Что делать, когда людей несправедливо сажают?
Мне кажется, прежде всего нужно представить себе противника – то есть людей из системы, принимающих решение о посадке. Чего они хотят и как на них можно повлиять?
Мысль, что несправедливыми посадками занимаются садисты, которые хватают заведомо невинных и начинают их мучить, чтобы те больнее обстрадались – неправильная ментальная модель. Садисты в системе, конечно, есть, но "ближе к земле" – там, где есть возможность непосредственно кого-то мучить. Те, кто принимает решения, к своим жертвам относятся ровно. Никого специально не мучают – но и виноват ли человек и сильно ли он мучается, им достаточно безразлично. Человек для них – функция. Они решают свои проблемы.
Если у них есть идеология – она примерно та же, что мы слышим регулярно от сетевых "охранителей". Бунтовщиков надо душить в колыбели. Лучше перебдеть, чтобы никто не смели рыпаться. Чем туже завинтить, тем лучше. Пусть лучше сейчас сядет, чем потом кого-нибудь взорвет. И т.п. Плюс профессиональная деформация, из-за которой в саму возможность существования невиновных, благонамеренных людей и ненасильственных общественных отношений они не очень верят.
Но это внешний контур – а вообще для них это обычная работа, с построением карьеры, подсиживанием друг друга и т.п.
Люди, чье мнение для них имеет значение – это их начальство (начиная с Путина и ниже по лестнице). На мнение общества как таковое им глубоко плевать.
Но: начальство очень не любит и не одобряет неудачников, на чем-то погоревших. А шумиха вокруг какого-либо дела рассматривается по определению как провал. Чем громче и шире шумиха, тем сильнее беспокойство.
Поэтому в ситуациях не политических и достаточно очевидных (как недавняя история с матерью больного ребёнка, продавшей лекарство) может хватить одного-двух раундов крика в блогосфере и статей в нескольких СМИ. В итоге обычно кому-то дадут по шапке, а невинно пострадавшего отпустят, и дело его прекратят.
Так что главное орудие активиста в таких случаях – громкий голос и бойкое перо.
С политическими историями сложнее. "Политических" власть рассматривает как своих врагов и угрозу себе. И она уверена, что за ними стоит конкурирующая система, которая и организует кампании в защиту бузотеров.
Чтобы защищать "политических", нужно либо это признавать и позиционировать их как своего рода пленных, нуждающихся в обмене – но тогда нужно что-то предлагать в обмен. Либо доказывать, что они совсем не "политические", попались по ошибке, и относиться к ним надо как к обычным жертвам несправедливого обвинения.
Но не то и другое вместе.
Поэтому "политзеку" полезна максимально широкая общественная компания, в которой в его защиту высказываются не только оппозиционеры, но и охранители, и люди аполитичные, приводя общечеловеческие гуманитарные соображения и настаивая на том, что он просто не виноват.
А вот инициативы, явно оппозиционно окрашенные (несанкционированные мероприятия в его поддержку, враждебность и непримиримость в риторике) – скорее вредны. Не потому что "раздражают сатрапов", а потому что утверждают их в мысли: этот арестованный – часть конкурирующей фирмы, его защищают "свои", значит, взяли его не зря.
Что касается дела "Нового величия" (молодежь, арестованная за резкие нападки на власть), то оно является угрозой для системы и ещё в одном отношении. Тут речь идёт не о несправедливом обвинении в чистом виде, а о методах работы системы. Шум вокруг этого дела влечёт за собой общественную дискуссию – о провокации и её допустимых границах и о том, где должна начинаться уголовная ответственность за "крамольные разговоры".
Системе такая дискуссия – как и вообще любое публичное обсуждение её внутренней кухни – будет очень неприятна. Как и сама мысль, что она должна стать " прозрачнее" и что-то объяснять обществу о своей работе. Так что скорее всего она будет стоять насмерть и держаться за этих девочек зубами. Борьба за предстоит долгая и упорная – и с неочевидным результатом.
Следом плавно перейдем к другой теме: является ли вообще преступником революционер?
В отношении политической борьбы – так же, как и в отношении войны – этика современного общества размыта.
Наёмный убийца или грабитель банков – преступник, это ни у кого сомнений не вызывает. Но преступник ли революционер?
Практический ответ здесь – "кто победил, тот и прав"; а принципиального ответа, убедительного для всех, нет.
Множество людей, проклинающих майдан или Навального, при этом вполне положительно относятся к Ленину и другим революционерам прошлого. Хотя казалось бы!..
И даже среди тех, кто большевиков активно не любит – думаю, немало людей, у которых Гарибальди, Кромвель или голландские гезы вызывают вполне положительные ассоциации. А ведь все они восставали против законной власти и проливали кровь!
Американские же отцы-основатели – для современной культуры и вовсе однозначные герои, хотя они развязали кровопролитную войну.
Мир модерна сложился в результате серии революций. Его создатели были революционерами. В нем официально признается "право народа на восстание" – и "борьба за свободу" окрашена так же положительно, как в каждой стране в отдельности "борьба за родину". Дескать ради благой цели можно нарушать обычные табу – не подчиняться властям, закону, применять насилие.
Немало людей на собственном опыте или наблюдая за жизнью, пришли к мысли, что восстание – дело сомнительное и опасное и подвиги знаменитых революционеров определенно лучше не повторять дома.
Но это их личный взгляд – а совсем не то, что очевидно для всех.
Очевидно другое: если ты задумаешь устроить революцию – "Кровавый Режим" начнёт тебя преследовать. Ну так на то он и "кровавый". Нет очевидных причин, по которым это преследование следует расценивать как несправедливое, и общество должно быть на стороне режима, а не на твоей.
Впрочем общество, исходя из вышесказанного, в этом отношении предлагает взаимоисключающие параграфы. Консенсуса нет – и часто даже в пределах одной головы.
А было ли вообще когда-нибудь согласие на этот счет? Ведь восстания происходили на протяжении всей истории, и всегда восставшие противопоставляли правителям какие-то свои ценности.
В Японии даже конфуцианство, считающееся крайне консервативным учением, считали подрывным, потому что оно признаёт, что император может утратить мандат Неба – и тогда его можно свергать.
То есть мятежник всегда был морально неоднозначной фигурой, и правящие классы тратили огромные усилия, чтобы его очернить, но с переменным успехом. Как писал Честертон, "мятежник древнее всех царств, и традиция на его стороне".
Но при этом надо заметить что в истории большинство цареубийств и государственных переворотов – устраивали как раз "охранители" и "сторонники стабильности". Революционеры за всю историю убили относительно мало правителей и свергли мало правительств.
Любой режим имеет существенные возражения против того, чтобы его свергали насильственным путем. Тем более "кровавый".
Поэтому прежде чем затевать насильственное восстание, надо учитывать все риски и быть ко всему готовым. "Ах как жестоко за это сажать в тюрьму" – точно инфантильность. Даже если испытывать сентиментальные чувства к революционерам.
Революции не делаются на диване, а делаются на баррикадах и в тюрьме.
По материалам Наталья Холмогорова
Комментарии