Игорь Караулов. Несвоевременный юбилей Октябрьской революции

• Опубликовал Игорь Караулов 31 октября 2017 г. - #Песков  #Кремль  #Великая Октябрьская Революция  - 2 313 просмотров

  

  «А в связи с чем это нужно праздновать?» - ответил пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков на вопрос журналиста о том, как Кремль собирается отмечать столетие большевистской революции 1917 года.

   

  Сказано – не праздновать, вот и не празднуют. Бывший «красный день календаря», 7 ноября – обычный рабочий день, а длинные выходные, назначенные российским правительством на 4, 5 и 6 ноября, приурочены к 405-й годовщине изгнания поляков из Кремля – вымышленному «празднику», вызывающему издевательскую усмешку у тех немногих россиян, которые о нем помнят.

   

  Подобное отношение российских властей можно назвать черной неблагодарностью. Именно Кремлю было бы уместно отпраздновать столетие со дня рождения политического режима, с которым столь многое генетически связывает нынешнюю Россию.

   

  Россия обязана Советскому Союзу далеко не только постоянным креслом в Совете Безопасности ООН. В то время как в каждой из остальных 14 бывших советских республик было построено и продолжает строиться национальное государство, одним из идеологических столпов Российской Федерации остается советский интернационализм.

   

  Подобно тому, как власти СССР не допускали создания российской компартии, российские власти наложили негласный запрет на любые политические организации, ориентированные на интересы этнических русских. У нас много говорится об ущемлении интересов русскоязычного населения в странах Балтии, но, скажем, в Эстонии вы можете использовать слово «русский» в политической агитации гораздо свободнее, чем в России.

   

  Официальная пропаганда, как и в советское время, объявляет равноправными и равнозначными хозяевами страны то ли 200, то ли 300 народностей, в число которых входят и «отделившиеся» грузины, азербайджанцы или киргизы. В то же время именно к столетию «Великого Октября» президент Казахстана Назарбаев повелел перевести казахский язык с кириллицы на латиницу, а в Киргизии день восстания против России объявлен государственным праздником.

   

  Несмотря на громогласный отказ от «власти Советов» и формальное принятие конституции западного образца, политическая система новой России сохраняет такие советские черты как концентрация власти в руках «политбюро», пусть и неформального, фактическая предрешенность выборов, как минимум на уровне первого лица государства и руководителей регионов, безвластность парламента.  Перефразируя популярный некогда лозунг «коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны», можно сказать, что российский капитализм есть советская власть минус социальная справедливость.

   

  Экономическая преемственность тоже очевидна. Нефтегазовый экспорт, до сих пор во многом кормящий страну, был налажен еще коммунистами. Но если природные ресурсы были бы так или иначе освоены при любом режиме, то ядерное оружие, атомная промышленность, ракетно-космическая техника были созданы специфическим советским способом производства, предполагавшим рабский труд ученых и простых зэков и громадные материальные жертвы всего населения. Однако именно плоды этого труда гарантировали независимость новой России в годы ее наибольшего экономического убожества и позволяют ей сегодня худо-бедно противостоять мировому гегемону, многократно превосходящему ее по мощи своих материальных сил.

   

  Стоит заметить, что Китай чтит память своего Великого Кормчего, хотя, казалось бы, совершенно не обязан ему своим нынешним процветанием. Однако непраздничное настроение российских властей нельзя объяснить одной лишь неблагодарностью. В нынешней России сложно представить себе чествование любой революции, потому что изменилось отношение к революции как таковой.

   

  Советское отношение к революции определялось формулой Маркса: «Революции – локомотив истории». В то время утверждалась благость и полезность любой революции, более того – любой «народной» смуты, включая такие движения темных низов как бунты Болотникова, Разина и Пугачева. Современная оценка революций и революционности восходит не только к Петру Столыпину с его фразой «Нам не нужны потрясения», но и, как ни парадоксально, к лидеру российских коммунистов Геннадию Зюганову, которому приписывается фраза «Россия исчерпала лимит на революции».  Коммунисты против революции – это уникальный российский идеологический коллаж.

   

  Более того, если в СССР любой зарубежный революционер априори воспринимался как «наш человек», то сегодня, с учетом опыта трех последних десятилетий, вместивших в себя «бархатные революции» в Восточной Европе, «цветные революции» вдоль российских границ и события «арабской весны», на роль главного экспортера революций выдвинулись США, а потому «революционер» в российском официозном и патриотическом обороте стал синонимом «агента Госдепа». Иными словами, идею революции мы отдали чужому дяде, а сами встали в позицию обороняющегося.

   

  В связи с этим не раз было замечено, что нынешняя Россия напоминает Россию времен Николая I – «жандарма Европы», вполне бескорыстно сдерживавшего зарубежные революционные веяния и закономерно не получившего за это никакой благодарности.

   

  Однако не только власть, но и общество в целом, за исключением немногочисленных левых групп, встречает революционный юбилей довольно равнодушно. И дело тут не столько в нежелании запускать фейерверки по поводу взятия Зимнего нетрезвыми матросами. Дело в том, что в истекающий год, в год столетия событий с февраля по октябрь 1917 года, уничтоживших старую имперскую Россию, общество практически не продвинулось в деле их содержательного осмысления. Не пожелало продвинуться. Представители трех основных течений, претендующих на роль «истинной традиции» в нашей истории – сторонники «старой России» (так называемые «булкохрусты»), «советские патриоты» и либералы, молящиеся на «святые девяностые» - так ни до чего и не договорились, ограничившись локальными потасовками по достаточно предсказуемым поводам, таким как установка мемориальной доски в честь адмирала Колчака в Петербурге.

   

  Примечательно, что в течение этого года главным идеологическим противоборством, имевшим хоть какое-то отношение к юбилею, стала дискуссия вокруг фильма Алексея Учителя «Матильда», посвященного то ли реально бывшему,  то ли выдуманному роману между балериной петербургского театра и молодым человеком с любопытной биографией: на тот момент он был наследником российского престола, позже стал императором Николаем II, потом принял мученическую смерть под именем «гражданин Романов» и, наконец, был канонизирован православной церковью.

   

  Уже сам тот факт, что свергнутый император, в слабых управленческих способностях которого мало кто сомневается, стал главным героем юбилейного года, говорит о силе неприятия революции в российском обществе и о серьезном триумфе духа старой России. С другой стороны, Владимир Ульянов-Ленин, давно уже никем не называемый «Ильичом», который, сохранись советская власть, был бы теперь суперзвездой празднований, тоже получил свои утешительные призы. И это не только недавно вышедшая биографическая книга Льва Данилкина «Ленин. Пантократор солнечных пылинок». Главное для посмертной судьбы Ленина то, что он до сих пор лежит в Мавзолее, и уже никто, кажется, не требует и не планирует его выноса оттуда. Свою долю пиара получил и злой гений революции Лев Троцкий, который стал героем телесериала.

   

  Конечно, сто лет – это условная «круглая» величина, измышленная человеком для собственного удобства. Она никак не отражает ритмику общественных процессов. Скорее, это мера человеческого изумления: надо же, еще вчера в детском садике рассказывали про доброго дедушку с хитрым прищуром, а бабушка вспоминала про булочки от Филиппова, а сегодня уже сто лет революции и ни один живой человек не может поведать, как жили до нее. С обыденной точки зрения сто лет – это срок, за который живая история гарантированно становится мертвой. А вот с точки зрения большой истории мы, возможно, еще недостаточно далеко отошли если не от самой революции, то от ее поздних последствий, и не обрели еще того опыта, который помог бы нам окончательно понять, что же это все-таки было.

   

  Революция, которую некогда звали «Великой Октябрьской», для нашей сегодняшней исторической памяти – чемодан без ручки, который и нести тяжело, и выбросить жалко.

   

  Тяжело нести знание о том, что революция прервала поразительный экономический подъем России, сбила страну на взлете, что с нее начался длительный период методичного уничтожения лучших, наиболее способных людей страны. И невозможно выбросить Маяковского, Гагарина, Калашникова, выбросить сталинский ампир и московское метро, выбросить жизнь, любовь и упование нескольких предшествующих поколений.

   

  И еще одну вещь не хотелось бы выбрасывать. Это предощущение будущего, которым была наполнена идея революции. Сквозь мучения, унижения и просто глупости оно, это будущее, просвечивало – и казалось прекрасным. Вот кончится война, другая война, вот построим плотину, распашем целину – и тогда… Наивные, дерзкие и лживые планы построения коммунизма к 1980 году. И все рухнуло, когда исчезла эта перспектива, когда всем стало понятно, что будущего не будет, никакого общего будущего – точно не будет. Воруй, тащи, перепродавай – и вот оно, твое личное будущее на Рублевке и Канарских островах.

   

  А теперь весь мир так живет – смотрит голливудские антиутопии и иного будущего себе не представляет. Война с террором, тотальный контроль, выращивание людей на органы, торжество высокотехнологичного идиотизма. И мы, как ни пыжимся насчет традиционных ценностей, живем вместе с миром. Но у нас под майкой есть серп и молот – наш бренд и наше клеймо. Воспоминание о бывшем будущем.