Биография одного из славных советских военачальников-героев Великой Отечественной войны генерала армии А.В.Горбатова интересна не только его военными достижениями, но и удивительными, мягко говоря, превратностями его личной жизни и судьбы.
Родившись в крестьянской семье, в сельской глубинке, он получил лишь начальное образование, хотя с детства отличался природным умом, любознательностью , трудолюбием . Он был призван в армию в 1912 году и начало первой мировой войны встретил уже бывалым солдатом В ходе войны за храбрость и военную сметку он был награждён Георгиевскими медалями и крестами и произведён в старшие унтер-офицеры.
В Красную Армию он вступил добровольцем в августе 1919 г. и прошёл путь от рядового красноармейца до командира бригады. После Гражданской войны он закончил ряд курсов для комсостава и его военная карьера успешно продвигалась, однако в годы репрессий 1937 года он был арестован, через некоторое время оправдан, затем вновь арестован и отправлен на Колыму. Он тяжело заболел цынгой, едва не умер, однако вновь его дело было пересмотрено, и в мае 1941 г, он был освобожден.
Великую Отечественную войну он начал командиром дивизии, а закончил командармом, Героем Советского Союза. Интересно, что и в годы войны, будучи одним из наиболее успешных военачальников, он "сумел" попасть в переплёт, из которого мог бы и не выбраться. Ниже приводится выдержка из личных мемуаров А.В.Горбатова, в которой рассказывается об этом случае.
-"Находясь в глубоком тылу армии, в одной из частей, размещенной в прекрасном сосновом бору, я услышал рассказ офицера, уроженца Донбасса, только что получившего письмо от отца. Отец писал о горе шахтеров, вернувшихся домой после ухода немцев, описывал, как ходили шахтеры по развалинам шахт, по пепелищам своих поселков.
Отец офицера, проработавший на шахте сорок лет, писал: «Сейчас самая большая трудность в восстановлении шахт заключается в остром недостатке крепежного леса. Лес к нам прибывает, но очень мало, так как с севера идут железнодорожные составы с другим грузом, еще более необходимым».
- Так напиши отцу, - сказал я, - пусть приедет сам или пришлет кого-нибудь к нам за лесом. Видите, сколько здесь леса? Будем рубить, будем грузить уходящий от нас порожняк и тем облегчим горе шахтеров. Окружающие поддержали мое предложение, а офицер сказал: «Сегодня же напишу отцу». За множеством дел я забыл этот разговор.
Вспомнил о нем лишь тогда, когда мне доложили:
- Прибыла делегация из Донбасса.
Через минуту передо мной, вытянувшись по-солдатски, стояли три делегата. Двое из них были убеленные сединой кондовые шахтеры, десятки лет тяжелого труда оставили на их лицах глубокие морщины; третий был значительно моложе. Я усадил их на табуретки, пригласил к себе члена Военного совета генерала Коннова, предложил делегатам закурить (сам я никогда не курил, но для особо симпатичных посетителей у меня всегда имелась пачка хороших папирос), попросил жену - она сопровождала меня по фронтовым дорогам - приготовить нам чай и завтрак.
Когда пришел товарищ Коннов, я познакомил его представителями Донбасса - двумя рабочими и инженером, пригласил всех в столовую, познакомил там «повариху» - мою жену - с гостями, предложил ей зачислить их на довольствие, включая 100 граммов «жидкого топлива». За завтраком гости рассказали о положении в Донбассе, об энергии, с какой советские люди взялись за восстановление разрушенного, несмотря на скудный продовольственный паек и недостачу самого необходимого.
Несмотря на то что у рабочих не было красноречия, мы глубоко почувствовали горе Донбасса, так они своими простыми словами затронули наши сердца.
На мой вопрос: «Какой нам нужен лес?» - одновременно ответили все трое: - Какой угодно, лишь был бы толщиной двадцать сантиметров и больше.
Дело было такое для них важное, что мне показалось, будто делегация в три человека очень уж мала, и я спросил: - Что же вы приехали втроем? Но они поняли меня иначе: что их делегация слишком велика. Они переглянулись между собой, как бы спрашивая один другого, кто будет отвечать на этот вопрос. Самый старший из них ответил:
- Мы слезы уже выплакали. Думали, что у одного не хватит слез, чтобы упросить вас помочь нам, вот мы и приехали не один, не два, а втроем.
Этот трогательный ответ нас сильно взволновал. В шутку, но сквозь слезы я сказал:
- Да, неважного вы о нас мнения, - и, обращаясь уже к члену Военного совета, спросил:
- Ну, как вы думаете, Иван Прокофьевич, поможем шахтерам?
- Да, помочь бы надо. Но вот беда: категорически запрещено вывозить лес.
Об этом запрете я не знал и слышал в первый раз. Новость меня сильно озадачила. На лицах наших гостей было видно отчаяние. Какое-то время мы чувствовали себя, как на похоронах, и все молчали. Я в это время думал: «Что же делать? Нарушить запрет - дело слишком плохое. Отказать шахтерам в их просьбе - тоже нехорошо». Я вспомнил, сколько вырублено у нас леса за войну, а здесь у меня перед главами были большие массивы спелого леса.
Обращаясь к члену Военного совета, я сказал: - Иван Прокофьевич! Дело это необычное. Давай решим так: будем считать, что ты мне ничего не говорил об этом постановления, а я о нем не знаю. Лес мы срубим и отправим возвращающимся порожняком в Донбасс под видом, будто собираемся строить оборонительные рубежи в нашем тылу. На железной дороге никто на этот груз не обратит внимания, и лес благополучно дойдет до назначению. А если уж что и случится, всю вину я возьму на себя. Коннов ничего на это не сказал, но еле заметно кивнул головой.
В короткий срок мы свалили необходимый лес, что был ближе к железной дороге. Погрузку производили главным образом между полустанками и разъездами. Только успели отправить около пятидесяти тысяч кубометров, как наступил час расплаты. Мне доложили о прибытии другой «делегации» - но уже из Москвы. Трудно сказать, каким путем узнали там, - должно быть, через Военный совет фронта.
Прибывших из Москвы было тоже три человека. В штабе армии боязливым шепотом передавалась весть, что они явились по вопросу о лесе от самого Сталина. Настало время уединиться с гостями и исповедоваться перед ними, как я дошел до жизни такой, что нарушил постановление правительства. Перед началом объяснения я на какое-то мгновение подумал: бывает ведь и ложь во спасение. Но на ложь я не пошел.
Наша интимная беседа длилась четыре часа, я рассказал все начистоту, как было, начиная с полученного офицером письма. Рассказал о прибытии делегации. Сказал и о том, что генерал Коннов меня предупреждал, а я решил помочь шахтерам на свою ответственность. (Умолчал, конечно, лишь о кивке Коннова.) Отвечая на вопросы, пришлось рассказывать всю мою биографию с детства - и о пребывании на Колыме, и об обвинении меня во всех страшных грехах тоже. В результате беседы у меня осталось хорошее впечатление от председателя, человека лет шестидесяти, и очень плохое - от двух остальных.
Вопреки мнению окружающих я верил в благоприятный исход дела. Правда, моя всегда выдержанная жена была на этот раз в панике, но я подшучивал: «Пуганая ворона куста боится». Ожидание решения было долгим и мучительным. Я о многом передумал.
Наконец, как было договорено, председатель тройки позвонил мне по ВЧ: - Докладывал Сталину, он выслушал внимательно. Когда доложил, что вас предупреждал генерал Коннов, он спросил, от кого я это узнал. И когда я доложил, что от самого Горбатова, Сталин удивленно переспросил: «От самого Горбатова?» - а потом добавил: «Да, это на него похоже. Горбатова только могила исправит» - и в заключение сказал: «Преступление налицо, но, поскольку, как вы говорите, он не преследовал личной выгоды, на деле надо поставить точку».
Обрадованный, я поблагодарил председателя тройки. (К сожалению, забыл фамилию этого хорошего человека, а больше его не встречал.) Позднее мне передавали, что шахтеры, услышав, что возникло дело о лесе (ведь запрашивали и их городской партийный комитет), сильно беспокоились за меня, а узнав о благополучном конце всей истории, установили мемориальную доску с благодарственной надписью 3-й армии за оказанную помощь."
P. S. Прошу прощенья у читателя: приводя выдержку из воспоминаний генерала Горбатова, я не заметил, что - так получилось - ничего не сказано , что описываемые события происходили в Польше. Вот так СССР даже в той тяжелой обстановке заботился об интересах Польши, что наверное тоже неплохо напомнить нынешним польским русофобам.
Эдуард Панков
8.04.2019
Комментарии