Очередным хитом продаж на нашем медиарынке стало заявление авторитетного когда-то главы правительства Сергея Степашина о путинской незаменимости:
«Многие думали, надо ли через два года идти Путину в президенты. Но сейчас совершенно очевидно, что никакой замены быть не может, особенно в ситуации частичной мобилизации, по сути дела активных боевых действий против НАТО и американцев... Мы не должны повторять 1917 год, когда ближайшее окружение Николая II по сути его предало. Я считаю, что Путину придется, хочет или нет, свой крест пронести еще, до того, как мы действительно сможем сделать настоящий мир...»
О чем эти слова говорят больше – об исключительности Путина или о страшном вырождении России, оставшейся без сколько-то хоть годных на первую роль лидеров? А как же тогда быть после его смерти? Впрямь, повинуясь известной формуле Володина, дуть с простынями на погост?
На мой взгляд, Путин стал действительно исключительным во многом правителем «бункерного» типа, вогнавшим страну в такую агрессивно-раскоряченную позу, что другого способного держать в ней – шиш найдешь. Дольше него после царей у нас правил один Сталин, но при всем деспотизме своей власти до самой смерти оставался «в строю». Заряжал новые проекты по народному хозяйству, занимался международным и внутренним политическим общением, наукой, литературой, любил и выпить-закусить с компанией, застолья на его даче тянулись до 5 утра... При нынешнем развитии коммуникаций глава страны, может, и способен рулить ей хоть из космоса – но прозвище «бункерный», мне кажется, больше связано с общественно-политической изоляцией Путина, чем с физической. Даже с самоизоляцией человека, выродившегося в итоге слишком долгого торчания во власти в болезненно не терпящую никаких поправок функцию.
Вот крайне показательный симптом этой уже неизлечимой деградации:
«В пресс-конференции Путина в Астане приняли участие только российские СМИ: «Российская газета», «Аргументы и факты», «Коммерсантъ», РИА «Новости», «Первый канал» и так далее. И ни одного представителя других стран – не только из Германии, Франции, Италии и прочих членов НАТО, но даже из Беларуси, Казахстана или Кыргызстана...»
И не столь важно, сами иностранцы стали игнорировать переставшего отвечать не нелояльные вопросы Путина – или охране велено «не пущать». Суть в том, что весь мир стал для него тюрьмой, а родным домом, что называется по-английски sweet home – бункер с протокольно осклабленными лицами прислуги и могучим антиковидным и противоядерным щитом.
На все более редких встречах с населением, как уже не раз было подмечено – одни и те же переодетые то в рыбаков, то в прихожан статисты. Ни о каких прогулках на досуге, когда любой прохожий может подойти и сфоткаться рядом, как с Макроном или Байденом, или даже нахамить – как было с Джонсоном, – нет и близко речи. Человек явно замыкается в себе, схлопывается, а занимающая его место функция становится все более враждебной всему человеческому. Отсюда и конфликт с целым миром, подобного которому мы еще не знали ни при царях, ни при советской власти.
На днях за резолюцию ООН с осуждением действий России на Украине проголосовали аж 143 страны – и лишь 4 против: Белоруссия, КНДР, Сирия и Эритрея. Мало того, уже и самые зависимые от России через их мигрантов страны стали пофыркивать против ушедшего под свой засов вождя. И президент Таджикистана Рахмон на встрече в той же Астане сказал:
«Нас не 100-200 миллионов. Но мы хотим, чтобы нас уважали. Где мы что-то нарушили? Где-то не так поздоровались?»
И дело тут, похоже, не в каких-то экономических, военных или экономических неладах – но в этом личностном, обидном для азиатского вождя с еще большим стажем, чем у нашего: «А поговорить?»
Но все разговоры нашему затворнику, кажется, надоели уже хуже горькой редьки, бункерная мизантропия хочет только бомбить оппонентов и плевать на нейтралов. Мы видим, как ему приходится заискивать, явно превозмогая страшное внутреннее омерзение, перед коварным, уже не раз вонзавшим нож в спину Эрдоганом и надменным Цзиньпином. Тогда как глава страны должен быть в первую голову как раз парламентарием, находящим именно в словесных боях упоение пуще сексуального. И такие его предшественники как отличавшиеся величайшей строгостью, но и сказочной плодотворностью Грозный, Петр, Сталин были и мастерами меткой речи, запечатленной в массе анекдотов.
Путин пытался «лить в граните»: «она утонула», «замучаются пыль глотать», «мочить в сортире» и так далее. Но это оказалось явно не его коньком, и в итоге он попутно переходу от живого общения с людьми к бункерному затворничеству перешел от слов к пушкам. И в России начались такие гонения на слово, каких сегодня нет, кажется, больше нигде в мире. По чисто инквизиторским статьям «за репосты и лайки», «за дискредитацию» стало можно хватать вообще любого, кто смел раскрыть против чего-то рот.
За первые три месяца с появления у нас в КоАП ст. 20.3.3 «за дискредитацию армии» суды оштрафовали по ней 2504 человека на 85,7 млн руб., доносит судебная статистики. Навар, конечно, невелик, но в этом государственном почине прикусить язык народа сквозит маниакальный прикус ушедшего в свои вселенские обиды затворника. И его курс на заведение конфликта с целым миром в такой тупик, откуда кроме атомной войны уже не будет никакого выхода.
Он не ведет страну вперед, а загоняет в зад, в средневековый мрак крестовых походов, когда убийство тех, кто не служит одному с тобой мракобесию, тешило исковерканные души крестоносцев. И того, кто сохранит это уродливое статус-кво, когда экономика убита, но и протестов нет; воруют люто, истребляют и замещают мигрантами народ здесь, а ненависть его устремлена за кордон – возможно, и впрямь не найти. Но для чего хранить эту немыслимую позу-раскоряку? Не лучше ли постараться выйти из нее и зажить как люди – а не как выродки под властью бункерного бирюка?
Комментарии