Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

Александр Росляков. Похоронный шут

  • Смешное в жизни приключается подчас в самых неподходящих ситуациях. Например на похоронах.

    Покойника привозят в крематорий; вокруг родные, близкие – ждут скорбно своей очереди. Тут подъезжает новая процессия – и почему-то занимает место впереди. Тогда один из первых сдержанным, по обстановке, тоном говорит вторым: «Послушайте, вы все-таки, наверное, за нами будете». В ответ на что звучит: «Здесь не живая очередь!» И кто-то от нечаянного каламбура уже не может совладать со смехом – но такова жизнь!

     

    Со мной в институте учился хохол Ярослав, по-братски – Ярик, писал стихи, но больше прославился как раз в этом похоронном жанре. Хотя и стихи его были недурны, мог бы писать и лучше – если бы, может, пил чуть меньше. Я даже помню до сих пор какие-то его довольно яркие фрагменты вроде: «Превозмогая тошноту и дрожь, поет и плачет сердце человечье!» Или:

    Кой черт блюсти библейскую мораль,

    по-новому оправленную в кодекс!

    Душа в кабак приехала на отдых,

    вот только денег мало – это жаль…

    Был еще у него закадычный друг по общежитию, на пару с ним они и спелись в эдакую зондер-команду.

    Все люди на земле рано или поздно умирают, после чего их как-то надо хоронить. Умирали время от времени и наши преподаватели и их близкие – но у людей интеллигентных как правило достаточной родни для совершения тяжелой похоронной процедуры нет. Тот же гроб нести – им часто это было просто не под силу. Тогда и возникала оперативная нужда в таких, как Ярик с его другом, добровольцах.

    Ну, а по христианскому обычаю после похорон всех зовут к столу – ради чего друзья, вечно безденежные и голодные, охотно подставляли под гробы свои отзывчивые плечи. И все зачеты и экзамены преподаватели им тоже, памятуя о судьбе, на всякий случай без запинки ставили.

     

    И как-то помирает отец одной нашей преподавательницы. Ребята, уже знающие лучше всех, куда идти, как ставить гроб, свою задачу отработали – и дальше едут на застолье. Ярик еще до стола хватил на кухне водки – кто ж ему откажет! – и за столом ни один тост не пропустил. В итоге налакался так, что тоже нестерпимо захотел что-то сказать, ощущая себя тут не последней отнюдь пешкой. Встал, уронив свой стул, налил себе самый большой фужер – и выдал такую памятную речь:

    – Покойного я не имел чести знать, но познал близко его дочь – отличнейшая женщина! А как гласит русская поговорка, яблоко от яблони недалеко падает! Поэтому искренне рад проводить в последний путь виновника сегодняшнего торжества!

    Он высосал фужер до дна – и в доказательство своих искренних чувств по-гусарски хлопнул его об пол. «Мой фамильный хрусталь!» – прошептала жалобно хозяйка. Но Ярик ее расслышал; поднял, опираясь на поваленный им стул, осколок, рассмотрел его на свет и утешительно сказал:

    – Стякло!

    После чего заботливо был выведен в прихожую и в сопровождении дружка, снабженного деньгами на такси, отправлен восвояси.

     

    Такие штуки он, уже слегка избалованный своей незаменимостью, откалывал то и дело – и все ему, в силу хождения под Богом всех, прощалось.

    Но настоящим его шедевром стали похороны отца профессора Могилевского. Дело было на известном Переделкинском кладбище, где похоронен Пастернак и где потомственные интеллигенты Могилевские имели свой родовой участок.

    День был осенний, холодный и дождливый – самая скверная, да еще на расположенном по косогору кладбище, работка. Ярик поэтому махнул стакан, да еще, видно, не один, на самой ранней стадии мероприятия – но на ногах еще держался молодцом. Первым, когда сошли с автобуса, впрягся в гроб и свою часть пути проделал без запинки – как раненный смертельно летчик дотягивает до аэродрома и там лишь отдает концы.

    Примерно то же самое произошло и с ним. Когда его под гробом подменили, все управление в нем резко отказало. А подле тропинки, по которой шли, как на беду была отрытая кому-то еще яма. Ярик поскользнулся на размякшей глине, замахал крыльями как подбитый самолет – и с громким криком «Бля!» улетел на дно чужой могилы.

    Все остановились, поставили на глину гроб и сгрудились над ямой, аккурат два метра глубины. Ярик, вконец утративший все рычаги, лежит на дне, сам встать не может. И дотянуться до него не удается тоже никому. Выход один: просить помощи у местных работяг.

    А те – народ отзывчивый. И говорят: «Вопрос – говно! Сколько заплатите?» – «А сколько надо?» И гробокопы, глянув вскользь на обложное небо, заломили столько, что у просителей глаза на лоб: «Побойтесь Бога!» – «А мы давно в аду, и черта тоже не боимся!» Зашел самый неловкий торг; в итоге сам профессор Могилевский, видя, что деваться некуда, махнул рукой и лихоимцам заплатил.

    Те вынули свои веревки, один сполз в яму, подвязал Ярика под мышки – и его в два счета вытянули на-гора.

    Вновь взяли вымазанный глиной гроб, до места донесли, поставили на специальный поставец. И когда все вереницей двинули отдать уже изрядно вымокшему телу прощальный взгляд или поклон – является откуда-то обратно Ярик. И водкой от него уже до неприличия разит.

    Встает он тоже в вереницу, подходит к гробу, наклоняется, схватившись за его борта, и целует старика-покойника прямо в расквашенные дождем губы. Отчего всех поневоле передергивает: все-таки редко кто восходит до такого изъявления прощальных чувств, в особенности к старикам.

    Длится этот поцелуй миг, другой, третий… Десять секунд, двадцать, тридцать – Ярик все не отрывается. Дождь уже льется всем за ворот, заставляя содрогаться еще больше… И никто не знает, как быть в такой неординарной ситуации. Что это – пьяный эксцесс, или высший проблеск духа? Надо алкаша от гроба оттащить – или, напротив, заблагоговеть перед его экстатическим порывом?

    И тут до всех доносится, сквозь тилибуньканье дождя, негромкое похрапывание, исходящее от гроба. Поскольку Ярик просто, притулясь к покойнику, задрых без задних ног – и, может даже, еще при этом видит какие-то экстатические сны…

    Но досмотреть их ему уже не дали, оттащили в сторону, гроб поскорей забили и зарыли. И когда шли назад к автобусу, уже его, мертвецки пьяного, тащили как покойника.

    Надолго Могилевским эти похороны с Яриком запомнились! Но и потом его, как своего рода неизбежность, продолжали приглашать на эти похоронные мероприятия.

11