К юбилею президента СССР

• Опубликовал Максим Соколов 2 марта 2016 г. - #развал СССР  #Михаил Горбачев  #изгнание  - 2 290 просмотров

  Похвальный американский обычай, как будто  восходящий к библейскому «Начальствующего в народе твоем не злословь», заключается в том, что президентом Соединенных Штатов называется всякий, когда-либо занимавший эту должность. Хотя бы он давным-давно покинул Белый дом и  с тех пор вел жизнь частного человека.

  Так и М.С. Горбачева тоже должно называть президентом СССР. Первым и  последним.

  В этом году у президента СССР получаются две кратные годовщины — 85-летие со  дня рождения и 25-летие со дня отречения от должности. 25 декабря 1991 года  страна, над которой он властвовал, перестала существовать. Так президент СССР, начавший в 1985 году свое правление державцем полумира, завершил его в качестве  низложенного Ромула Августула. Со свежего ветра перемен и апрельского пленума  прошло менее 7 лет.

  С тех пор для М.С. Горбачева началась пора долгого изгнания. Хотя никто его  физически не изгонял из страны, но с исчезновением СССР он оказался королем в  изгнании, не выходя из собственной резиденции. Примерно как его менее счастливые  подданные оказались эмигрантами, не вставая с постели.

  Конечно, и сегодня есть более многолетние изгнанники. Доныне здравствующий  румынский король Михай был низложен в 1947 году и не у власти без малого 70 лет. Но есть разница. Михай принял корону тогда, когда Румыния окончательно сделалась  игралищем великих держав в мировой войне, и вряд ли что мог спасти — кроме себя  самого. И уж точно не он заварил ту кашу, которую вынуждена была расхлебывать  Румыния.

  Тогда как М.С. Горбачеву от звания заварившего кашу (вар.: от звания ученика  чародея) деться никак невозможно. В 1985 году, когда он приял бразды, СССР не  был особо благоустроенным государством, проблем хватало, но запас прочности  общей конструкции был довольно велик. И сам М.С. Горбачев, и его апологеты  неоднократно отмечали, что пожелай Михаил Сергеевич царствовать, лежа на боку, на его век бы хватило. Но, продолжают апологеты, новый генсек был чужд  малодушной расслабленности и стремился усовершенствовать вверенную ему  державу. Он жаждал славы, жаждал явить новое мышление для нашей страны и для  всего мира, подданные жаждали перемен — «требуют наши сердца». Сенсорный голод и  жажда новых впечатлений были очень сильны. Возгласы: «Полегче, дуралей!» раздались гораздо позже, когда они уже были вполне бесполезны.

   

  Ибо где-то году к 1989-му прочность старорежимной конструкции — и  экономической, и политической — опытами в духе нового мышления оказалась  исчерпанной. Начался самоподдерживающийся процесс («Разворачиваются  процессы», — констатировал Михаил Сергеевич), и уже самому всаднику, не  удержавшему поводья, только и оставалось в этой бешеной скачке держаться за  хвост.

  Это как с ядерным реактором. Снять защиту с реактора технически вполне  возможно, но когда реактор войдет в неуправляемый режим, снова установить защиту  может быть затруднительно, и тогда только и остается, что молиться Богу.

  Для тех, кто желает разнести всю прогнившую систему к черту, неуправляемый  режим до поры до времени не страшен — он сделается страшен тем из них, кому  достанется ответственность за страну, которой придется управлять в режиме  пожарной команды, а это будет уже потом. Но для Михаила Сергеевича, который  ничего такого неистового не имел в виду, это был страшный удар. Власть уходила  из рук, причем всякая, сменяясь безосновным хаосом, в котором великому мастеру  аппаратных интриг явно уже не было места. В 1991 году для восстановления  управляемости годился только жесткий хардкор, но президент СССР был не по этой  части. Поэтому случилось то, что случилось.

  Вера в возможность дозированных перемен, осуществляемых к тому же за краткий  промежуток времени, безусловно, владела Михаилом Сергеевичем — оттого-то  поначалу он так смело и развернул перестройку с ускорением. Тогда как в огромной  имперской державе, которой был СССР, перемены могут носить геологический масштаб  и растянуться на десятилетия. Те, кто умиляются величию бескровной Февральской  революции, свергшей монархию, не вполне понимают, что в феврале 17-го лишь  начался гигантский катаклизм, отчасти завершившийся лишь в 1938–1939 годах. Жертвы, принесенные за этот период, уже не так умиляют.

  Так и президент СССР начал процесс, конца которому пока не видно. Можно  обвинять его в недальновидности и даже в крайней недальновидности, но тут  возможно возражение: «Я была тогда с моим народом там, где мой народ, к  несчастью (иные, впрочем, полагают, что к счастью) был».

  Предлагать новое политическое мышление для нашей страны и для всего мира  много охотников. Тут бы нужно скорее историческое мышление для нашей страны и  для всего мира, но с ним, как всегда, гораздо скуднее. В историческом мышлении  М.С. Горбачев не преуспел ни в годы у власти, ни в долгие годы изгнания. Так он  не один такой.