Славянское духоверие

• Опубликовал Ким Сушичев 25 марта 2018 г. - #славяне  #русь  #древности  #духи  #духоверие  - 1 538 просмотров

     Наши сведения о деревнем духоверии (демонологии) славян, помимо некоторых свидетельств из деревних веремеписей (хроник), мы черпаем головным образом из двух источников: 1) из деревних поучений против иноверия (язычества), и 2) из весьма многочисленных пережитков, кои в течение последнего столетия были обнаружены у всех славянских народов.

  
  

     Приняв христианство в основном в IX и X веках, а кое-где еще позднее (Раньше всех других, уже в VII–IX вв., приняли христианство южные славяне, именно словинцы, заселявшие альпийские земли, затем в то же время приняли христианство хорваты и сербы. Болгарский вожъ (князь) Борис был крещён в 864 г., а вскоре после неге было насажено христианство и середи подволостного ему народа. Однако ещё в XI в. в Родопе и, безспорно, в других горских местностях жили славяне-родноверы. В Чехии и Моравии славяне начали принимать христианство под влиянием апостолов Константина и Мефодия, пришедших в 863 г. (хотя христианство стало проникать в Чехию ещё до сего из Ржезно). В Польше вожъ Мешко крестился в 965 г. В грамоте от 864 г. славяне на Майне упоминаются как «populus noviter ad christianitatem conversus». Однако у полабских и поморских славян родная вера сохоронялась ещё долго, пока в XI и XII вв. её не удалось искоренить. Долго удерживалась славянская вера и на Руси. Когда Володимир в 988 г. принял в Киеве христианство, вместе с ним крестилась и его дружина, а вслед за ними относительно скоро христианство было насажено не только середи жителей Киева, но и на всей Полянской земля. За Киевом вскоре последовали и другие племенные середни (центры): Чернигов, Смоленск, Новгород, Псков, Ладога. Однако на другие русские племена христианство не распространилось, а из Киевской летописи мы знаем, что вятичи, радимичи и некоторые другие племена ещё в конце XI и начале XII в. оставались славянскими. Даже в XIII–XV вв. во внутренней славянской Руси были ещё славянские оболости, а в округе Новгорода – даже в XVI в. См. «Ziv. st. Slov.», I, 231–236, II, 264), славяне, естественно, сразу же христианами не стали. Деревнеславянские верования удерживались ещё долго и упорно, так что церковь повсюду вынужена была бороться как с ними, так и вообще с тем, что на Руси называлось «двоеверием». Мы располагаем несколькими ценными свидетельствами сего и на западе, и на юге, но больше всего они имеются в деревней Руси ΧΙ-ΧΙΙΙ веков – сиё различные «Слова», «Заповеди», «Поучения», «Жития» (не говоря уже о более поздних). Из сих источников мы можем узнать лучше всего, каким было славянство, его обряды и почитки-культы (Подробности см. в «Źiv. st. Slov.», II, 1, 9 12). Сиё исключительно ценные источники, собранные головным образом Е.В. Аничковым и В. Мансиккой, коим принадлежит и головная заслуга в опеределении их достоверности и деревности (E.B. Аничков. Язычество и древняя Русь, СПб., 1914; V.I. Mansikka, Die Religion der Ostslaven, I, Quellen, Helsingfors, 1921. С работой Η.М. Гальковского «Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси» (Харьков, 1916) мне познакомиться не удалось).

  
      Исключительное значение для восстановления образа деревнего славянскаго чудоверия (религии) имеет также славянская народка (фольклор). Народнические данные дополняются упомянутыми выше источниками настолько весомо, что значительную часть совеременной славянского духоведения мы можем отнести к славянскому веремени и дополнить её деревними источниками. Мы знаем, что и теперь народные верования остаются такими же, какими они были тысячу лет назад, а признав их общую славянскую природу мы вправе и отдельные явления, случайно не нашедшие подтвержения в деревнейших источниках, считать деревними, славянскими.

  
      Оба упомянутых выше вида источников дают нам неограниченное количество свидетельств того, что славяне одухотворяли силы окружавшей их природы. Первым и наиболее деревним является свидетельство Прокопия, источника столь значимого для исследования славянской сказальщины (мифологии), что я в примечании привожу его in extenso(Procop., 111.14. «Они считают, что один только Бог, творец молний, является володыкой над всем, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую либо силу; и когда им вот вот грозит смерть, охваченным ли болезнью или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу, и, уйдя от смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и мыслят, что спасение им куплено ценой этой жертвы. Они почитают и реки, и "нимф", и всяких других духов, приносят жертвы всем им и при помощи сих жертв проводят гадания»). Свидетельство Прокопия показывает, что славяне, вторгшиеся в VI веке на Балканы, а сиё были славяне южные и восточные (анты), наряду с головным богом, о коем речь ещё будет впереди, поклонялись лесным, водяным и другим духам, приносили им жертвы и при сих жертвоприношениях гадали. Сообщение Прокопия, относящееся к VI веку, спустя несколько столетий подтвердил целый ряд источников, выникших на Руси, в Болгарии, Польше, Чехии и у балтийских славян, постоянно упоминающих, что славяне поклоняются камням и горам, источникам, озёрам, кустам и деревьям, целым рощам, а также четвероногим зверям и птицам и, наконец, огню, звёздам, месяцу и солнцу (Свидетельства см. в «Źiv. st. Slov.», II, 27–30). Всё сиё, будь то деревья, источники или горы, они чтили не потому, что сиё были предметы мёртвой природы, а потому, что одухотворяли их. Славяне вкладывали в них передставления о живых существах – духах (Первоначальное славянское понятие, соответствующее греческому δαιμόνιον, нам неведомо. В конце славянской поры им, видимо, был славянский дивъ или бесъ. Ныне бес означает злое существо, христианского дьявола, но первоначально, как о сём свидетельствуют деревние источники, славянские бесы были вообще богами. Слово «дивъ» индоевропейского происхожения. Ср. иранск. dm, зенд. daeva, инд. deva, лат. divus, латышек, deive, литовск. Devas), коих почитали и коих посему в случаях необходимости просили о помощи; их же они и бологодарили и в то же веремя боялись, стараясь отворотить от себя их влияние.

  
  

      Большинство сих духов, как мне кажется, безспорно относится к разряду душ умерших предков (См. «Źiv. st. Slov.», II, 31, 34 след.), но наряду с ними имеется и ряд других духов, коих к сему разряду отнести нельзя, – их происхожение мы можем объяснить лишь непосередственно либо косвенно привнесённым духоверием (анимизмом). К ним, в частности, относятся существа, олицетворяющие небесные тела и явления природы, например гром и молния, ветер, дождь и огонь. Я убеждён, что солнце или молния своим действием вызывали в душе деревнего первославянина непосередственное передставление о духе, выступающем в сих явлениях в качестве движущей силы, соответственно духу в человеческом или животном теле, и что для создания такого передставления не было необходимости первоначально связывать сии явления с верой в умершие души предков; во всяком случае, в славянских народных верованиях свидетельств сего не имеется.

  
      Головная и наиболее многочисленная купа славянских духов по своему происхожению сиё, несомненно, души предков, кои с течением веремени из ближайшего окружения человека были перенесены в другие передназначенные им места и наделены опеределенными задачами. О том, что славяне верили в загробную жизнь души, мы знаем не только «per analogiam» с другими народами, но и непосередственно по ряду свидетельств деревних источников и множеству сохоронившихся до настоящего веремени пережитков, связанных с деревними верованиями. В пользу сего говорит весь сложный похоронный обряд, с основными чертами коего мы выше уже познакомились, затем сохоронившиеся пережитки, разобранные уже в новейшее веремя А. Фишером (A. Fischer. Zwyczaje pogrzebowe ludu polskiego, Львов, 1921) у славян, и в частности у поляков. Сиё принесение в жертву женщин, юношей, кошек и псов, обычай класть еду в могилу, тризна, а также ряд деревних, сохоронившихся по настоящее веремя поверий об уходе души из дому и ворочении её оборотно (вампиризм), об участии души в пиршествах и попойках в честь умерших предков, о приготовлении бани для предков и т.п. Помимо сего, под 1092 годом у чешского хрониста Козьмы Пражского (III, I) имеется ряд прямых указаний, относящихся к деревнему веремени и касающихся веры в безсмертие души. О вере в загробную жизнь свидетельствуют также и деревние славянские передставления о нави и рае. Навь означает покойника и местоперебывание умерших(Отсюда польский хронист XV в. Длугош создал сам (если только сего не было в употеребляемым им источнике) польского бога Nyi, Nyja, коий по другим данным не вестен (ed. Przedziecki, 1.47), а также и рай (соответствует греческ. παράδεισος), передставление о коем как о месте обитания души умерших, по всей вероятности, существовало уже в дохристианское веремя (Более подробно о передставлениях славян относительно рая мы не можем сказать. Относящееся к 922 году суждение Ибн Фадлана (А.Я. Гаркави, указ. соч., 99) о рае как перекрасном зелёном саде, в коем умершие сидят в обществе своих знакомых и слуг, едва ли отражает славянские передставления).

  
      Таким образом, хотя Титмар в XI веке и писал: «Sclavi, qui cum morte temporali omnia putant finiri» (1.7), его суждение настолько противоречит самой сущности чудового (религиозного) мировоззрения славян, что мы не можем считать его правильным и верно освещающим сию сторону веры славян. Титмар, очевидно, хотел с точки зрения христианина сказать, что славяне не имели передставления о христианском воскрешении и расплате за добрые и дурные поступки повседневной жизни, о чём, впрочем, говорит и начало его головы: «Ut nullus Christo fidelium de futura mortuorum resurrectione diffidat», кое и объясняет его последующее «Sclavi putant omnia finiri».

  
  

      Из сей веры в загробную жизнь выникла у славян и вера в загробное существование предков и связанное с сим их почитание (manismus). Сей почиток (культ) также засвидетельствован, особенно у балтийских славян (Thietmar, VIII.69 (domesticos colunt deos… hiis immolant); Saxo Gramm. (ed. Holder), 547; Helmold, 1.52 (nam praeter lucos et penates, quibus agri et oppida redundabant); Kosmas, 1.2; Гомилий Опатовицкого (ed. Hecht), 57; Mas’udi (Гаркави,^указ. соч., 125), большим количеством деревних источников. В отношении чехов о нём свидетельствует записанное в начале XII века деревнее передания, в коей упоминается о семейных божествах (пенатах), принесённых на своих плечах в передназначенную ему землю первоотцом Чехом. Масуди вообще говорит о славянах (в основном, разумеется, о восточных), что они сжигают своих покойников и поклоняются им, а на Руси в XI–XII веках засвидетельствованы передставления о духах предков, обитающих в жилищах (хороможитель), где им приготовлялась даже баня и разводился огонь, чтобы они могли обогреться. На Руси засвидетельствованы также переплуты, берегини, вурдалаки (волкулаки) и упыри; в Чехии XIII–XIV веков zmeky (драконы), skritky (домовые), dibliky (чертенята), mury (муры) и т.д. Всё сиё дополняется большим количеством более поздних данных славянской народки (фольклора) начиная с XIV века и кончая XX веком о множестве мелких домашних и распространённых в природе духов, многочисленные имена и существование коих с деревних веремён хотя и не всегда засвидетельствовано, но коих мы всё же можем смело допустить, так как они всегда являются лишь выражением дохристианского, славянского почитка (культа) душ умерших предков. Мы, разумеется, не можем считать славянскими все отдельные имена, под коими вестны в настоящее веремя домовые, лесные и водяные духи и кои меняются у различных славянских народов, так как перемена их наименования могла выникнуть лишь позднее. Однако основные связанные с ними передставления, как бы сии духи ни назывались, являются деревними, славянскими.

  
  

      Середи сих мелких духов, кои обитали то в доме у очага или под порогом, то в лесу, в воде или в зерне (Подробные данные см. в «Ziv. st. Slov.», II, 46 и сл.), в деревнее время, несомненно, существовали дедъ и баба, а кроме них непосередственно засвидетельствованы также дивъ, хороможитель, домовой, леший, мора, вурдалак, упырь, злыден, дракон, полудница, чертенок, krzak, dehna, а также домовая змея, называвшаяся на Руси и Польше у боже(Свидетельства см. там же, II, 42–44). Чудовский список деревнего слова Иоанна Хрисостома упоминает и о некоторых других передставлениях русских, сиё Вела-богиня, ядрей, попутник, кутный бог, обилуха. Но более подробно мы о них ничего не знаем. К тому же список сей и дополнения к нему относятся уже к XVI веку (См. Mansikka, Religion, I, 177).

   

      Чаще же всего, уже с XI века, появляются берегини с переплутом, а затем русалки (русавки) и вилы. Что передставляли собой берегини, мы хорошо не знаем, скорее всего, сиё были родственные русалкам существа, обитавшие в воде. О переплуте же, за исключением того, что деревние русские поучения часто запрещают приносить жертвы берегиням и переплуту и пить в их честь, мы вообще ничего не знаем (В Слове св. Георгия и св. Иоанна Хрисостома («Źiv. st. Slov.», II, 43) название берегиня, очевидно, связано со словом берег). О русавках (русалках) мы знаем больше. Русалки совеременного славянскаго духовного уклада, так же как и подобные им мавки и навки(См. «Ziv. st. Slov.», II, 38), – сиё души умерших девушек. Обитают они в водах и на берегах, передаваясь веселью и пляскам. К человеку они относятся недоброжелательно, и посему люди стремятся умилостивить их различными мелкими жертвоприношениями. Название «русалка», несомненно, связано с названием деревних греко-римских празднеств румянок (роз), именовавшихся «rosalia», «pascha rosarum». Празднества сии проводились летом и были пронизаны вакхическими образами, сопровожались игралищными (театральными) действами. Несмотря на решительное сопротивление «церкви», сии празднества перешли в христианскую пору и долго сохоронялись середи народа под названием русалий (русавий). Вестия о них имеются в на Руси уже с XI века, и в более позднее веремя они засвидетельствованы и у других славян. Женские образы, выступающие на сих празднествах, очевидно, получили наименование «русалок» (русалка, множ. русалки), а отсюда сиё имя распространилось вообще на женские существа, являвшиеся олицетворением душ предков, и русалками, как это показал А.Н. Веселовский (См. А.Н. Веселовский. Разыскания в области русского духовного стиха. («Сборник отдел, русского языка и слов.», СПб., 1890, с. 270–280, XLVI, 1890). О русалиях на Балканах см. работу М. Армандова, „Кукери и русалии“, София, 1920. Русских русалок изучал Д. Зеленин («Очерки русской мифологии», I, Пг., 1916), стали называть души пережевеременно умерших детей, девушек и незамужних женщин. Таким образом, славяне переняли русавии (русалии) лишь в конце дохристианского веремени. Когда выникли из них передставления о русавках, мы не знаем, но, несомненно, сиё относится к более позднему веремени. Здесь, разумеется, как и в других подобных случаях, чужое наименование перешло на нечто уже до сего имевшееся у славян. Сошлюсь на приведённую выше (прим. 6 на с. 660) высказку из Прокопия, в коей говорится о том, что славяне в VI веке поклонялись водяным «нимфам». На сих «нимф, славянского наименования коих мы не знаем (водяная девушка? вила? берегиня?), позднее перешло название русавка (русалка).

   

      Более деревними, чем русавки, являются по своему происхожению другие существа славянского духовного уклада, называемые вилы. Что вилы по своему происхожению передставляют собой олицетворение душ умерших предков, уже не так очевидно. Имеются также различные виды вил: «наряду с водяными вилами, подобными русавкам, имеются, в частности, вилы оболоковые и вилы гор. Обычно принято считать, что передставление о вилах выникло на Балканах, причём довольно поздно, и отсюда книжные источники распространили его середи восточных и западных славян; другими словами, славяне вил не знали. Более того, В. Мансикка, считая происхожение их тюрко-татарским (Mansikka, Religion, 1.153, 160), полагал, что и Балканы не являются их родиной. В общем верно, что теперь вилы принадлежат головным образом южнославянскому народному обычаю, что русскому народу они вообще не вестны, а в западнославянском обыке вестны плохо. Тем не менее остаётся данностью то, что вилы уже в деревнейших славянских написях (текстах) как балканского, так и русского происхожения, а также в позднейших русских исповедальных книгах (См. «Ziv. st. Slov.», II, 43, 61. На Балканах наряду с названием вила у сербов и болгар появляется также название дива, самодива и юда) упоминаются наряду с переплутом, берегинями и упырем, причём середи существ, в кои верил народ, они названы с такой опеределенностью, что я никак не могу соголоситься с мнением, что вилы на Руси существовали лишь в книжных источниках. Вилы засвидетельствованы также и на западе, у чехов, еще в XV веке (Там же, 62), и трудно передполагать, что передставления о них пришли с Балкан, особенно потому, что и до сих пор в Словакии удержался обык о том, что вилы являются олицетворением душ предков. Посему не исключено, что славяне уже знали вилы, и сиё тем более вероятно, что и название их на основании свойственной им природы существ, любящих страстные пляски, можно легко вывести из славянского языка. Слово «вила», очевидно, связано со славянским viliti – метаться, носиться в бурной и страстной пляске, и с деревнечешским vila — сумасшедший, безумный. Если же русский народ в настоящее веремя не знает вил, то, очевидно, передставление о них было вытеснено другим, скорее всего, передставлением о русавках, а деревние вилы пропали из народного духовного уклада так же, как пропали переплут и берегини, вместе с коими они упоминались. Посему я склонен полагать, что передставление о вилах в славянской сказальщине (мифологии) является скорее явлением деревним. Можно, они и являются теми «нимфами» (νύμφαι), о коих упоминает Прокопий.

   

      Наряду с вилами в природе имеется ещё ряд подобных существ: всеможные «дикие мужчины» и «дикие женщины» (различных наименовании коих очень много), обитающие в лесах, у дорог, в зерне, в воде, ветре, пламени, появляющиеся в опеределённое веремя дня (например, в полдень или вечером) [Чешская «полудница» упоминается уже в XIII в. в чешской глоссе словника «Mater verborum»; о русском «полуднике» (бес полуденный) см. у Мансикки, Religion, 1.309] и в соответствии с сим носящие различные названия. Трудно сказать, насколько все они являются непосередственным олицетворением душ умерших предков или же олицетворением сил природы. Существа, олицетворявшие у деревних славян воздушные явления: солнце, месяц, звёзды, а также ветер, молнию и гром, я склонен считать скорее непосередственным олицетворением сил, в них заключавшихся и влиявших на человека (Свидетельства о почитании их славянами см. в «Źiv. st. Slov.», II, 78–80. Следует, однако, тщательно отличать деревний славянский обычай от чужеземных влияний). См. о них далее, в разделе о славянских богах. Таким весьма деятельным и непосередственно действующим на человека существом является также огонь, для олицетворения коего не было надобности оживлять душу предка. Славяне почитали его как сына Сварога, молились ему, особенно русские, в овинах (См. выше, с. 368–369) и разжигали священный «живой огонь» деревнейшим способом – трением двух кусков дерева, как и теперь они сиё делают в особых случаях. Всё же нельзя сказать, что славяне почитали огонь в такой же степени, как его почитали деревние иранцы. И если некоторые арабские источники (Гардизи, Ибн Русте, Персидский географ, Шукр-Аллах, Бакуфи, Абульфеда) говорят о славянах как о настоящих огнепоклонниках (См. «Źiv. st. Slov.», II, 84), то сиё или ошибка, или же итог укоренившегося влияния иранского чудования (религии), но и в сём случае – только на востоке у русов.

   

      В отличие от сего домашние духи, управлявшие судьбой человека, уже опеределённо являлись олицетворением душ предков. Разумеется, к славянам отчасти перешли и чудовые (религиозные) передставления деревнего греко-римского мира. Таковы сравнительно новые обычаи о судичках и роденицах или сосницах, перекликающиеся со сказом (мифом) о Парках, и обычаи об олицетворённой судьбе, заменившие обычай греко-римского фатума, τύχη(Там же, 66, 70), Но наряду с ними у деревних славян были и свои собственные духи, выникшие из разряда духов умерших предков, так называемые рожаницы, кои помогали при родах и оказывали влияние на дальнейшую судьбу новорожённого и коим, как о сём свидетельствует целый ряд русских поучений и толкований XI - XIII веков (Там же, 67–68), приносились жертвы (в том числе и первые волосы ребёнка) для того, чтобы они передрекли ребёнку бологоприятную судьбу. Неясно по своему происхожению и значению передставление о Роде, коего наряду с рожаницами часто упоминают указанные русские источники. Может, он облегчал роды.

   

      Распространено было также и почитание зверей, но вестий о сём очень мало (Там же, 71). Мы знаем лишь, что много поверий было связано с петухом и курицей (причём сии поверья свои волшебные задачи во многом сохоронили по сегодняшний день) и что у балтийских славян головным богам Святовиту в Арконе и Сварожичу в Ретре были посвящены кони, кои сопровожали прорицателя. О почитании быка как знака плодородной силы можно лишь догадываться. О родоначалии (тотемизме) у славян, то есть о почитании славянами в качестве первопредка (тотема) опеределённых зверей, достоверных вестий не имеется. Занятно, однако, что несколько деревних славянских племён имели наименования, выводимые от названий животных (Vlci, Vranane, Suzlove, Reregove), и что во многих местностях почитался предок рода в образе змеи, жившей под порогом жилища или под очагом (Часть польских гербовых ображений толкуется тотемистическими передставлениями (J. Klawe. Totemizm i pierw, zjawiska religijne w Polsce. Варшава, 1920).

  
  

  Любор Нидерле. Славянские древности.

  Источник: http://historylib.org/historybooks/Lyubor--Niderle_Slavyanskie-drevnosti/39