Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

Александр Росляков. Эвакуация как сладкий перец и утеха отцов нации


  • Пролог. Хрущев, любивший заигрывать с народом и вообще сделавший немало для него, переселив например миллионы из трущоб в свои хрущобы – в одной поездке на Кубань пожелал зайти в гости к колхознику. Наши извечные, расцветшие сегодня еще пуще холуи натащили в дом того всяких ковров, шкафов, сервизов – и после хорошего угощения с выпивкой Хрущев, уходя, шепнул хозяину: «И не отдавай!»

     

    Серебряный Бор Москвы я хорошо знал еще с советских пор, когда его жилая зона состояла из госдач ответработников и посольств и домов отдыха, например Большого Театра или «Правды»; а въезд туда был настежь. Я ездил купаться и знакомиться с девчатами на его пляжах, утопавших в высокой эдемовской траве. А один мой друг там даже смог зафаловать дочку государственного дачника, генерала КГБ – из вожделения заглянуть не так в ее трусы, как за внушительный дачный забор. Но ничего особенного там не узрел: скромный казенный вид, только метраж огромный. Оно и ясно: какой смысл было особенно уютничать, если потом все равно отдавать.

    Но бес, как Хрущев на ухо колхознику, шепнул нашим ответработникам: «И не отдавайте!» Так произошла великая антисоветская революция 1991 года, после которой пошла приватизация и скупка в вечную собственность дач СерБора. В разбитные 1990-е и тороватые 2000-е, когда все силы были брошены на выживание под пулями бандосов и сколачивание первоначальных капиталов, въезд туда оставался еще свободным. Но дальше, когда всё в бандитском и хищническом плане улеглось и устоялось, началась вся классовая сегрегация. Сперва на въезде в дачные угодья, где стали бешено расти заборы и особняки, мимо которых и лежит дорога к пляжам, поставили пропускной пост – отсекать лишние потоки, когда уже забиты пляжные парковки. Потом за въезд с чужих стали брать мзду. И наконец проезд оставили только своим, проведшим в жизнь это дьявольское «И не отдавайте!» Но вход открыт там до сих пор, даже для пешеходов сделали удобные дощатые пути по-над болотцами и гравийные дорожки со скамейками и урнами в лесной части...

    Я же в курсе всего этого, поскольку некогда обменял квартиру в центре на место близкое к СерБору, где полюбил бегать на лыжах и купаться. Но завел всю эту речь, чтобы поведать об одном не всем даже знакомом, думаю, местечке слева перед въездом в основной массив СерБора, где, на мой взгляд, как в капле отразилось все отношение наших господ к народу. Ценно оно больше всего для лыжников – поскольку там обширная автостоянка сложной формы, стихийно некогда возникшая, откуда до лыжни всего два шага.

    Встарь там была ущербная асфальтировка вперемешку с грунтовыми залысинами – что при свободном въезде не было помехой: бросил машину – и гуляй с детьми по перелескам, жарь шашлык, гоняй на лыжах. Но после прихода к власти в Москве Собянина, мастера кладки сезонных бордюров с одноразовым асфальтом, и эдакого забуревания «новых дачников» – и эта площадка сказочно преобразилась. Ее великолепно заасфальтировали, обвели бордюрами с пешеходным тротуаром – и оснастили знаками запрета даже остановки. Возможно, потому что на очень неудобном отдалении, через дорогу, открыли платные паковки, а эту сделать платной невозможно: в самой глубине ее – бензозаправка всемогущего Лукойла.

    Долго ли, коротко – но кого-то то ли из лыжников, то ли из еще шаставших у нас повсюду либерастов (признаюсь, даже я об этом в свое время написал) жутко возмутил такой хрен в нос бездачному народу. Что, видать, каким-то чудом дошло куда надо – и однажды я вижу с изумлением: стоянка там повсюду сделалась разрешена!

    Год-другой я исходил в душе злорадством в адрес тех, кто так и не смог прикрыть сей вольный пятачок. Но плохо же я о них думал! И где-то пару лет назад там вновь переложили все бордюры, после чего парковочных мест убыло, зато прибыло знаков «Остановка запрещена. Работает эвакуатор». И скоро целая колонна эвакуаторов, грузящих на свою платформу авто-нарушитель в две минуты, там повела, как бойкая рыболовецкая артель, свой промысел. И вышел он на славу! Знаки так расставлены, что из-за сложной конфигурации стоянки не сразу и поймешь, где можно парковаться, а где нет. Мне сам эвакуаторщик сказал: «Вот тут точно можно, тут нельзя, а про те места – не знаю, это как у начальника сегодня душа ляжет».

    И вот как эта ловля там происходит. Эвакуаторщики сначала наблюдают за обстановкой издаля – и в людный день жертва возникает скоро: чаще всего какой-нибудь мужик с семейством. Жена выгружает из машины пакеты, он коляску, малыш плачет, старшенький нудит – и наконец они уходят к лесу, бросив впопыхах машину, где нельзя. Тут же ловцы, только этого и ждавшие, выныривают из засады, фоткают авто и грузят на свою платформу. И теперь вернувшееся семейство сойдет с ума от нечаянной пропажи, а весь сладкий отдых превратится для него в горький кошмар ее поиска и возврата.

    В чем смысл этого промысла, основанного на нечеткой расстановке знаков и намеренного создания всей путаницы? Не думаю, что в наживе: эвакуаторы недешевы, и в дни, не располагающие к лыжам и гуляньям, каких в нашем климате, особенно в межсезонье, масса – у них полный простой. Что до дорожных удобств и безопасности, чему вообще должна служить эвакуация – тут этой цели нет и близко: тупик, аппендикс без активного движения. И если уж у властей, ворующих у нас взахлеб и нарушающих все правила, блюдомые в развитых странах, вспыхнула страсть к порядку хотя бы для народа – эвакуировать не надо, довольно просто штрафовать.

    И тогда остается лишь одно, что прямо-таки прет в глаза из этой наблюдаемой мной постоянно дикой ловли: поиздеваться всласть над выброшенными за заборы барских дач. Ибо живущим в них мало летать с их мигалками на красный и плевать на все прочие законы, набивая свои дачи и офшоры награбленным с наших самых бедных в мире трудяг. Им жизнь не в сласть без этого старинного барского и купеческого завета, процветшего сейчас вовсю у нас: «Ты мне служи – а я над тобой буду издяваться!»

     

    Эпилог. Есть на блатном жаргоне выражение «надеть на перец» – сделать так, что надетый взвоет от бессильной злобы, а надевший злорадно потрет свои поганые ручонки, – самый апофеоз чего тут и явил СерБор. И эту нашу национальную идею – ибо никакой другой сегодня я в упор у нас не вижу ­– мы хотим ценой идущего уж год дикого кровопролития двинуть дальше в мир?

13