Миф КГБ/ФСБ пережил и коммунистическую партию, и Советский Союз. Этот миф был создан Юрием Андроповым. Когда даже доверчивый советский народ не верил уже в коммунизм и презирал партийную геронтократию, за ее маразматическим таблом выросла тень структуры, не затронутой всеобщим разложением. Она стоит на страже атакуемой внутренними и внешними врагами великой государственности, знает то, чего не знают другие, и обладает теми качествами, которыми не обладает ни одна структура в этой части суши, – эффективностью и внутренним порядком.
В истории мифа были досадные проколы – как например путч в августе 1991, когда вдруг на месте непогрешимой могущественной машины обнаружилась зияющая дыра. Но когда несколько лет спустя граждане устали от коррупции и бардака, которые принесла им ранняя демократия (что, в общем, является ее довольно органичным свойством), то вспомнили, что ведь существует, кажется, где-то эта секретная организация. Та, которая чудесным образом сохранилась посреди секвестров и приватизаций и все обладает теми свойствами, какими не обладает ни одна известная им несекретная структура в этой части суши: бессребренничеством, эффективностью, внутренним порядком, справедливостью и информированностью.
Путин и стал главным бенефициаром этого возродившегося мифа, этой мечты. Точнее, стал его талантливым и артистичным реставратором. Ведь непредвзятый взгляд на его карьеру сразу обнаруживает простую вещь: сам он не был человеком этой корпорации. Его карьера в КГБ не очень задалась: и работа в доме Дружбы в ГДР, и работа смотрящим от КГБ в качестве проректора ленинградского университета – это довольно скромные и глубоко периферийные, заштатные позиции Всесильной мировой службы порядка и правды.
Не будучи человеком корпорации и легко ее покинув, как только СССР не стало, Путин однако умел замечательно тонко передавать саму пластику мифа тайной власти, «мифа КГБ». Эдакой эффективной, бессребренической, информированной, настоящей государственной службы. Именно за это так долго российский народ испытывал к нему такую удивительную приязнь. Глядя на Путина, он неизменно думал: «А что если, действительно, на самом деле, где-то там в этой части суши такая структура существует? Очень секретно, кончено, потому что все несекретные мы знаем как облупленных, но секретная-то – вдруг есть?»
Из этого краткого экскурса в историю институциональных ожиданий российского избирателя становится совершенно ясно, какой удар наносит недоубитый Навальный по главному путинскому мифу. Все секретное становится конкретным, и вот эта удивительная служба предстает перед нами в лице каких-то пришибленных экспедиторов из соседней пятиэтажки, неудачниками-негодяями, которые ездили натирать «новичком» гульфик трусов Навального, а потом отстирывать его от «новичка». И получается, что ни то, ни другое они не сумели сделать как надо. То есть, грубо говоря, эта секретная служба является не только средоточием тупой бессмысленной жестокости, но еще и чудовищной неэффективности и отсутствия порядка.
Нет, разумеется, знаменитый наш медианный избиратель в это все не поверит: «хотели бы убить, убили бы», не мог Навальный все это узнать без наводок спецслужб – и все такое прочее. Но осадочек, и довольно густой, останется. Потому что совсем рядом с той верой в секретную суперорганизацию, которая заставляла избирателя так долго верить в Путина, в душе его живет предположение о тотальности начальственного негодяйства. О неэффективности и мафиозной коррумпированности всего и вся, о чем так убедительно рассказывает в своих расследованиях Навальный.
Комментарии