Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

Александр Росляков. Писатель земли русской Юрий Казаков и его поэма алкогольного экстаза

  • Выдающийся советский писатель Юрий Казаков (1927-1982) был человеком честности пронзительной. Он мне рассказывал, как носил свой первый серьезный рассказ «Некрасивая» по редакциям, где его дружно отфутболивали:

    – Сидит такой мерзавец за столом и говорит: вы не финтите, вы пишите честно, как Павка Корчагин! – А я и не финчу, я и пишу как Павка Корчагин, без гроша, на совесть…

    И уже в зените славы его душила какая-то детская обида за те унижения, что он вынес в начале своего литературного пути – особенно из-за этого бесконечно печального рассказа, переведенного потом на все языки читающего мира.

    Он был другом моего отца, а потом нечаянно стал и моим близким другом – при всей разнице в годах и во всем прочем.

    Однажды мой папа выпивал с друзьями у нас дома – и похвастал им, что я, ученик тогда музыкальной школы, играю здорово на пианино. Меня позвали в большую комнату к хмельной компании, среди которой был и Юрий Павлович, мой литературный кумир.

    Он был заикой – из тех, чья эта заторможенная заиканием речь несла какое-то особое, мучительно извлекаемое на-гора значение. И когда я сел за пианино, он с этим заиканием спросил:

    – Можешь, дружище, что-то из Рахманинова?

    Я, возбужденный вниманием ко мне взрослой компании, дрожащими пальцами взял первый аккорд самой любимой прелюдии Рахманинова – но тут же был прерван каким-то диким воем Казакова:

    – Подожди, постой! Не могу это слышать, с ума схожу!

    Я, дав ему отдышаться, начал еще раз – и он снова с тем же воем полез на стенку его жгучих чувств.

    С третьего раза я сыграл уже всю пьесу – вдруг охватившую меня какой-то новой глубиной, престранно отворенной в соплях и заиканиях моего пьяного кумира.

    Отсюда и завязалась моя дружба с ним, зашибавшим в его юности деньгу контрабасистом в кабацких оркестрах.

    В малом зале Дома литераторов был в свое время очень неплохой рояль. Я проникал в этот заветный дом, находил в буфете Юрия Павловича, истреблявшего себя по непонятной мне тогда причине лютой водкой, он садил меня за стол с тогдашними знаменитостями…

    – Юра, вот ты все чернишь действительность своими окаянными рассказами. Ты скажи как на духу: ты Родину любишь?

    – Люблю. Но странную любовью…

    За спинами кипел кутеж той бурной писательской жизни, которая ушла сегодня навсегда:

    – Я – Пушкин! А Пушкин – говно!

    И после всей этой кутерьмы мы с ним удалялись в тот малый зал, где он садился в кресло первого ряда, а я за рояль…

    Я на своей карьере пианиста еще раньше поставил крест – потратив с месяц на состязание с пластинкой Рахманинова. Я пробовал из кожи вон сыграть лучше него – но когда понял, что не могу, сказал себе: кому нужен пианист хуже Рахманинова?

    А вот моему старшему другу оказался нужен. И мы с ним окунались с головой в этот взаимный омут утопического наслаждения: он страстно переживал мою игру, а я, благодаря его душевным всхлипам, выписывал немыслимые чудеса на клавишах…

    После одного такого концерта на двоих он, с детства безотцовщина, излил передо мной такую страстно-горестную речь:

    – Самое большое счастье человека – это иметь отца. Ты этого даже понять не можешь, потому что у тебя это было всегда – самая добрая душа на свете, кому можно сказать: па-па! па-па! А у меня никогда не было… Но у меня есть сын Алешенька – ты не представляешь, как я его люблю! Знаешь, у нас с ним был случай – мы с ним были на даче, вечером пошли погулять, он от меня убежал, я испугался насмерть… 

    И дальше он, в уже типичном для него алкоголическом угаре, со слюной на губах, сильно заикаясь, рассказал мне эту очень простую, но трогательную до слез историю… А сколько-то спустя я с изумлением прочел ее в журнале «Наш современник», слово в слово – это был один из последних его рассказов «Свечечка»…

    В конце концов от спившегося Казакова отвернулись все друзья, для которых он стал невыносим. Но его предсмертная слава была огромной, его книги перевели на все мировые языки, он ездил с писательскими делегациями по всему миру…

    Но что-то страшно грызло и заедало его изнутри…

    Он принял на свою чувствительную грудь всю нашу бесконечно недолюбленную жизнь, пронзительно описанную им еще в его первом рассказе «Некрасивая» – о простой девушке, мечтавшей о непростой любви. Вот эта жизнь родной страны с ее дурными перекосами, сдается мне, и перелила, как стакан, его большое сердце.

     

    Я с ним провел несколько дней и ночей незадолго до его смерти, когда он, бесконечно одинокий, приехал к нам на дачу – словно излить напоследок свою душу. Мой папа, гипертоник, уже не мог пить с ним круглые сутки – и мне достались его изумительные излияния, которые я, к сожалению, тогда не записал – и могу вспомнить теперь лишь фрагментарно.

    В его глазах уже светились какие-то светлячки, обязанные двум бутылкам водки в день, но ничуть не ломавшие смысл и фактуру его речи.

     «Мы, молодые, плывем по Волге на плоту, с утра выпили, видим на берегу большой деревянный дом – и стали хором читать стихи Ахматовой: «Река течет неспешно по долине, Многооконный на пригорке дом. А мы живем как при Екатерине, К обедне ходим, урожая ждем…» Еще выпили – и разрыдались. Причалили к какой-то пристани, бегом на почту, отбили телеграмму: «Ленинград, Анне Андреевне Ахматовой. Река течет неспешно по долине. Рыдаем. Обожаем»».

    Еще в его долгих ночных рассказах мучительно сквозила тема о жене и матери.

    С его простонародной мамой я познакомился сполна на одном приеме в его огромной даче в Абрамцево, подаренной ему советской властью за его считавшиеся антисоветскими рассказы.

    Во главе стола – Юрий Павлович, мой папа и я; а дальше – французская делегация, приехавшая брать интервью с ним и заключать очередной договор на издание его книги.

    Его мама вносит большую кастрюлю с вареной картошкой, имевшей еще самый натуральный, сладкий вкус – и накладывает из нее сыну, моему папе и мне, приговаривая: «Кушайте, милые, а то эти твари все сожрут…»

    Меня тогда шокировал этот ее дремучий глас народа. Но много позже я понял: эта простонародная старуха-староверка насквозь читала в сердцах, кто друг, а кто примазался заради всякой конъюнктуры…

    И вот в одно из этих ночных бдений он рассказал мне две подробные истории – о его маме и жене. Первая история была как гимн в честь женщины: великая самоотверженность, с которой мама отрывала все от себя, чтобы дать ему отучиться сперва в Гнесинке, потом в Литинституте и наконец встать на ноги.

    Вторая – как его жена все отрывала от него, била по его самолюбию и по другим больным местам… Я даже не рискну повторить его болезненные откровения в адрес той жены, которую я знал очень хорошо, которая любила его без ума – но, знать, «не той любовью»…

    Кстати на его похоронах, когда его гроб стоял в том же малом зале ЦДЛ, две эти женщины в черном чуть не подрались у изголовья этого самого, может быть, странного писателя земли русской…

    Ну, а когда он выдал мне эти две взаимоисключающие версии на женский счет, я с изумлением спросил:

    – Юрий Павлович, так женщина, по вашему – это все же хорошо или плохо?

    Он, затруднившись лишь на миг, ответил:

    – Женщина-мать – это восхитительно. Женщина-жена – это отвратительно…

       

    У взметнувшегося до мировой славы Казакова брали интервью самые отпетые западные антисоветчики – но он не сказал им ни одного худого слова о нашей Родине. Как никогда не опозорился и ни одной холуйской похвалой в адрес «партии и лично» – не в пример другим советским классикам вроде Аксенова, ловко служивших сразу на два фронта…

    Он вообще не любил поездки за рубеж – воспринимал их как некий лестный знак почтения к его лаврам, но не более того. Зато обожал ездить по русскому северу, архангельскому Приморью – о котором создал вдохновенный сборник очерков «Северный дневник»…

    При этом советская власть, сперва обидевшая прекрасного писателя в лице ее казенных дураков, потом все же решительно опомнилась, воздав ему сполна. Его писательский авторитет на его излете был непререкаемым – все рецензии на его произведения были не просто похвальные, а похвальные в самой высшее мере.

    А пил он, как я думаю теперь, от того «недуга бытия», что сразил много лучших русских душ, лишенных защитной кожицы, предохраняющей от нестерпимой, разрывающей тоски по совершенству, данному нам лишь в мечте…

    А вы говорите – «совок». В сегодняшнем не-совке можно что-то подобное хоть издаля вообразить?

18

Комментарии

24 комментария
  • Павел Шереметев
    Павел Шереметев27 января 2018 г.-8+1
    Понятно! Пьёшь - знаменитый писатель, не пьёшь - Росляков!
    • Денис Грачев
      Денис Грачев27 января 2018 г.-2+9
      Не смыслишь ни хера ни в чем – Шереметев.
    • Сергей Бахматов
      Сергей Бахматов27 января 2018 г.-1+1
      Он говорит, что потомок бывших бояр. Вообразил, что обладает боярским статусом до сих пор, что позволяет ему говорить любые глупости кому угодно, кроме царя. Поскольку царя нет, то можно говорить всем)))
      • Павел Шереметев
        Павел Шереметев27 января 2018 г.-2
        Шутам место под шконкой!
        • Сергей Бахматов
          Сергей Бахматов27 января 2018 г.
          Павел, а кем вы являетесь в настоящее время, великим полководцем или пирожным?
    • Сергей Жуков
      Сергей Жуков28 января 2018 г.
      К помету Соловьева прибавился Шереметевский
    • Сергей Жуков
      Сергей Жуков29 января 2018 г.
      Комаров по лысине размазав, Проклиная топи--там и сям Автор нежных дымчатых рассказов Шпарил из двустволки по гусям. И грузинским тостам не обучен Речь свою за водкой и чайком Уснащал великим и могучим Русским нецензурным языком. Евтушенко Посвящено Казакову
  • Павел Шереметев
    Павел Шереметев27 января 2018 г.-1+1
    Просто потомок фельдмаршала Б. П. Шереметева, первого в России кому пожаловали (в 1706) титул графа. Серёга, ты не суетись, не кланяйся, чай, не царские времена!
    • Сергей Бахматов
      Сергей Бахматов27 января 2018 г.
      По-моему, вы не потомок бояр и даже не Герасим. Вы - му-му)) Александр, извините, что пришлось здесь попинать ногами боярина. Ваш рассказ хорош!
      • Павел Шереметев
        Павел Шереметев27 января 2018 г.-1+1
        Лучше погибнуть как гордая собачка Му-Му, чем существовать, как юродивый шут Бахматов!
        • Николай Юренев
          Николай Юренев28 января 2018 г.-1+2
          Шереметев зарапортовался. Амбиции большие, мозжечок ¬– с ноготок.
        • Сергей Бахматов
          Сергей Бахматов28 января 2018 г.
          Павел, ни в коем случае не делайте этого, а то потом скажут, что довели до самоубийства!
    • Александрс Сидоров
      Александрс Сидоров28 января 2018 г.
      Фамилия Шереметев может обозначать принадлежность к крепостным графа. Ты чей ?- Да Шереметевы мы. Так что не обольщайтесь.
    • Сергей Жуков
      Сергей Жуков28 января 2018 г.
      Посмотри повнимательней вокруг: рядом с тобой и Наполеон
  • Александр Егоров
    Александр Егоров28 января 2018 г.+2
    По моему на сайте с ботами перебор. Без них никуда, конечно, но не в таком количестве. Шереметев, это и вас касается.
    • Сергей Бахматов
      Сергей Бахматов28 января 2018 г.
      Александр, пусть считает, что "азъ есмь царь", а то, не дай Бог, руки на себя наложит.
  • Дмитрий Лысов
    Дмитрий Лысов28 января 2018 г.-2+1
    Рассказ про обманутые ожидания. Читал с беспокойством. Думал это про полного тёзку написавшего «Арктур гончий пёс». Потом понял, нет, про того, про замечательного писателя. И, когда понял, надеялся, что Росляков, умеющий писать, расскажет о чём-то важном, что сам Казаков не решился поведать о себе. А что узнал? Что Росляков хорошо играл на рояле? Легко представил себе этот скандал на похоронах? Да ещё от слюны на губе теперь не избавлюсь, и образ пьяного Казакова с этой чёртовой алкогольной приметой будет слит. Вы, Александр, мастер! Но мастер Безнадёги. И это печально. Рахманинова могли сыграть, а услышал я- «Шумел камыш..». Тенденция, однако. P.S. Надеюсь, близко к сердцу вашему существуют другие воспоминания человека, лично знавшего Казакова. Впрочем, жизнь - покажет.
    • Сергей Жуков
      Сергей Жуков28 января 2018 г.
      Гулящий человек убежден, что он выкажет отсутствие патриотизма, ежели не воспользуется случаем, чтоб дать волю долгоязычию. С.-Щедрин
  • Виктор Старков
    Виктор Старков28 января 2018 г.+5
    Александр! Большое спасибо за статью! Антисоветчики похоронили целый пласт советской культуры, кто, например, помнит или читал такого замечательного писателя, как Федор Кнорре?
  • Сергей Жуков
    Сергей Жуков28 января 2018 г.
    Молодец Росляков.!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
  • светлана Крымская
    светлана Крымская29 января 2018 г.
    Александр, вообще-то я зашла из-за другой Вашей статьи, перепост на ЛиРу у моего тамошнего друга: https://www.liveinternet.ru/users/dejavu57/post429308440/page1.html#BlCom693081383, которая меня тоже зацепила. А тут такая дискуссия, где и мой любимы Юрий Казаков, и читанный Феликс Кнорре, да ещё и Рахманинов (cis-moll?)Так что приглашаю в давнюю передачу https://www.youtube.com/watch?time_continue=790&v=pZXqLUpAmkc А если станет любопытно, то приглашу и "в гости". Там в меню есть карта сайта http://svetkrym.esy.es/index.htm Там есть судьба , пожалуй, пострашнее... нажмите главу Саша и по карте массу его притч... Спасибо Вам. Ваши статьи я читаю и как раз Саше распечатываю и отсылаю .
  • Владислав Ходаков
    Владислав Ходаков2 февраля 2018 г.
    Очень любил рассказы Казакова Ю. о Севере. Из эссе Рослякова узнал о нём много нового. Спасибо.
  • Александр Безымянный
    Александр Безымянный16 сентября 2019 г.
    Фамилия этого болтуна - Бухалыч. Очень типичный персонаж: волосёнки реденькие, лицо одуловатое, нос цвета сизый - пьянь действующая или на худой конец экс-отставной чемпион по литрболу...