Фотограф Михаил Маркович Смодор был, вероятно, тихий интеллигентный русский еврей, каких сто лет назад было намного больше, чем бешеных комиссаров, - хотя история забыла первых, прокляв вторых.
В 1907 году Смодор приехал в город Галич Костромской губернии, открыл фотоателье и остался там навсегда.
Смодор не знал, что через десять лет закончится старая Россия, закончится прежний Галич, который он, видимо, полюбил, - и начнется, переводя на наши деньги, ИГИЛ, штатным фотографом которого он и станет.
Большая часть уцелевших карточек Смодора - это как раз хроника становления ИГИЛа в чудесном уездном городе на озере: политпросвещение, мелиорация, парад, уком, профком, тракторная база в церкви, сброшенные колокола, демонстрация протеста против убийства товарища Воровского.
Смодор не любил Советскую власть.
Он, как и все, пережил краткий момент революционной влюбленности в 1917 год, после чего, как и все, разочаровался. Но работа у него была такая: фотографировать тех, кто заказывал снимок - поэтому он честно сохранил нам селькоров, красноармейцев, чоновцев, агитаторов, мальчиков, переодетых угнетенными китайцами - словом, всю цивилизацию двадцатых-тридцатых, цивилизацию прежде всего кепок, а еще шинелей, папиросок и высоких мужских сапог.
И Смодор хорошо сделал свою работу.
Когда смотришь его карточки десятками, сотнями, ты чувствуешь главное: как это было страшно.
И еще подлинно, органично, - так что долой все сказки консерваторов про оккупацию пришлыми революционерами сказочного народа, только и мечтавшего, что про возвращение царя.
Увы, увы.
На фотографиях Смодора мы видим Россию, воодушевленную новой религиозной верой, народной и фанатичной.
Верой в прогресс. Верой в лампочку, в мелиорацию, в трактор, в портрет комиссара в красном углу, обещающего, как Моисей, вывести народ куда-то не пойми куда, но только прочь из избы, из аграрной архаики, навстречу физкультуре и радиоприемнику.
Теперь это сложно понять.
Впрочем, Смодору, возможно, это было сложно понять уже тогда - не все же поверили в лампочку как в финальный смысл истории и человеческой жизни, некоторые не смогли, - но он молчал, и только строил своих игиловцев, то веселых, то патетически хмурых, в правильные для позирования ряды.
И только после сотни-другой фотографий на фоне трактора у разгромленной церкви - ты, наконец, видишь то, что он снимал в 1916 году.
Офицер. Барышни. Рыбаки. Площадь с торговыми рядами. Неснесенные еще игиловцами храмы. Сами игиловцы, наконец, - тогда еще дети или солдаты, но живущие еще в старом мире, в старом Галиче, и не подозревающие о том, кем они станут и что будут делать.
И хочется закричать: Михаил Маркович, остановитесь!
Ведь это же вы, в своем фотоателье, фиксируете время, обозначаете его ход, - и, значит, в вашей власти его прекратить.
Стоп, стоп, стоп!
Пусть будут барышни, пусть будут рыбаки.
Не надо трактора.
Давайте мы его лучше утопим в Галичском озере, а?
Но до Смодора не докричаться, Смодор занят, Смодор работает - и, повинуясь его волшебной работе, повинуясь его быстрым, до секунды отработанным командам, вы встаньте там, а вы вот здесь, посмотрите сюда, так, еще раз, - исчезает из кадра старая Россия, и приходит новая, в кепке, с папиросой и с плакатом про Осоавиахим, в общем, спи, дорогой вождь, мы, рабочие и крестьяне, поклялись довершить.
И тут происходит самое страшное.
Ты начинаешь любить этот смодоровский ИГИЛ.
Ведь то, что сделано кем-нибудь хорошо, что сделано с Божьим светом в объективе, - то и придется любить.
Если оставил Смодор нам агитаторов с тракторами пленительно прекрасными - значит, такими и быть им навечно, ничего не поделаешь.
За эту неизгоняемую любовь - я вас ненавижу, Михаил Маркович.
И понимаю.
В те же годы фотографом был мой прадед, и снимал все то же самое.
А я был в Галиче, и везде в Костромской губернии.
И знаете что?
Я собираюсь остаться там навсегда.
Комментарии