за правоверное большинство...
         Иустин осыпает евреев самыми жестокими упрёками. Они не только убили Иисуса, но и не перестают преследовать христиан. Они не убивают их только потому, что власть им этого не позволяет; но они подвергают христиан оскорблениям, выгоняют их из синагог, и как только представляется случай, избивают их, умерщвляют, подвергают пыткам.     Предрассудки язычников против христианства внушены им евреями. Они более виноваты в гонениях, чем даже язычники, которые ими распоряжаются. Они разослали из Иерусалима особых людей, чтобы распространять по целому миру клеветы, которыми позорят христиан. Они сделали хуже; они исказили Библию, чтобы изъять тексты, которые доказывали мессианизм и божественность Иисуса... Они отвергают перевод Семидесяти единственно потому, что в нём заключается доказательство этой самой божественности…

          Обращения становились, впрочем, всё более и более редкими. Партии определились. Споры обыкновенно организуются в то время, когда противники уже утвердились в своих взглядах; перебежчиков было много, пока христианство было неясно очерченной колонией, едва отделившейся от иудаизма. Когда оно сделалось, в виду своей метрополии, вполне достроенным и укреплённым городом, переходы с одной стороны на другую прекратились. Еврей, так же как и мусульманин, самое необращаемое из всех существ, антихристианское…".