По рыночным законам Российской империи ростовщичество считалось уголовным преступлением.

• Опубликовал Yuznews Yuznews 9 февраля 2016 г. - 2 848 просмотров

  Участившиеся случаи взыскания долга микрофинансовыми (но с гигапроцентной ставкой) учреждениями балансируют на грани прямой уголовщины, а часто оказываются и за гранью. См. недавний случай с «коктейлем Молотова», брошенным коллекторами в окно дома должника.

  Откровенный бандитизм, массово распространившийся в современной России, как только в ее быт внедрились товарно-денежные отношения, немедля, еще в конце 1980-х годов прошлого века, породил такое явление, как «вышибалы» (раннее название коллекторов), и такое понятие, как «поставить на счетчик». А также новое, прежде мало распространенное использование таких предметов, как утюг и паяльник.

  Такие простодушные средства энфорсмента, т.е. принуждения к исполнению долговых обязательств, первоначально применялись в коммерческом обороте — между людьми, выстрадавшими (зачастую в физическом смысле) рыночные отношения. Но с проникновением рыночных отношений в самую первичную ткань общества, с появлением широкой сети кредитных учреждений, вплоть до микрофинансовых, соответственно распространился и энфорсмент, объектом которого мог стать уже всякий человек, имевший неосторожность воспользоваться рекламируемыми на каждом шагу услугами лихоимцев.

  Казалось бы, в этом смысле пока еще наличествующий в школьной программе роман «Преступление и наказание» — очень своевременная книга. Вся завязка романа строится на судьбе микрофинансовой бизнесвумен процентщицы Алены Ивановны. Но тут есть некоторое отличие истории 150-летней давности от современной уголовной хроники. Духу наших дней более соответствовало бы, чтобы Алена Ивановна либо сама запустила в каморку Родиона Раскольникова бутылкой керосина, либо наняла Федьку-коллектора, чтобы тот паяльником (или угрозой такового) произвел энфорсмент, указуя Раскольникову, что pacta sunt servanda, договоры должны выполняться. Вместо этого должник микрофинансового учреждения, ныне рассматриваемый как тварь дрожащая, сам взял и тюкнул Алену Ивановну топором. Бывает сегодня и такое, но внимание общества более приковано к деяниям жестоких ростовщиков. Как, впрочем, оно всегда было к ним приковано — в мировой литературе и культуре Достоевский со своим романом скорее исключение.

  Причина неактуальности Федьки-коллектора в 60-х годах XIX века в том, что тогда микро- (а также и макро-) кредитование большей частью производилось под залог. Конечно, и тут был простор для лихоимства («Дает вчетверо меньше, чем стоит вещь, а процентов по пяти и даже по семи берет в месяц»), но проблемы вышибания долгов не было. Всё вышибалось в момент получения микрокредита.

  А для случаев, когда кредит был беззалоговый, существовало (в России — до 1879 года) личное задержание как способ взыскания с неисправных должников — «долговая тюрьма», или «яма». Специфического российского варварства тут было немного — про долговые тюрьмы можно много прочитать у Диккенса.

  Здесь действовал принцип, в сути своей неизменный от времен Ромула: неисправный должник обязан выплатить кредитору компенсацию — если не прямо денежную, то другую. Это может быть движимое и недвижимое имущество должника, может быть личное задержание как средство понуждения к выплате, может быть телесное наказание («правеж») как то же средство понуждения, залогом может, наконец, служить статус свободного человека. С появлением денег в истории человечества появляется долговое рабство, причем тут же приобретающее пугающий размах. Об этом тоже сообщается в школьном учебнике истории Древнего мира в разделе о Древней Греции и реформаторе Солоне — по нынешним временам очень своевременный раздел.

  Специфика новейшего времени в том, что бесспорно взимаемый залог не всегда возможно взыскать. Долговое рабство и правеж, хотя и соответствуют принципам последовательного либерализма, но вследствие смягчения нравов не применяются. Остается только опись имущества, но у бедняка много не опишешь, опять же в законе существует ряд ограничений, мешающих выбросить его голым на улицу. Притом что отчаявшиеся (или безрассудные) люди продолжают нуждаться в деньгах — «А то, что придется потом платить, так ведь это, прости, потом», а люди алчные и бессовестные готовы предлагать таким свои лихоимские услуги. И как же тут без коллекторов?

  Содержащийся в Пятикнижии Моисеевом недвусмысленный запрет на ростовщичество — «Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста» (Исх. 22,25) — в общем-то, не возымел должного действия. Более того, вся история христианской цивилизации базируется в том числе и на ссудном проценте — такая вот изрядная антиномия.

  Остаются только паллиативы, хотя и они обладают определенным действием и тут есть возможности для ограничительных мер. По рыночным законам Российской империи ростовщичество считалось уголовным преступлением. Его квалифицирующие признаки были таковы: «если заемщик вынужден своими известными заимодавцу стеснительными обстоятельствами принять крайне тягостные условия ссуды; если заимодавец скрывает чрезмерность роста включением его в капитальную сумму под видом неустойки, платы за хранение (пресловутый мелкий шрифт. — М.С.)», а лихоимским признавался процент более 12% годовых.

  Разумеется, сторонники экономической свободы, отрицающие само понятие лихоимского процента, будут использовать аргументацию еврея Исаака из Йорка, переданную нам В. Скоттом: «Прошу ваше преподобие помнить, что я никому не навязываю своих денег (с конца XIII века тут, правда, многое изменилось, навязывают, и еще как. — М.С.). Когда же духовные лица или миряне, принцы и аббаты, рыцари и монахи приходят к Исааку, стучатся в его двери и занимают у него шекели, они говорят с ним совсем не так грубо. Тогда только и слышишь: «Друг Исаак, сделай такое одолжение. Я заплачу тебе в срок — покарай меня Бог, коли пропущу хоть один день», или: «Добрейший Исаак, если тебе когда-либо случалось помочь человеку, то будь и мне другом в беде». А когда наступает срок расплаты и я прихожу получать долг, тогда иное дело — тогда я «проклятый еврей». Тогда накликают все казни египетские на наше племя и делают всё, что в их силах, дабы восстановить грубых, невежественных людей против нас, бедных чужестранцев».

  Исторический опыт показывает, однако, что перемикрокредитованность населения неизбежно приводит к появлению демагогов, провозглашающих принцип кассации долгов. В Древнем Риме это происходило регулярно. Если нет охоты всё время получать то бр. Гракхов, то Л.С. Катилину, разумнее признать, что понятие «лихоимский процент» — и уголовные санкции за него — имеет самое серьезное право на существование.

  
  Максим Соколов