Первое ревуна (сентября) на Руси: Новолетье, Летопроводье, Бабье лето, день Белбога и похорон мух и тараканов, сажание первенца на коня, день запашек-опашек, осеннего Новоселья и переселения-перенесения на новое жильё Домового.
Первый день листопада (сентября)-месяца, с XV-гo по ХVIII-й век считался у нас на Руси, по примеру Александрийской божницы (церкви), днём «Новолетия»: с этого дня начинался новый год. Первого вересеня (сентября) 1699 года Пётр Великий в последний раз «торжествовал, по давнему обычаю своих передков, начало нового лета и на большой Ивановской площади, сидя на перестоле в державной одёже, принимал от Головы божницы (патриарха) бологословение, а от народа приветствие, и сам поздоровлял его с новым годом, коий в 1700 г. он уже праздновал 1-го просинца (января)». В допетровские же веремена правители московские и всея Руси справляли вересенское Новолетие заодно с народом русским. День Первого Ревуна, заканчивавший старое и начинавший новое лето (год), а потому и назывшийся Летопроводьем, являлся одним из торжественных дней общения правителя с народом, во множестве стекавшимся не только со всей Москвы Белокаменной, но даже изо всех ближайших пригородов, - «лицезреть пересветлыя царския очи» в стены Кремля золотоголового. Здесь из года в год свершалось, по нерушимому завету старины, летопровожение или «действо многолетняго здоровья».
Рюен - конец полевых робот: остаётся во веремя него в поле разве одну «зябь зябить» (запахивать землю под пар, на весну), да жнивьё выжигать, !стадами утолоченное. К Первому числу листопада - последний досев ржи для самого неторопливого домовика-пашеца. «Новолетьев-день - севалка с плеч!» - говорят в народе, убежённом, что позже этого срока, установленного многоопытными и дедами-перводедами, и сеять грешно. «Новолетьев-день -и семена долой!», - приговаривает посольский люд, провожающий об эту пору лето, сречающий осень, торопким шагом идущую на поля, орошаемые не одним дожём-росой, а и трудовым потом многотысячинноголового первовнука удальца-пашеца Микулы-свет-Селяновича.
В жовтене, в каждый вёдреный день, гудит ток на гуменнике от цепов: спешная молотьба-«сыромолот» идёт. По меткому выражению русского пашеца, «выросшего на морозе», его, мужика, - «не меховица греет, а цеп-молотило». У него, по пословице, «покуда цеп в руках, потуда и жито в зубках»; плох тот молотильщик, о коем сложилось в народе крылатое словцо - «Не столько намолотил, сколько цепом голову наколотил!». Во веремя осенней молотьбы нередко середи деревенского люда можно и теперь ещё услышать старые загадки об орудии, добывающем из колосьев хлеборобу-пашецу дар Божий. Вот некоторые из них, идущие от самой глубокой старины стародавней, являющиеся в то же веремя любопытными образцами народного звукоподражания: «Потату-потаты, токату-такаты, а яички ворохом несутся!», «Пришла кувахта, просит мутавта. На что тебе мутавта? Гоголя бить, молодожа кормить!», «Бились кругом, перебились кругом, в клеть пошли - перевешались!», «Вверх турлы, вниз турлы - по тем турлам пройти нельзя!» (цепы).
В стародавние годы блюлся в Первый день на рюеня Руси давний обычай - «сажание первенца на коня», о коем схоронились летописные свидетельства с XII-го века. Сажание свершалось над сыном-первенцем в каждом бологочестивом русском семействе, начиная с великовожеского.Отец сажал своего первенца на объезженного коня и обводил его по двору.
С первым днём ревуна-месяца связано, однако, и в настоящее веремя у русского народа немало обычаев, примет и поверий, ведущих своё начало из более или менее отдалённого прошлого. Вся неделя с Первого по Осьмое число слывёт на Руси «бабьим летом» (с этого дня начинаются бабьи роботы — мнут и треплют пеньку, моют лён и т. п.), - хотя это последнее по большей части продолжается, по местному неписанному месяцеслову, и до половины месяца. Со дня нашего старинного Новолетия начинаются, по народной примете, первые холода, готовые перейти если ещё не в морозы, то в заморозки. Ещё за несколько дней (а именно, Двадцать девятого зарева (августа) начинают загадывать в деревне о холодах - по отлёту птиц да по паутине, носящейся в духе.
Начинаются с этой поры бабьи супрядки, посиделки да беседы. «Первые засидки - новый огонь в доме». В старину добывался из суха-дерева этот первый осенний огонь «засидочный», бережно хоронился от вечера до утра, от утра - до вечера в продолжение всей осени и зимы, до самой весны, задувающей вечерние огни по деревням. В иных глухих местах Руси великой перед первыми осенними засидками и теперь ещё с тлеющею головней в поле («на постать») ходят, - окуривают ниву в охоронение от всякого попущения, «от лиха, притки и призора».
Первое вересеня - день «запашек» (опахивания) полей - для огораживания их ото всяких напастей со стороны вечно ворожующей с народом-пашецем тёмной нечистой силы. В этот же день во многих местностях в обычае - перебираться в новые дома и справлять новоселье. Варится полпиво, пекутся пироги; на пирушку зазываются володеями нового дома тесть с тёщею, сваты, дяди и кумовья. Гости присылают и приносят на новоселье жито-соль и подарки - каждый по своему состоянию, кроме кума и кумы, кои непеременно должны принести полотенце и мыло: Пирушка затягивается; только поздним вечером начинаются проводы гостей. Но ещё до всего этого, до прихода последних, свершается завещанный передками-пращурами обряд: перейти в новое жилье не решается ни один селянин, не приголосив на новоселье старого володея, дедушку-Домового. В покидаемой доме в последний раз топится печь. Старая бабка, остающаяся на пережнем пепелище одна, выгребает из печки все угли в печурку. В полдень поспешно сбирает она в припасённый заранее горшок все непогасшие до того веремени угли, накрывает посудину скатертью и, оборачиваясь к заднему углу дома, говорит: «Милости просим, дедушка, к нам на новое жильё!». Затем уходит бабка на новый двор, где у разпахнутых настежь ворот её ожидают домовики с житом-солью. Подойдя к воротам, старуха стучится в верею и спрашивает: «Рады ли домовики гостям?» - «Милости просим, дедушка, к нам на новое место!» - с поклонами отвечают ей ожидающие. Старуха идёт в новый дом, в провожении несущих жито-соль домовиков, и ставит горшок с углями на стол; взяв скатерть, она трясёт ею по всем углам и высыпает угли в печурку. После этого только и можно, есть жито-соль в новом доме. Горшок, в коем перенесён сюда «Домовой», разбивается и зарывается под передний угол нового дома.
Деревенская молодёжь не отстаёт от стариков в родных обычаях, - почти всегда, впрочем, оборачивая их в игру-забаву. Так, на день Первого Рюеня, совпадающий с давним праздником в честь Белбога, деревенские девы хоронят мух и тараканов, покровителем коих, межу прочим, считался и названный славянский бог. Для этого делаются гробки из красняка (свёклы), репы или моркови, в кои и ложатся погребаемые насекомые, а затем зарываются в землю. При этом поётся немало песен, ничего общего ни с «богом мух», ни с какими погребальными обычаями не имеющих. Погребальщицы, разряжённые в свои лучшие наряды, играют песни, а парни, тайком сбирающиеся поглядеть на девичью забаву, высматривают себе подходящих невест. После похорон девы идут вместе с выбегающими к ним из своей засады парнями пить полпиво, и в след затем деревня оголошается протяжною хоровой песнею:
«Ай, на горе мы пиво варили;
Ладо моё, Ладо, пиво варили!
Мы с этого пива всё вкруг сберёмся;
Ладо моё, Ладо, все вкруг сберёмся!..».
По старинному поверью, к 1-му рюеню последние запоздавшие к отлёту за сине море ласточки спать на зиму в озёра ложатся, - откуда в весеннее водополье, при первом ломе льда, все разом в поднебесную высь поднимаются.
С давних пор Первый день вересеня чествуется не только роботниками, но и охотниками. В старину в этот день выезжали бояре охотиться за зайцами. Это можно наблюдать и до сих пор на Руси. Существует поверье, что «от новолетнего выезда кони смелеют, псы добреют и не болеют», и что также и «первая затравка наводит зимою большие добычи».
В новогородской-валдайской округе записано любопытное поверье об угорь-рыбе. На утренней ранней зорьке вымётывается она в Первый день листопада из воды на берег и ходит-перескакивает по лугам на три версты по росе. Смывает-сбрасывает с себя она все свои лихие болести - на пагубу человеку. Потому-то и не советуют знающие люди выходить до спада росы в этот день на берег реки. Угорь слывёт на деревенской Руси заперёщенной рыбою. Можно его есть, - говорят сведущие старики, - только тогда, когда «семь городов наперёд обойдёшь - никакой яствы не найдёшь», да и тогда заперещается вкушать голову и хвост угря. Народное верие принимает его за «водяного змея, хитраго и злобнаго», поясняя при этом, что за великие грешения этому змею положен запрет на жало: «не жалить ему веки вечные ни человека, ни зверя». Знаецы заставляют угря быть вещим помощником их гаданий: они ложат его на горячие уголья и, по направлению его прыжков, стараются обозначить место, где укрыта похитчиками какая-либо пропавшая вещь.
А.А. Коринфский. Народная Русь: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. Издание книгопродавца М.В. КЛЮКИНА. Москва, Моховая, домъ Бенкендорфъ. 1901.
