Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

Александр Майсурян. Апология швабры или Краткая история изнасилований

  • Поговорим о швабрах – о тех самых, которые в саратовской тюремной больнице. Ибо, как говорится, чем богаты, тем и рады. Что видим, то и поём.

    Но чтобы понять место данного феномена в отечественной истории, начать придётся издалека. В 1920-е годы количество заключённых в России было минимальным за весь ХХ и XXI век – в 8-10 раз меньше, чем в 1990-и и в разы меньше, чем теперь. Но поскольку приставить к каждому заключённому тюремщика-воспитателя было и тогда невозможно, начальство должно на кого-то опираться в среде заключённых. И в 20-е годы был выбор пал на самую «просвещённую» прослойку среди зэков – бывших белогвардейцев. И вот советские лагеря обратились во что-то вроде островков «России, которую мы потеряли» посреди красной РСФСР.

    Например, на Кемском пересыльном пункте дворянин и поручик царской армии Игорь Александрович Курилко (Курило) приветствовал новоприбывших такой фразой:

    – Запомните: здесь Советской власти нет! Здесь власть соловецкая...

    Бывший дворянин Олег Волков вспоминал, как это выглядело:

    «По проходу между нарами медленно идёт, в окружении целой свиты, начальник пересылки — легендарный Курило, с ногами колесом, как у заправского кавалериста, и со стеком в руке. У него неторопливые жесты, негромкий голос, глаза прищурены. Иногда он, приостановившись, начинает кого-нибудь пристально в упор разглядывать. Молча. И вдруг молниеносно хлестнёт наотмашь стеком, норовя рассечь лицо. Потом продолжает обход... Но вот Курило остановился против меня. Я сижу на краю нар. Разглядываю его сблизи. У него подчёркнуто офицерская выправка, он слегка подергивает обтянутой галифе ляжкой, небрежно играет стеком. На нём тонкие кожаные перчатки – не марать же руки!

    – Не вставайте, ради Бога, – предупреждает он мою попытку подняться перед начальством. – Мне про вас говорили. Я тоже петербуржец, хотя служил в Варшавской гвардии…

    Мы вспоминаем Петербург, находим общих знакомых, называем дома, где обоим приходилось бывать – мир тесен! Курило, оказывается, второй год в заключении, устроен сносно, «насколько возможно в этих условиях, и готов оказать содействие. Пять минут назад он на моих глазах хлестал по лицу, кощунственно матерясь, подвернувшегося старого еврея, вероятно, провизора или мелкого почтового чиновника в прошлом.

    – С этой сволочью иначе нельзя, ничего не поделаешь!»

    Тот же подтверждает и Солженицын: «Управляют лагерной жизнью отчасти – белогвардейцы! Так что Курилко был – неслучаен».

     

    Власть «бывших» над остальными зэками длилась все 20-е годы и породила такое количество злоупотреблений, включая, кстати, и изнасилования (в этом потом обвиняли того самого Курилко), что около 1930 года было принято принципиальное решение её прекратить. От «классово враждебных» доверие начальства перетекло к «классово близким». Наступила длительная эпоха взаимной ненависти между «блатными» («классово близкими») и «контриками» в лагерях. Эпоха, отражённая Варламом Шаламовым в «Очерках преступного мира» (1959), которые он завершал кратким резюме, выражавшим его кредо:

    «Карфаген должен быть разрушен! Блатной мир должен быть уничтожен!»

    Разрушен? Но как? Расстрелами? Трудовым перевоспитанием? Как-то ещё? На это Шаламов ответа не даёт. И здесь следует иметь в виду, что блатная мораль, особенно у взрослых, сформировавшихся людей (а не у молодёжи, с которой работал, например, Антон Макаренко) – вещь довольно цепкая, устойчивая, лёгкой переделке она не поддаётся. Мораль эта построена так, чтобы выдерживать почти любое давление со стороны внешних сил. Чем сильнее давление, тем более сияющий героический ореол борца окружает заключённого-вора.

    Сломить эту мораль не смогла даже знаменитая кровопролитная «сучья война» 1940-х годов в лагерях между ворами старого закона и «польскими ворами» (в просторечии «суками»), которые попытались провозгласить «новый воровский закон», более лояльный к государству.

    Но вот примерно в 1970-е годы начальство отыскало в неприступном монолите «воровского закона» щель, ахиллесову пяту, лазейку. И это были, извините, те самые изнасилования. Дело в том, что подвергнутый такому обращению «блатной» по тем же блатным понятиям, будь он хоть «вор в законе», король уголовного мира, мгновенно обращался в ничто, в парию, в изгоя, в презираемое всеми «честными ворами» ничтожество, лишённое всех прав в своём собственном кругу. И единственным «законным» выходом для него в подобной ситуации было самоубийство. При этом не имело ни малейшего значения, кто с ним это сделал: это могли быть какие угодно парии, или даже сами менты.

    Диссидент Кирилл Пoдрaбинeк в середине 80-х ввёл в литературное обращение блатное слово «беспредел». Так назывался его очерк, ставший тогда широко известным. Он подробно рассказал, как изнасилования совершались в Елецкой тюрьме, где он сам отбывал заключение с конца 70-х:

    «Чего же надо администрации? Хороших показателей перевоспитания заключённых. Это означает премии, повышения в чинах, рост окладов согласно квалификационной аттестации. В чём заключается показатель перевоспитания? В отказе зеков от воровских идей. Вызывают зека к куму и предлагают подписать нечто вроде следующего: «Я, такой-то, прибыл в учреждение тогда-то. Ранее, в исправительно-трудовом учреждении, я злостно нарушал режим содержания, отказывался от работы, придерживался воровских идей. За что был переведён на тюремный режим. Здесь сперва я тоже вёл себя неправильно. Но потом понял, что надо честно отбывать срок наказания, усердным трудом искупить свою вину перед обществом, после освобождения стать достойным жить в советском обществе. Осознал я это с помощью воспитательных бесед, проводимых со мной лейтенантом таким-то...» Зек подписывается. Затем включается магнитофон и он зачитывает текст. Потом его выступления прокрутят по внутритюремному радио. Слушает тюрьма. Слушает пониженка. «Да. Это голос земляка, недавно сидевшего с нами. Его неделю назад подняли на корпус...»

    Как же достигался такой замечательный эффект? Звучит сакраментальное: «X.. или авторучка?» Как правило, выбирается второе, хотя это и не страхует от первого. Санузел в камере отгорожен небольшим металлическим щитом, так называемым мостиком. Если администрация дала «добро», прессуемого перегибают через мостик и насилуют. Обычно по очереди и право первого за бригадиром. Теперь прессуемый петух...»

     

    Заметим, что корыстный элемент в мотивах тех изнасилований отнюдь не он был на первом месте. На первом месте всё-таки оставалось «перевоспитание», «исправление», «отказ от воровских идей»... «Уничтожение блатного мира», к которому призывал Шаламов. Правда, крайне сомневаюсь, что самому Варламу Тихоновичу такой метод «уничтожения» ненавистного ему «блатного мира» понравился бы.

    От той эпохи мы плавно переходим к современной. И сразу спросим: что изменилось? Изменилось, полагаю, то, что борьба с «идеями» перестала кого-то волновать. «Воровские идеи» стали базовой, фундаментальной моралью общества, его стержнем, духовностью, его всем. Блатные пословицы вроде «умри ты сегодня, а я завтра» торжественно зазвучали из уст государственных мужей и церковных проповедей, в чуть более литературной форме, например: «Что вы волнуетесь за этих людей? Ну, вымрет 30 миллионов. Они не вписались в рынок». Или: «В стране идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, а уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям – дело естественное». Главной общественной ценностью – сделались деньги.

    Какую же роль в новую свободную эпоху заняли тюремные изнасилования? Очень простую, важную и абсолютно необходимую: во-первых, вышибания денег из заключённых. Во-вторых, достижения их полной покорности. В-третьих, устрашения других. Заключённый, на которого у администрации имеется такой убойный компромат, способный в один миг перевести его в ряды тюремных парий, низшей касты, «обиженных», поневоле должен вести себя смирно и богобоязненно. Он подобен медведю, через ноздри которого продето железное кольцо, с помощью которого им легко управлять.

     

    Что тут сказать? Знаменитый монархический мыслитель, граф Жозеф де Местр (1753-1821) написал в своё время замечательную оду палачу, причём писал о человеке этой в то время презираемой всеми профессии крайне возвышенно и с огромным почтением:

    «Звучит зловещий сигнал; низший служитель правосудия приходит, чтобы постучать в его дверь и известить его, что он нужен. Он выходит; он приходит на городскую площадь, которая переполнена нетерпеливой возбуждённой толпой. Ему выдают пленника, или убийцу, или богохульника. Он хватает его, кладет и растягивает на лежащем горизонтально кресте; он поднимает руку – и наступает жуткая тишина. Не слышно ничего, кроме вопля, треска ломаемых штангой костей и завываний жертвы. Затем он отвязывает его и несёт к колесу; вплетает раздробленные конечности между спиц; голова свисает; волосы стоят дыбом; из уст, зияющих, как топка печи, теперь лишь время от времени вперемешку с кровью выходят слова, молящие о смерти.

    И вот палач закончил своё дело; его сердце бьётся, причём от радости; он аплодирует сам себе, он говорит с гордостью: «Никто не умеет колесовать лучше, чем я!» Он сходит вниз с эшафота и протягивает окровавленную руку, и закон бросает ему издалека несколько золотых, которые он уносит с собой через двойную шеренгу зевак, которые в ужасе отшатываются. Он садится за стол и ест; затем он ложится в постель и засыпает.

    Когда он просыпается на другой день, он думает уже о чём-то совершенно другом, а не о той работе, которую делал вчера... Всё величие, вся власть, вся дисциплина основаны на палаче. Уберите из мира это действующее лицо, и в этот самый момент порядок сменится хаосом, престолы рухнут и общество исчезнет. Бог, создавший власть, создал и наказание: он поставил нашу землю на эти два полюса и велел миру вращаться вокруг них».

    Поистине золотые слова! А что бы написал граф Местр, живи он в наше время? Он бы прежде всего спросил: а что, колесований у вас больше не производится? Как, и расстрелы уже четверть века как отменены?.. Как же вы тогда живёте? На чём держится ваше общество? Что является его главным ужасом и той связью, которая не даёт ему рассыпаться? Ах, вот оно что, простая ручка швабры... Тогда понятно. Вот, значит, та главная Опорная Балка, на которой покоится у вас всякая власть, всякая собственность и всякий авторитет. Вот Она – Ось вашего общества, его незримая Основа и духовный Стержень, вокруг которого вращается абсолютно всё: президенты и митрополиты, ваксеры и антиваксеры, охранители и несогласные. Выдерните Её – и всё разом рухнет, порядок сменится хаосом, святая вера – безбожием, и общество исчезнет, погрузившись во мрак и небытие. Ещё благочестивый граф сказал бы, что сам Бог создал Её, насадил на Неё Землю и повелел вокруг Неё вращаться вселенной.

    Ведь не хотите же вы в самом деле, чтобы всё это рухнуло?

    Ох, непростой вопрос!

10

Комментарии

5 комментариев
  • гоша максимилианов
    гоша максимилианов17 ноября 2021 г.
    Увяз коготок - всей птичке пропасть.
  • Михаил Русаков
    Михаил Русаков17 ноября 2021 г.+1
    Это вам не сталинский Гулаг. Это страшнее.
  • Евгений Гордеев
    Евгений Гордеев17 ноября 2021 г.+2
    Да, автор основательно исследовал вопрос.
  • Дмитрий Тим
    Дмитрий Тим18 ноября 2021 г.+1
    "Ведь не хотите же вы в самом деле, чтобы всё это рухнуло?" -- Вы не поверите, но хотим! Уж лучше "смута" и надежда на перемены, чем такой вот "порядок".
  • Aleks Best
    Aleks Best18 ноября 2021 г.+1
    Поверьте, власть эта способна упасть еще ниже.. Буйным фантазиям не существует предела, в принципе. Лекарство от этой хронической болячки есть, и оно только одно - операция ! Башню дракону отхерячить. Вообще не понимаю где же оно - это срано_бздливое ' общество ' ???! Неужели люди думают, что завтра все пройдет и мир для них станет вдруг краше!? КодлА путинская только вот начала разгоняться в своем беспределе. И не ждите творца, который за вас все сделает /