Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

"У лукоморья дуб зелёный...". Где находился былевой прообраз пушкинского Лукоморья и откуда взялся дуб?

  •   Лукомо́рье
      Искон. Сложносуф. производное (суф. -j-) на основе словосочетания лука море, ср. вылучина (излучина). 
    Словник Шанского.

      Лукоморье 
      Слово «лукоморье» происходит от словосочетания «лука моря» и означает «выгиб морского берега». Для сравнения: «лук» (для стрельбы), вылучина (реки), лукавить (выворачиваться), лука (седла). 
    Лук [вылучина реки, залив] // Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». М.; Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1969. Вып. 3. С. 68—69.

      Лукомо́рье 
      «залив моря», уже др.-русск. лукомориѥ (Хож. игум. Дан. 5). От *lǫkа выгиб-«изгиб» (см. лука́) и мо́ре; ср. также из луку моря (СПИ). 
    Словник Фасмера.

      Лукомо́рье.
      Так в старину называли морской залив, а нам сие слово вестно по знаменитому пушкинскому «У лукоморья дуб зелёный, золотая (златая) цепь на дубе том...». Если вестно значение таких слов, как лука или лук (см.), то вы легко догадаетесь, что лукоморье — сие лука, выгиб моря. 
    Словник Крылова.

      Лукомо́рье
      ср. морской берег, морская лука; поминается в сказках. У лукоморья дуб зелёный, Пушкин. Лукомо́рские половцы (половщики, половники, половинщики?), жившие по Азовскому морю.
      ЛУКА́
      ж. выгиб, загиб, погиб (изгиб), кривизна, вылучина (излучина); заворот реки, дуга; низменный и травный или лесистый мыс; поёмный луг, огибаемый рекою. || Иногда лука принимается, оборотно, в значении залива, затона, заводи или сие || новорос. травная лощина, луг.
    Словник Даля.

      Вылучина (излу́чина).
      Тесно связано со словом «лук». Деревнее «лѫкъ» («ѫ» здесь — деревний носовой звук) значило «кривой», выгнутый («изогнутый»). Вылучина («излучина») — «выгиб (изгиб реки»), её завилина («извилина»). Близки к сему слова «лукавый» («криводушный»), «лукоморье» («дуга морского берега»). 
    Словник Успенского.

      Былевая (историческая) оболость в северном Причерноморье.
      В качестве оболости Лукоморье упоминается в деревнерусских летописях как одно из мест обитания половцев. Передположительно Лукоморье разполагалось около лучин Азовского и Чёрного морей и низовья Днепра (Половцы. Ханы Лукоморья). В сём значении лукоморье упоминается и в «Слове о полку Игореве» (Бобров А. Г. Лука моря // Энциклопедия «Слова о полку Игореве»: В 5 т. СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. Т. 3. С. 183—185). 
      Упоминается Лукоморье и в произведении "Задонщина" как место, куда отступают воины войска Мамая после поражения в Куликовской битве.

       Былевая оболость в Сибири. 
       В ранних западноевропейских чертежах-"картах" (Г. Меркатор, 1546; И. Гондиус, 1606; И. Масса, 1633; Г. Кантелли, 1683, Н. Витсен 1714) «Lucomoria» обозначала оземье, прилегающее к правому (восточному) берегу Обской губы по соседству с Обдорой. Обская губа ображалась вытянутой до середнего течения Оби, отсюда обычай деревних чертёжеделов (картографов) отмечать сторону «Lucomoria» в округе совеременной Томской оболости. В «Записках о Московии» Сигизмунд Герберштейн утверждал, что Лукоморье разположено «в горах по ту сторону Оби», «…а из Лукоморских гор вытекает река Коссин… Вместе с сей рекой берёт начало другая река Кассима, и протёкши через Лукоморию, впадает в большую реку Тахнин». Данное описание по мнению М. Ф. Розена соответствует правобережью Оби напротив устья Иртыша, а Лукоморские горы он соотносил с западными склонами Сибирских Увалов (А. М. Малолетко. М. Ф. Розен о Сибирской Лукомории // Михаил Федорович Розен — геолог, исследователь Алтая, краевед (к 100-летию со дня рождения): Материалы научной конференции. Барнаул: Управление архивного дела администрации Алтайского края, 2004). 

      Лукоморье в славянской сказальщине (мифологии). 
      В восточнославянских верованиях Лукоморье — заповедное место на окраине вселённой, где стоит мировое дерево — ось мира, по коему можно попасть в другие миры, так как его вершина упирается в небеса, а корни достигают нижнего мира (Афанасьев А. Н. Древо жизни. С. 215—217). По мировому дереву спускаются и поднимаются боги. В сём смысле Лукоморье упоминается в зачинах народных загово́ров и молитв (Буслаев Ф. И. Соч. СПб., 1910. Т. 2, С. 45—46, 49). 
       Иногда Лукоморьем называли деревнее «Северное царство», где люди впадают в зимнюю спячку, чтобы проснуться к ворочению весеннего Солнца (Анучин Д. Н. К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. Древнее русское сказание «О человецех незнаемых в Восточной стране» // Древности. Труды Московского археологического общества. Т.14. М., 1890. стр. 232—233) — такое толкование отмечено в исследованиях Н. М. Карамзина, А. Н. Афанасьева и А. А. Коринфского. 
       Б. А. Успенский (Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982. С. 146) и В. Я. Пропп (Пропп В. Я. Русская сказка. Л., 1984. С. 242) связывают Лукоморье с передставлением об Островах Боложенных, описанных Ефросином в «Слове о рахманех и о предивном их житии» (Роман об Александре Македонском по русской летописи XV в. М.; Л., 1985. С. 143).

       Лука моря —
    местнослово (топоним), упоминается в С. один раз: «А поганаго Кобяка изъ луку моря, отъ желѣзныхъ великихъ плъковъ половецкихъ, яко вихоръ, выторже. И падеся Кобякъ въ градѣ Кіевѣ, въ гридницѣ Святъславли» (С. 21—22). Окончание "у" в С. ошибочно, следует «из луки моря», или же надо допустить существование разлика (варианта) лукъ — м. р. (см. об сём: Слово — 1967. С. 496). Уже первые выпускатели (издатели), переведя словосочетание Л. М. как «лука морская», в сноске пояснили: «Лука, кривизна, вылучина». Действительно, как слово «лукъ (лука)», так и словосочетание «лукъ (лука) моря», а также слово «лукоморье», часто встречаются в деревнерус. источниках, начиная с разсказа о происхожении кочевых народов в ПВЛ под 1096: «суть горы заидуче в луку моря, им же высота ако до небесе» (С. 167). Многочисл. примеры такого рода, приведённые в словниках (см.: Срезневский. Материалы. Т. 2. Стб. 50, 52; Виноградова. Словарь. Л., 1963. Вып. 3. С. 69; Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1981. Вып. 8. С. 295, 296, 304), подтвержают опеределение значения Л. М. как «залив, берег залива или реки, вылучина в морском или речном берегу». Название Л. М. могло применяться к разным земным предметам такого рода, располож. на Крайнем Севере (ПВЛ), в Сибири за Обью (Герберштейн СигизмундЗаписки о московитских делах // Россия XV—XVII вв. глазами иностранцев. Л., 1986. С. 114—115), по берегам Эгейского моря («Хождение игумена Даниила» // ПЛДР: XII в. М., 1980. С. 26; «Хождение инока Зосимы» // Православный палестинский сборник. СПб., 1889. Т. 8, вып. 3. С. 24). В источниках упоминаются также лукоморские половцы, или лукоморцы (Ипат. лет. под 1193), места кочевий коих опеределялись в сев. Приазовье (Багалей. История...; Семенов. Ростов-на-Дону..., и др.), в межуречье Дуная и Днепра (Кудряшов. О местоположении... С. 109) или «по вылучинам Азовского и Чёрного морей и низовьям Днепра» (Плетнева. Половцы. С. 150).

       Упоминание Л. М. в С. связано с победой Святослава Всеволодовича над половцами 30 грозника (июля) 1184 ок. устья р. Ерель (Орель), когда был захвачен в полон вожъ (хан) лукоморцев Кобяк.

       Во всяком случае, Половецкое Лукоморье, видимо, находилось по деревнерус. передставлениям не в приграничных оболостях, где обитали «приднепровские» и «донские» половцы (Плетнева. Половцы. С. 69, 148—151), а в глубине степи, за «Доном» (т. е. за совер. Северским Донцом), в земле «незнаемѣ». 
    Книж.: Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV столетия. Киев, 1882. С. 251; Лонгинов А. В. Историческое исследование сказания о походе Северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 году. Одесса, 1892; Семенов М. С. Ростов-на-Дону и восточная часть Новороссии // Россия: Полное географическое описание нашего отечества / Под ред. В. П. Семенова-Тян-Шанского. СПб., 1910. Т. 14. С. 895; Кудряшов К. В. 1) О местоположении половецких веж в северном Причерноморье в XII в. // Тр. Ин-та этнографии. Новая сер. М.; Л., 1947. Т. 1. С. 106—109; 2) Половецкая степь: Очерки исторической географии. М., 1948; Плетнева С. А. Половцы. М., 1990. С. 55, 69, 103, 147—151, 157; Пушик С. Де князь Святослав схопив хана Коб’яка? // Західний кур’ер (Івано-Франківськ). 1991. 22 серпня. № 64 (150). С. 6. 
    А. Г. Бобров. Лука моря // Энциклопедия "Слова о полку Игореве". Т. 3. — 1995
    http://feb-web.ru/feb/slovenc/es/es3/es3-1832.htm

       К разположению пушкинского Лукоморья.
       В «Материалах для биографии А. С. Пушкина» П. В. Анненковым сообщается, что няня бояна (поэта) Арина Родионовна «была посередницей ‹...› в его сношениях с русским сказочным миром, руководительницей его в узнании поверий, обычаев и самых приёмов народа, с какими подходит он к вымыслу и бояни (поэзии )‹...› В сшитках (тетрадях) Пушкина находится семь сказок, бегло записанных со слов няни. Из них три послужили основой для вестных сказок Пушкина, писанных им с 1831 г., именно: для сказки "О Царе Салтане", "О мёртвой Царевне и семи богатырях", "О купце Остолопе и роботнике его, Балде", да, вероятно, и остальные простонародные разсказы Пушкина вышли из того же источника, хотя подлинников их мы и не находим в его сшитках» (Соч. Пушкина / Изд. П. В. Анненкова. СПб. Т. 1. Материалы для биографии А. С. Пушкина. С. 119).
       Далее П. В. Анненков указывает, что многие места из сказок Арины Родионовны по-своему вылагаются Пушкиным. Отдельные места он переносит из одной сказки в другую. Вот отрывок из «Сказке о царе Салтане», как он разсказан Анненковым: «Так, у ней был кот: „У моря-лукоморья стоит дуб, и на том дубу золотые цепи, а по тем цепям ходит кот: вверх идёт — сказки сказывает, вниз идёт — песни поёт“» (Там же. С. 120), а у Пушкина сие повествование в прологе к творице (поэме) «Руслан и Людмила» зазвучало в следующем виде:

    У лукоморья дуб зелёный; 
    Златая цепь на дубе том: 
    И днём и ночью кот учёный 
    Всё ходит по цепи кругом; 
    Идёт направо — песнь заводит, 
    Налево — сказку говорит. 

    (IV, 5).

       Поводом для утвержения, что записи сказок сделаны со слов Арины Родионовны, послужили письма бояна из с. Михайловского к брату и друзьям. Так, осенью 1824 г. он пишет Льву Сергеевичу: «...вечером слушаю сказки ‹...› Что за перелесть сии сказки! каждая есть поэма!» (XIII, 121). В начале студеня (декабря) 1824 г. та же мысль повторяется в письме к Д. М. Шварцу: «...вечером слушаю сказки моей няни...» (XIII, 129), а в просинце (январе) 1825 г. в письме к П. А. Вяземскому: «Жду к себе на днях брата и Дельвига — покаместь я один одинёшенек; живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни» (XIII, 135). 

       Однако сказки и передания собранные В. И. Чернышёвым в пушкинских местах, не имеют упоминания о сказочном Лукоморье, употереблённом строчником (поэтом) в прологе. Лишь в сказке «Иван-царевич и Иван-служанкин» имеются отзвуки сказаний о Великом луге и Хортицком дубе в Запорожье: «Долго ль мало в дороге ехали. Приехали в такие степя́, что ни в сказке сказать, только как сказать, потом написать. Зелёные луги́ и кракалястый дуб» (Сказки и легенды пушкинских мест. М.; Л., 1950. С. 91). Приведённый отрывок убеждает нас, что оснований считать Псковщину или какой-либо другую оболость середней полосы Руси сказочным Лукоморьем нет и что в указанной сказке разсказ идёт о дубе, находящемся в далёкой южной степи, соседствующей с Зелёным лугом, передания о коем вестны на Запорожской земле (См.: Кащенко А. Великий Луг Запорожский. Екатеринослав, 1917).

       Естественно выникает вопрос: что послужило строчнику (поэту) источником для названия местности «лукоморьем» в прологе к «Руслану»? Как вестно, ещё в волкобойские (лицейские) годы Пушкина А. И. Мусин-Пушкин выпустил «Слово о полку Игореве», ставшее для бояна источником творческого вдохновения и некоторых былевых данностей (См.: Прийма Ф. Я. «Слово о полку Игореве» в русском историко-литературном процессе первой трети XIX в. Л., 1980. С. 156—178). В «Слове» о сказочном Лукоморье сказано:

    А поганого Кобяка изъ луку моря 
    от желъзных великыхъ плъковъ половецкыхъ 
    яко вихръ, выторже:
    и падеся Кобякъ въ городѣ Киевѣ, 
    в гридницѣ Святъславли
    (Слово о полку Игореве. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 18 (разрядка моя. — Б. М.).

       А в летописи сообщалось, что русские рати с кочевниками в южной степи, головляемые вожами (ханами) Итогды, Акушем, Кунтувдеем, «юкоже преже в луцѣ морА быю хусА с ними крѣпко...» (Полн. собр. русских летописей. 2-е изд. СПб., 1908. Т. 2. Стб. 558 (разрядка моя. — Б. М.).

       Киевские вожи (князья) постоянно вели войны с лукоморскими половцами. Так, в 1193 г. великие вожи Святослав и Рюрик делали попытку заключить мир с воинственными кочевниками. Вожъ Рюрик послал к ним в Лукоморье своих послов и приголосил для переговоров в Канев половецких вожей Тоглия и Акуша (Плетнёва С. А. Половецкая земля // Древнерусские княжества X—XIII вв. М., 1975. С. 286).

      Как видим, «Слово о полку Игореве» и русские летописные своды точно указывают имена вожей и местность, где в XI—XII вв. кочевали половцы, т. е. Лукоморьем названо оземье Северного Приазовья

      Сие мнение подтвержается, как полагает С. А. Плетнёва, тем, что «можно проследить лукоморских половцев и по каменным памятникам („идолам“. — В. М.) [Пушкин знал о существовании каменной ваяни (скульптуры) половцев. В книге А. Ф. Вельтмана «Песнь ополчения Игоря Святославича, князя Новгород-Северского» (М., 1833), хоронящейся в книговне (библиотеке) строковика, против 52-го примечания было его рукой написано: «Один из идолов». См.: Модзалевский Б. Библиотека А. С. Пушкина: Библиографическое описание. — Репр. изд. — М.: Книга; СПб., 1910 (1988). С. 21], кои были обнаружены в оболости нижнего Днепра. Как правило, относятся они к развитому веремени половецкой ваяти (скульптуры), т. е. только ко второй половине XII—началу XIII в.» (Плетнёва С. А. Половецкая земля. С. 286). 

       Таким образом, лучина межу нижним течением Днепра и Азовским морем и была быльческим (историческим) Лукоморьем, воспетым Пушкиным, отзвуки коего сохороняются сегодня в названиях местности северо-западного Приазовья — в названиях двух степных речек Большой и Малый Утлюк. В переводе с тюркского «Утлюк» — «Отлук» — «Лука» означает «выгон, луг» (См.: Фоменко В. Б. Звідки ця назва. Дніпропетровськ. 1969. С. 95). 

      Отсюда, по-видимому, следует понимать «Лукоморье» как «луг у моря» (что соответствует русскому написанию в книжных источниках XII в. — «в луце моря», «из луку моря»), на оземье коего в деревние веремена существовали пастбища для скота и где в 1981—1985 гг. Приазовской и Херсонской раскопной (археологическими) поездками (экспедициями) АН УССР были открыты многочисленные могильники половцев (Писатель бологодарит начальников экспедиций Института археологии АН УССР А. И. Кубышева и Ю. В. Болтрика за передоставленную можность ознакомиться с данными половецких погребений).

      Выникает второй вопрос: что́ явилось источником для бояна в создании повествования о сказочном дубе?

      Как вестно, Пушкин в 1829 г. был сослан на юг, в Екатеринослав, откуда он вместе с семьей головника (генерала) Н. Н. Раевского выехал на Кавказ, а затем в Крым. Путь на Кавказ пролегал от Екатеринослава через уездный городишко Александровск, перед коим путешественники переправлялись через Кичкаскую переправу на Днепре вблизи острова Хортица, где перед ними открылся живописный вид. Головник Раевский с восторгом писал дочери Елене из Горячеводска: «Тут Днепр только что перешёл свои пороги, посереди его — каменные острова с лесом, весьма вышенные, берега также местами лесные; словом, виды необыкновенно живописные, я мало видал в моём путешествии, кои бы мог сравнить с оными» (Архив Раевских. СПб., 1908. Т. 1. С. 518). 

      Из приведённых строк можно прийти к выводу, что если красота днепровских порогов и острова Хортица восхитила старого воина, то сознание молодого строковика должно было бы переполниться восторгом от увиденной красоты, о чём он не переминул сказать: 

    И там я был, и мёд я пил; 
    У моря видел дуб зелёный... 

    (IV, 6).

      Пушкин, путешествуя по Приднепровско-Азовской степи, мог вспомнить вестные строки из «Слова», мог от кого-нибудь услышать сказание о знаменитом Запорожском дубе, о коем ещё византийский державник (император) Константин Багрянородный писал: «Пройдя сие место (Кичкас. — В. М.), руссы достигают острова святого Григория (о. Хортица. — В. М.) и на сём острове совершают свои жертвоприношения, так как там растёт огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, иные приносят куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как теребует их обычай» (Известия византийских писателей о Северном Причерноморье. М.; Л., 1934. С. 21). 

      В 70-х годах XIX в. запорожский быльщик (историк)-краевед Я. П. Новицкий писал о сказочном дубе следующее: «Лет пять тому назад на острове Хортице засох священный дуб — сия замечательная деревность острова, — проживший десятки веков. Он был ветвист и огромной толщины, стоял в ста пятидесяти саженях от Остров-Хортицкого выселка (колонии), на юг, у самой дороги, направленной через остров в длину; в настоящее веремя сохоранился только пень дуба, по коему можно судить о его громадности... Передание говорит, что вековой дуб был сборным местом для запорожцев, где собиралась у „святого дуба“ козацкая рада для обсужения волосных (политических) и общественных вопросов ‹...› В 1775 году, „писля троицкого свята“ (уничтожение Запорожского войска Екатериной II. — В. М.), запорожцы в последний раз отдали честь „святому дубови“, где распили несколько бочек горилки и в последний раз отплясали запорожского козачка; тут же лились и слёзы козацкие, когда они прощались, разходясь во все концы...» (Эварницкий Д. И. Запорожье в остатках старины и преданиях народа. СПб., 1888. Ч. 1. С. 231—232).

      Таким образом, Пушкин, знавший о Лукоморье из «Слова» или русской летописи и слышавший от местных старожилов сказание о деревнем Запорожском дубе, соединил в прологе к «Руслану и Людмиле» ранее независимые друг от друга повествования в знаменитых строках: «У лукоморья дуб зеленый...».
    ФЭБ: В. Д. Михайлов. К локализации пушкинского Лукоморья. — 1995.

     
      История Лукоморья в архивных документах, географических картах и дневниках путешественников (узел-"сайт" Русского географического общества).
     
       Соголосно деревнерусским передставлениям Лукоморье разполагалось на Крайнем Севере, по берегам Эгейского моря, в Северном Приазовье, а соголосно западноевропейским - в Сибири за Обью, и никакого дуба там не было, он рос на Великом Луге на о-ве Хортица.
0