Петербуржец Александр Жучковский – один из первых, кто занялся организацией помощи бунтарям Донбасса. С весны 2014 года он собирает и доставляет гуманитарную – и не только – помощь для ополчения. Почти все время он проводит на территории самопровозглашенных республик: много видит, много знает и, в отличие от политиков, может позволить себе говорить то, что думает.
– Александр, полтора года непризнанные республики живут своей жизнью между Россией и Украиной в состоянии войны и неопределенности. В последние дни в мире всерьез начинают говорить о возможном снятии международных санкций с России, а это предполагает выполнение Минских соглашений – то есть сохранение Донбасса в составе Украины. Чего в связи с этим ждут в непризнанных республиках?
– Есть понимание того, что Россия сейчас не может взять на борт ДНР и ЛНР. Но есть и колоссальная помощь, которую Россия оказывает им. С другой стороны, есть политический процесс, который люди воспринимают как необходимую политическую игру. Так как процесс этот тянется очень долго, то и ожидания тоже затянулись. Люди просто перестали ждать, рассчитывать на вхождение в Россию или на реальную независимость. Живут одним днем. Отсутствие информации не позволяет планировать жизнь более чем на месяц.
– Что сейчас обещает Донецку Александр Захарченко? Автономию в составе Украины, вхождение в Россию или штурм Киева?
– Высказывания Захарченко на протяжении всего времени противоречивы и даже взаимоисключающи. То он грозится взять Мариуполь, Днепропетровск, Львов и Киев, то говорит, что Минские соглашения безальтернативны и мы готовимся стать автономией в составе Украины. Не стоит обращать на это внимания. Ни о каком вхождении в Украину речь для внутренней аудитории не идет. Жители просто не готовы это воспринимать. Даже если бы власть ДНР ориентировалась на вхождение в Украину, она бы об этом не сказала. Жители считают, что курс, как минимум, на независимость, а если будет крупная конфронтация с Украиной, то Россия возьмет их к себе.
– Почему украинский вариант даже не рассматривается?
– Ответ очевиден. Идет гражданская война. Кровь разделила две части страны, и ни о каком вхождении в Украину речь просто не идет. Большинство воспринимает украинцев как немцев 70 лет назад. Как захватчиков, которые действуют теми же методами.
– Российская сторона, представители ДНР и ЛНР говорят Киеву: вносите изменения в конституцию, утверждающие особый статус территорий Юго-Востока. Киев требует для начала передать ему контроль за границей. Население готово к этому?
– Есть политические договоренности, переговоры, планы – и есть реальная жизнь. Во-первых, я просто не могу себе представить такие обстоятельства, при которых местные жители допустят какую-то украинскую границу с украинскими флагами и с пограничниками в украинской форме. Даже сама украинская символика вызывает жгучую ненависть. Во-вторых, я не думаю, что Россия это допустит. Не заем она столько вкладывала в республики, столько отстраивала, чтобы передать границу Украине и всё это закончить. Идут игры политические. Уже сколько времени прошло, и ни к чему это не приводит. Я думаю, и в ближайшие месяцы ни к чему не приведет.
– Чем люди сейчас зарабатывают на жизнь?
– Они выживают. Ужимаются до предела, основные приоритеты – прокормиться, в холод одеться. Сбавили обороты, скорректировали все бюджеты, потребности. В основном живут за счет сбережений. Конечно, работают бюджетные учреждения, но и там зарплата в среднем 5-7 тысяч рублей. Работают какие-то остатки предприятий угольной промышленности. Многие выехали. Кого-то кормят родственники из России. Живут чем придется. Правда, есть и серьезный теневой бизнес.
– Уголь, металлолом?
– В основном да. Все выживают как могут.
– Как выглядит Донецк? Работают рестораны, магазины, транспорт?
– В этом плане Донецк и в самые кризисные времена, в осень 2014 года и в зиму 2015-го, когда были тотальные обстрелы, поддерживал жизнь. И кафе работали, и транспорт, и коммунальные службы. Был даже культ своеобразный: официанты донецких заведений хвастались тем, что под канонаду обслуживали и ополченцев, и местных жителей. Этим гордятся. Сейчас тем более все работает. В центр города снаряды не прилетают, за редким исключением.
– А цены?
– Цены в кафе-ресторанах в среднем питерские. От уровня заведения зависит, но в среднем не меньше и не больше.
– Но при зарплате 5-7 тысяч рублей…
– Ну, это центр Донецка, он живет своей жизнью. Где-нибудь на окраинах, например в Петровском районе, люди до сих пор в бомбоубежищах живут. А есть центр, где сотрудники министерств и ведомств, командиры ополчения, которые неплохо заработали во время войны, они могут себе позволить траты. Есть места популярные: «Ракушка», «Сан Сити», «Банана» – знаменитые заведения в центре Донецка, где люди оставляют неплохие деньги. Некоторые политики даже славятся тем, что сорят там деньгами. И есть совершенно другая часть Донецка, где люди получают копейки и живут впроголодь…
– Гуманитарная помощь туда доходит?
– Сейчас, после многих скандалов, после того, как гуманитарка попадала в магазины и аптеки, кое-что изменилось. Вопрос утрясли. Местные жители побузили, приезжали комиссии из Москвы. Как-то стала доходить. Гуманитарные конвои МЧС уже не ходят, а помощь от организаций и частных лиц волонтеры сами доставляют и передают из рук в руки, без посредников – в самые нищие районы, в школы, в больницы.
– У народа нет зависти к Одессе, Днепропетровску, Запорожью? К населению русскоязычных регионов Украины, не затронутых войной?
– Зависти – не встречал. Какое-то сожаление, конечно, есть. Может даже, есть большое количество людей, которые, предложи им машину времени, отказалось бы от той независимости, какая есть сегодня. С сегодняшним статусом и неопределенностью. Но зависти нет.
– Почему? Вроде в Одессе и Днепропетровске за русский язык не сажают и не расстреливают?
– Дело не в русском языке. Пресс больше не антирусский, а антироссийский. Мне сложно говорить об этих регионах, но есть много доступной информации о том, что людей преследуют за выражение симпатии к России. А русский язык – так и Аваков с Саакашвили ругаются на русском.
– Ваша деятельность направлена на помощь армии ДНР или населению?
– Мы изначально начали работать с ополчением, сейчас работаем с армией ДНР-ЛНР – от них зависит будущее республик. В исключительных случаях мы помогаем и гражданским людям, но в основном – военным.
– Сейчас военные в ДНР и ЛНР – это уже больше похоже на армию или на партизанщину?
– Махновщины давно нет. Силы сведены в корпуса и бригады, структурированы. Есть некоторые подразделения, которые остались за штатом корпусов, но они тоже интегрированы в общую систему командования, планирования и подчинения.
– Какие «некоторые подразделения» вы имеете в виду?
– Не хочу конкретизировать, есть свои сложности. Но даже находящиеся в подвешенном состоянии подразделения уже не фрондируют как «Призрак» Мозгового или дремовский полк имени Платова… Все истории с командирами отличаются. Были и позитивные моменты, когда зачищали коррупционеров – и в рядах МГБ, и в рядах армейского корпуса. А были люди, замешанные в торговле оружием и наркотиками… Были и устранения людей, которые не подчинялись требованиям политиков. Дремов, Мозговой и другие – это ложится в историю борьбы с неугодными. Они действительно противопоставляли себя и Минским соглашениям, и так называемой элите ДНР и ДНР. Такая вот общая линия, и она продолжается.
– Наиболее крупные фигуры, известные за пределами республик, уже устранены. Бунтарей не осталось?
– Есть люди большого авторитета и потенциала, которые стараются сохранить свою верность целям и идеям Новороссии. Это люди наиболее выдержанные, они стараются договариваться и с властями республик, и с кураторами. Понимают, что сейчас преждевременно и бессмысленно класть свою голову за свои амбиции. Если убрать российскую помощь, российских советников, то армия быстро превратится в то ополчение, которое и было полтора года назад.
– Подразделения, полностью состоящие из «кураторов» и «советников», присутствуют?
– Об этом не принято говорить. Их рассматривают как подразделения из российских отпускников, да так оно в большинстве случаев и есть. Путин на пресс-конференции говорил о людях, которые решают «определенные вопросы в военной сфере». Об этих людях мы и говорим, когда сообщаем про «отпускников» и «военторг». Есть и советники, и слаженные подразделения, которые стоят на подстраховке. Если начнется масштабное наступление со стороны Украины, то ДНР и ЛНР сами фронт не удержат. Но эти «отпускники» – главная причина, по которой противник до сих пор не решился на активные действия. Он понимает, что это закончится так же, как в истории с Иловайском или Дебальцево, когда эти отпускники обозначились в решающий момент...
– А из кого состоят сейчас войска непосредственно ДНР? Там ещё остались российские добровольцы?
– Я не знаю ни одного батальона, где бы их не было. Соотношение один к десяти в пользу местных, а раньше было примерно два к восьми. При этом россияне – боевой костяк многих рот и батальонов. Они более независимы. У них есть тыл, есть куда уйти. Они в меньшей степени соглашаются с вещами, которые им не нравятся, и готовы отстаивать свою позицию.
– Сколько получает сейчас военнослужащий?
– Средняя зарплата бойца в ДНР и в ЛНР – около 15 тысяч, офицера – 30-35 тысяч. Но это не значит, что все её получают. Где-то вообще не получают, где-то мертвые души получают. Но в среднем цифры таковы.
– Материальный стимул является определяющим в армии?
– Сейчас нет. Год назад, когда ситуация была хуже, для многих являлся. Тогда главы республик объявили, что готовы принять в армию несколько десятков тысяч человек. Многие из тех, кто не имел никаких источников дохода, пошли в строй просто для выживания. Многие из них в случае серьезного конфликта оказывались небоеспособны, что показала Дебальцевская операция. Просто бежали, когда дело доходило до реальных боевых действий.
– Любой боец в любой момент может написать рапорт и покинуть ряды? Или заключается контракт на определенный срок?
– Сейчас в обязательном порядке заключается контракт. Конечно, человек может уйти, и его никто не удержит – поскольку нет обязательного призыва. Если он уйдет самовольно, будет считаться дезертиром. Но тут не российская армия, где оставление службы – это приговор, колония. Тут с этим проще.
– Во время перемирия боевые действия продолжаются?
– По официальным сводкам с Украины ее армия несет потери по одному-два человека в день убитыми и ранеными. В тех военных сводках и репортажах – пропаганда. И у нас пропаганда. Занижение своих потерь и преувеличение потерь противника. Это было всегда и есть. Я не могу точно сказать, как обстоят дела у украинских сил: они говорят одно, разведка говорит другое. Могу сказать, что у армии ДНР потери есть: до пяти человек в день. Но многие цифры скрываются – у нас же перемирие. Скрываются и потери, и количество обстрелов.
– Стрелков в своих публичных выступлениях предрекает разгром армиям республик в случае масштабного наступления Украины…
– Он имеет причины для резкости. Но я много езжу по позициям и вижу, что проводятся оперативные учения, подвозятся боеприпасы, ГСМ. Из месяца в месяц идет работа, направленная на укрепление боеспособности ополчения. Конечно, есть много зарплатных, а не идейных военнослужащих, бывают и факты мародерства, как на любой войне. Но нельзя сказать, что все – какой-то сброд, который при первой опасности разбежится. Если бы это было так, Украина давно бы устроила массовое наступление.
– Если серьезных шансов на военный успех ни у одной из сторон нет, каким вы видите возможное развитие ситуации?
– Мне представляется возможным приднестровский сценарий. Ситуация более-менее стабилизируется, но в основном всё останется как есть. К России ДНР и ЛНР не присоединятся. Может, когда-нибудь потом... Но это большой вопрос. Всё может сорваться в случае серьезного обострения ситуации. Такое тоже может быть – ни одна сторона войска не отводит и шагов к замирению не делает. Тогда может быть полное освобождение донбасских республик, даже дальнейшее движение в другие украинские регионы. Но если не будет усиления конфронтации – ситуация будет замораживаться, стабилизироваться в таком виде, как сейчас.
Беседовал Денис Коротков
Комментарии