КТО СТУЧАЛ НА БРОДСКОГО

• Опубликовал Николай Кофырин 6 февраля 2016 г. - #Николай Кофырин  #Иосиф Бродский  #Яков Гордин  - 2 237 просмотров

  В жизни Иосифа Бродского была тайна, которая определила всю его судьбу. И разгадка этой главной тайной поможет нам понять не только жизнь Бродского, но и наше время.
  В СССР за Бродским почти всё время пристально следил Комитет государственного безопасности. В особенности после того, как во время поездки в Самарканд в декабре 1960 года Бродский и его друг, бывший лётчик Олег Шахматов, говорили о планах захватить самолёт для бегства за границу. 29 января 1961 года Бродский был задержан, двое суток просидел в изоляторе КГБ, но был освобождён.
  Бродскому, по его собственным словам, «Гранд Мезон» (так они называли КГБ) предлагал «стучать» на друзей, и за это его бы печатали на финской бумаге. Однако Иосиф «стучать» отказался.
  КГБ знал почти всё о планах и действиях Бродского. «Если бы я появился на улице Пестеля, фасад Эрмитажа сорвался бы и побежал доносить в КГБ», – шутил Иосиф.
  Так, может быть, кто-то «стучал» на Бродского?
  Этот вопрос я задал близкому другу Иосифа Бродского Якову Гордину.
  
  В известной беседе со своим другом Рейном, Иосиф Бродский говорил о том, что «Гранд Мезон», как они именовали КГБ, предлагал ему «стучать», видимо, на своих друзей. И за это ему обещали печатать его издания на финской бумаге. Бродский отказался быть «стукачём». Но, судя по тому, что КГБ так хорошо знал обо всех передвижениях, почти обо всех мыслях и помыслах Иосифа Александровича, видимо, кто-то «стучал» на него. Как Вы считаете, такая версия имеет право на существование? – спросил я у Якова Гордина, близкого друга Иосифа Бродского.
  
  «Имеет, имеет», – ответил Яков Гордин со знанием дела. – «Это могло быть, очевидно, году в 1962-ом, когда он три дня сидел в «Большом доме». Это дело Уманского-Шахматова. Он прошёл как свидетель. Это могло быть тогда. Позже ему уже вряд ли предлагали. Ну, они всем предлагали, кого им удавалось зацепить. Насчёт финской бумаги … Это ничуть не компрометирует его, но в интервью его иногда несколько заносило. ... Ему могли, естественно, обещать благоприятствование в изданиях.
  
  – То есть, публиковали бы его стихи, если бы он был «стукачём»?
  – Всё равно это повело бы за собой требование писать другие стихи. Публиковать те стихи, которые он писал, в любом случае бы не стали. А финская бумага, я думаю, это такая фигура речи.
  
  – Так кто же на него стучал?
  – Нет, но вот это я сказать не могу, кто именно стучал на него. То, что, как оказалось, в нашей среде был человек, который потом сам признался, и он этого не скрывает, был завербован ещё в институте, это Владимир Соловьёв. Я думаю, что у Соловьёва было довольно сложное положение.
  
  – Тот Владимир Соловьёв, который сейчас живёт в Нью-Йорке?..
  – Да. У него было довольно сложное положение. Потому что, с одной стороны, он моложе был, очевидно, был возраста Иосифа. Но Иосиф как-то очень быстро повзрослел. Мы были приятелями. Он был таким младшим приятелем нашим. И ему, конечно, стучать на нас не хотелось. И я думаю, что он максимально избегал давать компрометирующую информацию. Но факт остаётся фактом. Повторяю: он сам в этом признался. Он, по-моему, и сейчас этого не скрывает. И, в общем, в конце концов, ему пришлось уехать из Ленинграда, когда всё это выяснилось, и уехать из страны. Поэтому к его откровениям в фильмах, что о Бродском, что о Довлатове, я отношусь с большим сомнением. Ещё там Лена Довлатова могла иметь с ним дело. Что касается Бродского, то огромные сомнения, что он вообще подпускал его к себе.
  
  Спустя два дня после интервью, 11 июня 2015 года, я получил электронное письмо от Якова Гордина, в котором просил не называть фамилию Соловьёва. «Я подумал-подумал и решил, что все же называть фамилию Соловьева не будем. Пусть это будет "один наш младший приятель". Знаете ли, дети, внуки. Времени прошло много. Он как был прохвостом, так и остался...»
  
  Однако видеозапись интервью я уже выложил в Интернете, о чём сообщил Гордину.
  
  Догадывался ли Бродский, что кто-то из близких друзей доносит на него в КГБ?
  
  Бродский умер в 55 лет. А многие его друзья ещё живы и пишут о нём воспоминания.
  Так ныне живущий в Нью-Йорке Владимир Исаакович Соловьёв (тот самый, о котором говорил Яков Гордин) в своей новой книге «Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества. Юбилейное издание» пишет: «Пусть Бродский даже гений (допускаю), но не святой…»
  
  Если агент переехал в Америку, то, либо сбежал, либо для того, чтобы там продолжить свою работу?
  
  Страшно представить, если вдруг архивы откроют, и мы узнаем, как друзья-писатели стучали друг на друга в КГБ.
  
  26 мая 2015 года я побывал в музее современного искусства «Эрарта», где Лев Лурье рассказывал о жизни Иосифа Бродского.
  
  Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде. Его отец Александр Иванович Бродский (1903—1984), был военным фотокорреспондентом, вернулся с войны в 1948 году, работал фотографом и журналистом в нескольких ленинградских газетах.
  Мать поэта – Мария Моисеевна Вольперт (1905-1983) работала бухгалтером.
  Родители часто ссорились, отец иногда наказывал сына.
  Иосиф Бродский с горечью говорил: «у моей матери был очень несчастливый брак».
  
  
  
  Раннее детство Иосифа пришлось на годы войны, блокады, послевоенной бедности. В 1942 году после блокадной зимы Мария Моисеевна с Иосифом уехали в эвакуацию в Череповец.
  После окончания войны и возвращения в Ленинград Иосиф в 1947 году пошёл в школу № 203 на Кирочной улице. В 1950 году перешёл в школу № 196. В 1953 году учился в школе № 181 в Соляном переулке, где его оставили на второй год.
  
  С детства Иосиф мечтал о море. В 1954 году он подал заявление во Второе Балтийское морское училище, но принят не был. Пришлось продолжить учёбу в 7-ом классе школы № 276, что на Обводном канале.
  
  В 1955 году родители переехали в знаменитый Дом Мурузи на Литейном проспекте, где в их распоряжении было «полторы комнаты» общей площадью 40 квадратных метров – по тем временам довольно много.
  
  В 2015 году в день рождения Иосифа Бродского 24 мая я был на открытии музея «Полторы комнаты» в доме Мурузи. Это было СОБЫТИЕ! Ничего подобного я не видел уже давно. Очередь растянулась до Литейного проспекта.
  
  В 1955 году в неполные шестнадцать лет, закончив только семь классов, Бродский бросил школу и поступил учеником фрезеровщица на завод «Арсенал».
  «У Иосифа были амбиции на взвод. Он не мог учиться, при том, что это был умнейший человек», – так говорят современники.
  
  
  
  В течение пяти лет после ухода из школы Бродский работал истопником в котельной, матросом на маяке, безуспешно пытался поступить в школу подводников; загорелся идеей стать врачом, месяц работал помощником прозектора в морге при областной больнице, анатомировал трупы, но в конце концов отказался от медицинской карьеры.
  С 1957 года был рабочим в геологических экспедициях на Белом море, в Восточной Сибири и в Северной Якутии.
  Летом 1961 года после нервного срыва вернулся в Ленинград. В это время Иосиф много, но хаотично читает: поэзию, философскую и религиозную литературу, самостоятельно изучает английский и польский языки.
  
  По словам Бродского, он начал писать стихи в восемнадцать лет. Однако существует несколько стихотворений, датированных 1956 годом. «Пилигримы», «Памятник Пушкину», «Рождественский романс» — наиболее известные из ранних стихов Бродского.
  
  В 1957 году Бродский познакомился с молодым поэтом Яковом Гординым. В 1959 году Бродский знакомится с Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Булатом Окуджавой, Сергеем Довлатовым.
  
  14 февраля 1960 года состоялось первое крупное публичное выступление Бродского на «турнире поэтов» в ленинградском Дворце культуры им. Горького. Прочтение им стихотворения «Еврейское кладбище» вызвало скандал.
  
  Первым опубликованным стихотворением Бродского стала «Баллада о маленьком буксире», напечатанная в сокращенном виде в детском журнале «Костёр» № 11 за 1962 год.
  
  В августе 1961 года Евгений Рейн познакомил Бродского с Анной Ахматовой, которая жила на своей даче (или, как она выражалась, в «будке») в посёлке Комарово.
  Ахматова очень заботливо отнеслась к молодому поэту.
  
  
  
  Бродский всегда с уважением высказывался о минутах, проведённых возле Ахматовой.
  Ахматовой приписывают слова о том, что была эпоха Пушкина и, наверное, когда-нибудь будет эпоха Бродского. Любопытно, что сегодня музей Бродского экспонируется в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме на Литейном.
  
  После смерти Ахматовой в 1966 году Бродский и Анатолий Найман долго искал и решили, что место для захоронения Анны Андреевны должно быть на кладбище в Комарово.
  
  Когда Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве, Анна Андреевна выступала в защиту Иосифа. Когда Бродского отправили в ссылку, Ахматова сказала: "Какую биографию делают нашему рыжему!»
  Именно Анна Андреевна первая заметила, что Бродский похож на кота.
  
  Говорят, есть люди – птицы, есть люди – собаки, и есть люди – коты. Бродский был котом. Свою любовь к котам Бродский сохранял на протяжении всей своей жизни. Он себя вёл соответствующе повадкам кота.
  
  
  
  Молодой Бродский был любвеобилен. Баб у него было много. Но бабником он не считался, поскольку был разборчив.
  В 1962 году двадцатидвухлетний Бродский встретил молодую художницу Марианну Басманову, дочь художника П.И.Басманова. Отношения у них были неровные: они то расставались, то вновь сходились. 8 октября 1967 года у Марианны Басмановой и Иосифа Бродского родился сын – Андрей Осипович Басманов. В 1972-1995 годы М.П.Басманова и И.А.Бродский состояли в переписке. Поэт посвятил своей возлюбленной многие лирические стихи.
  
  
  
  «Если учесть количество греха на душу принятого и количество стихотворений в связи с этим написанных, то я думаю, последний меньше, чем первого», – признавался Бродский.
  
  Современники отмечали: Бродский – самородок. Он учился сам. Это был «человек-остров». «Есть два человека: Бродский как поэт, и Бродский как личность. Оба качества не идеальны и не безупречны. Но в обоих качествах это человек с отблеском гения. Это был великий поэт. И его подпитка – было одиночество».
  
  …
  Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
  Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
  слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
  шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.
  …
  1970
  
  Родители признавались, что стихов сына никогда не понимали. Не понимали они и его поведения, нежелания работать на одном месте, потребности быть свободным от всяческих уз.
  
  Свобода к полной независимости была основной чертой характера Бродского.
  Не всякий жаждет свободы. Бродский свободы жаждал. Она была ему необходима для творчества.
  
  Бродский был личностью, не желал приспосабливаться и быть винтиком в бескомпромиссно устроенном механизме советского государства.
  В общественном устройстве СССР Бродский был антиобщественным типом. Он был человеком свободомыслия – свободным в несвободной стране, чужим среди своих.
  Всё время искал и находил себе соперников. Он не хотел вписываться в обычную советскую среду. Он вываливался из советского стандарта. Он был как городской сумасшедший.
  
  Но быть индивидуалистом в обществе коллективистов было опасно. В условиях строительства коммунизма всякий не строящий вместе со всеми коммунизм считался тунеядцем.
  
  29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Я.Лернером, М.Медведевым и А.Иониным. Авторы статьи клеймили Бродского за «паразитический образ жизни».
  «Как видите, этот пигмей, самоуверенно карабкающийся на Парнас, не так уж безобиден. Признавшись, что он «любит родину чужую», Бродский был предельно откровенен. Он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает этого. Больше того! Им долгое время вынашивались планы измены Родине…
  Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде».
  
  
  
  Было очевидно, что статья является сигналом к преследованиям и, возможно, аресту Бродского. Позднее Лернер признался, что этот фельетон он написал не по своей воле, что его заставили.
  
  Я поинтересовался у Якова Гордина его мнением относительно Я.Лернера и его пасквиля «Окололитературный трутень».
  Яков Аркадьевич ответил:
  – Лернер был мелкий прохвост, которого использовали, Комитет использовал в качестве провокатора и организатора такого рода акций. Потому что у него были подвиги и до этого схожие. Просто он прославился на деле Бродского. Ну, таких, как Лернер, было довольно много. Он особенно яркая фигура. … Он был не просто «стукачём». «Стукач» – это человек, работающий под прикрытием, как говорится. Это он среди нас … а даёт информацию. А Лернер был совершенно открыто таким мелким агентом.
  
  8 января 1964 года «Вечерний Ленинград» опубликовал подборку писем читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского».
  13 января 1964 года Бродского арестовали по обвинению в тунеядстве. Провели принудительную психиатрическую экспертизу на предмет вменяемости и установили, что у Бродского черты психопатической личности.
  14 февраля у него случился в камере первый сердечный приступ. С этого времени Бродский постоянно страдал стенокардией, которая напоминала ему о возможной близкой смерти.
  
  Однако, больше чем арест, суд и приговор, Бродского занимали мысли о разрыве с Марианной Басмановой. Любимая женщина изменила и стала встречаться с близким другом Иосифа – Дмитрием Бобышевым. Вынести такое предательство двух близких людей было невозможно.
  Марина навещала Иосифа, когда он находился на обследовании в психиатрической больнице, но больше не показывалась. В результате Иосиф предпринял попытку самоубийства.
  
  Весной 1964 года состоялось два заседания суда над Бродским, которые проводила судья Дзержинского суда Е.А.Савельева. Второе заседание суда проходило 13 марта 1964 года в зале Клуба строителей набережная Фонтанки, 22.
  Запись судебного процесса, сделанная Фридой Вигдоровой, была опубликована во влиятельных зарубежных изданиях, даже читалась по «Би-би-си».
  
  
  
  Судья: Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, потом полгода не работали… Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни?
  Бродский: Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи.
  Судья: Значит, вы писали свои так называемые стихи? А что полезного в том, что вы часто меняли место работы?
  Бродский: Я начал работать с 15 лет. Мне все было интересно. Я менял работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях.
  Судья: А что вы делали полезного для родины?
  Бродский: Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден... я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу, и не только сейчас, но и будущим поколениям.
  Судья: Значит, вы думаете, что ваши так называемые стихи приносят людям пользу?
  Бродский: А почему вы говорите про стихи «так называемые»?
  Судья: Мы называем ваши стихи «так называемые» потому, что иного понятия о них у нас нет.
  
  Все свидетели обвинения начинали свои показания со слов: «Я с Бродским лично не знаком…».
  Смирнов (свидетель обвинения, начальник Дома обороны): Я лично с Бродским не знаком, но хочу сказать, что, если бы все граждане относились к накоплению материальных ценностей, как Бродский, нам бы коммунизм долго не построить.
  
  Сорокин: Можно ли жить на те суммы, что вы зарабатываете?
  Бродский: Можно. Находясь в тюрьме, я каждый раз расписывался в том, что на меня израсходовано в день 40 копеек. А я зарабатывал больше, чем по 40 копеек в день.
  Сорокин: Но надо же обуваться, одеваться.
  Бродский: У меня один костюм — старый, но уж какой есть. И другого мне не надо.
  
  О чём думала судья Савельева, вынося заведомо несправедливый приговор Иосифу Бродскому за то, что он жил на 80 копеек в день? Чем оправдывала себя судья, обвиняя будущего нобелевского лауреата в том, что он жил на сумму, чуть большую, чем содержание в тюрьме?
  
  Мне тоже приходилось жить на 1 рубль в день, когда в 1981 году я работал дворником, жил на служебной площади и учился вольнослушателем на философском факультете Университета.
  
  Судья: А лучше объясните, как расценить ваше участие в нашем великом поступательном движении к коммунизму?
  Бродский: Строительство коммунизма — это не только стояние у станка и пахота земли. Это и интеллигентный труд, который...
  Судья: Оставьте высокие фразы. Лучше ответьте, как вы думаете строить свою трудовую деятельность на будущее.
  Бродский: Я хотел писать стихи и переводить. Но если это противоречит каким-то общепринятым нормам, я поступлю на постоянную работу и все равно буду писать стихи.
  (Цитируется по воспоминаниям Якова Гордина «Дело Бродского», «Нева»№ 2, 1989 год).
  
  Я спросил у Якова Гордина:
  – Судья Савельева судила по закону, а не по совести?
  – Она судила как раз не по закону. Потому что доказать, что он тунеядец, было невозможно на самом деле. …
  – То есть у неё был политический заказ?
  – Ну, естественно, это было задание. Потому что у неё были свидетели защиты, на которых она, если бы она была добросовестным юристом, могла опереться и тут же его отпустить. … Она сделала то, что ей приказывали».
  
  13 марта 1964 года на втором заседании суда Бродский был приговорён к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию — к пяти годам принудительного труда в отдалённой местности.