Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

Юрка (памяти протоиерея Георгия Нейфаха)

  •  

    (глава из сборника «Его тепла хватало на всех: Воспоминания о протоиерее Георгии Нейфахе». Москва, «Правило веры», 2020. - 480 с. ISBN978-5-94759-274-0)

     

     

         В конце прошлого тысячелетия, когда я прилетал ненадолго в Москву, мы с отцом Георгием вступали в теологические дискуссии. Реальной полемики, конечно, возникнуть не могло, ибо его познания в области богословия были на два порядка выше моих, - но на вопросы, даже самые каверзные, Юрка отвечал охотно и спокойно.

         - Теперь вот, - изрекал я, опрокинув рюмку и закусив маринованным грибком, - ведь Бог у всех религий один, так?

         - Один, конечно.

         - Почему ж ты, еврей, веришь в единого Бога не по-иудейски, а по-православному? Кем родился – тем, понимаешь, и будь! – Тут приходила очередь следующей рюмки. - О том уж не говорю, что христианство-то иудаизмом порождено, верно? Чегой-то не заметно у вас, у христиан, сыновнего почтения!

         Нейфах замолкает на минуту, собираясь с мыслями. – Представь: перед тобой склон холма, покрытый снегом, и человек катается на лыжах. Что скажешь?

         - Ничего. Всё путём.

         - Правильно. Пришла весна, снег растаял, выросла зелёная травка, - а он всё катается и катается. Теперь что?

         - Псих ненормальный, чего ж ещё?

         - Ага! Иудаизма, как такового, до рождения Иисуса не было: существовал некий изначальный монотеизм [утверждение, с которым религиозные иудеи навряд ли согласятся]. Одной из важнейших догм этой религии было ожидание неизбежного прихода Мессии. И вот, после веков надежд и страданий, является, наконец, долгожданный Мессия, Христос. Возникает христианство, как естественное развитие дохристианского монотеизма. А иудеи всё ждут, так и не сняли свои лыжи…

         Познакомились мы с Юркой на 1-м курсе Биофака МГУ, - осенью, стало быть, 1969-го. Первой встречи не помню; вернее всего, - гоняли мяч по асфальту, меж лекциями и вместо оных. 

         Что было потом? Память, словно серия магниевых вспышек, выхватывает из темноты разрозненные эпизоды: большею частью, смешные, иногда - печальные.

         Вот лекция по диалектическому материализму: мы с Юркой, эвакуировавшись на самый верх, подальше от профессора, играем в буру на раздевание. Сказывается мой опыт и многолетняя практика: сам я сижу только лишь без галстука, а Нейфах ёжится от холода в трусах и в майке.  – Сдавай же! – начисто игнорируя неизбежные роковые последствия, подгоняет азартный, не терпящий поражений Юрка. 

         Вот на другой лекции, по научному атеизму (был ведь и такой предмет!), он едко, очень смешно, но и супер-логично, издевается как над учением атеизма, так и над религиями, всеми вместе и каждой по-отдельности. Любые возражения разбивает легко и вдребезги.

         Вообще, хочу подчеркнуть: в сфере логики, равно как и в области точных наук и прочих абстракций, Юркино интеллектуальное превосходство ощущалось остро. С ходу ему ясно было то, на что прочим требовалось и усилие, и время. Сейчас это называется: высокий IQ. У самого у меня 140, не так уж часто встретишь человека, чей IQ осязаемо выше. У Нейфаха, вне всяких сомнений, был, как минимум, 160-170.

         Вот летняя практика в подмосковном Чашникове: Нейфах на спор, за 10 рублей, пожирает живую мышь. Из уважения к дамам, которые могут прочитать эти строки, подробности, пожалуй, опущу. Скажу лишь, чувство брезгливости вовсе не было Юрке свойственно: он мог подобрать что угодно и где угодно и, стряхнувши прах, тотчас заглотнуть.

         Однажды я посетовал отцу Георгию, что вот не выходит у меня, агностика, поверить в Бога. А весьма б хотелось, ибо жить верующим - гораздо комфортнее (было это ещё при развитом социализме, так что, в виду имелся комфорт психологический, вовсе не принадлежность к мейнстриму). Чуток поразмыслив, Нейфах дал мне совет – инструкцию для неверующих. Каждый вечер, ложась в постель, вспомнить сперва все свои прегрешения за минувший день, если даже не совершённые, то хотя бы замышленные, и сказать: - Боже, если ты существуешь, прости меня! А потом: - Боже, если ты существуешь, явись! Рекомендации Юркиной я следовал месяца три. За всё это время никто, кроме мамы, так и не пришёл…

         …В январе 2002 года отец Георгий с матушкой Еленой прилетели к нам, под Вашингтон. Жили сперва у меня, после – у Лёни Черномордика. Куда больше, чем музеями и памятниками, интересовался Юра местными Русскими Православными храмами; в один такой, расположенный в самой столице, возили мы его молиться. Как-то раз, уставши ожидать в машине, заглянул в эту церковь и я: отец Георгий молился на пару с местным пастырем (если верить слухам, - отъявленным антисемитом). 

         - Отец Виктор, - сказал тогда Нейфах, - это мой друг, доктор Сергей Кузнецов. Помолитесь за него.

         - Ваш друг, вы и молитесь! – раздражённо ответствовал отец Виктор Потапов.

         Смех на этом, увы, обрывается. Юра был уже тогда тяжело болен.  Вдвоём с Лёней мы устроили его на консультацию в лучший онкологический центр мира, Национальный Институт Онкологических Исследований в Бетезде. Понесли все снимки, анализы. Оставалась крохотная надежда, что страшный диагноз не подтвердится… но он подтвердился. Визит, однако же, не был напрасным: Юре, крепкому, жилистому, сухощавому, предложили стать участником клинических испытаний. Совершенно бесплатно ему удалили бы опухоль, а потом продолжали б лечить облучением и новейшими препаратами. Это давало реальную надежду. Нейфах сказал, что подумает и ответ даст позднее…

         Больно вспоминать. Потому что Юра, следуя совету своего духовного наставника, старца из Пустоши, американское предложение отклонил. Постановил: лечиться он будет молитвою и мёдом. Надежд это не оставляло никаких – если не считать чуда. Верил ли отец Георгий в чудо? Тут предо мной встала тяжкая дилемма. Дело в том, что один их моих старых приятелей и партнёров по покеру, Саша Бугаевский, сделался к тому времени влиятельной фигурой в Московской Епархии, вхожей к самому Патриарху. Сашка, - размышлял я, - едва ль мне откажет, и тогда, если Патриарх напрямую свяжется с этой Пустошью… Долго колебался я, взвешивал, терзался… и всё-таки решил: нет у меня права вторгаться в чужую веру, в чужую жизнь… при том, что обширная операция сама по себе тоже весьма опасна… По сию пору сомневаюсь, казнюсь… 

         Лучше уж о весёлом. С младых ногтей Нейфах был не дурак выпить (это позднее, уже сделавшись священником, пил он как бы нехотя, принуждённо, тянул каждую рюмку). А, надравшись, начинал надираться (во втором значении данного слова), то есть задирался к кому ни попадя. Находиться с ним рядом становилось тогда небезопасно; пару раз мы едва ноги успевали унести от куда более многочисленной компании. Как-то раз поддавали у меня, в писательском доме возле метро «Аэропорт». Уходя, я на минуту задержался, выпустил Юрку на улицу одного. Сразу спохватился, мчусь следом. Наблюдаю такую сцену: стоит Нейфах, набычившись, руки в боки, и допрашивает прижатого к стене, испуганного соседа, Мишку Вольпина (ныне детского драматурга М. Бартенёва). Обнимаю Юрку за талию, уволакиваю прочь: - О чём, - спрашиваю, - базар? 

         - Да вишь ты, неувязка какая! Я его о политике, - а он, засранец, точно так же рассуждает, как я. О литературе – та же история. О футболе, - опять: совсем то же самое думает, что и я. Просто беда: не за что в морду двинуть! Начал было о философии…

         Следующему эпизоду сам я не был свидетелем, рассказываю с чужих слов. На Белом море, в столовой, некий поэт заприметил за завтраком одинокого, печального Нейфаха и сочинил такой стих:

              А в этом мальчике из стройотряда,

              Что манный пудинг так угрюмо ест,

              Пророс какой-то жест, какой-то тест,

              Который разгадать мне очень надо.

    Друзья уверяли потом, что просто был Юрка мрачен, страдая с тяжёлой похмелюги. Однако ж, поддавали-то почти все, а шедевр создан был только о Юрке! Ужель и впрямь удалось инженеру человеческих душ разглядеть в Нейфахе нечто… вполне неопределимое… то самое, что, много лет спустя, заставит его вывернуть жизнь наизнанку, бросить науку, прийти в церковь?

         Году эдак в 83-м приехал я в гости к Нейфаху с хорошей своею знакомой, очаровательной Инночкой Волковской, дочерью писателя, переводчика с турецкого Радия Фиша. Уславливаясь о встрече по телефону, да уже и добравшись, интриговал его таинственными намёками: вот, мол, случается, люди соединены промеж собой самыми тесными узами, а даже об этом не подозревают. Помнится, Элла Матвеевна трудилась в тот день дома, пришлось нам отправиться пировать на берег… какой там у них водоём в окрестностях: канал, что ли? Расстелились близ вод, выпивку достали, закусь, принялись зашибать, а я гну своё: нелегко выявить тайные, глубинные отношения. Наконец, прямо провозглашаю: он, Юрка, тесно связан с Инной (которую он до той поры никогда даже и не видел). Замороченный Нейфах строит всевозможные догадки, напрягает могучий интеллект, - да нешто допетришь? Наконец, с позором сдаётся, и тогда я открываю страшную тайну: Инна, которая на 6 лет нас моложе, - его собственная тётка! Старшая сестра её Лена является действующей женой Александра Александровича Нейфаха, Юркиного отца!

         А в 89-м задумал я написать пьесу об убийстве царской семьи. Сам Николай II был, как известно, глубоко верующим, дочки тоже, а более всех - царица. Ну а я, автор, в православии ни бум-бум, - как тут быть? Так есть ведь у меня старый друг, православный священник, протоиерей Георгий Нейфах! И вот приезжал я к Юрке на Речной, мы закрывались в его комнате, и Нейфах обстоятельно, не спеша, отвечал на все мои разнокалиберные вопросы, разрешал сомнения, подсказывал детали (меж тем, на площадке перед квартирой и на лестнице дожидалась его целая очередь из скорбных старушек).  Когда пьеса была готова, Юрка прочитал, исправил, одобрил конечный вариант. На спектакли в Малый театр («И Аз воздам», 1990-1994) приходили потом всякие разные знаменитости, включая и крупных священников. Были отзывы хвалебные, были ругательные, но ни разу не услышал я ни единого нарекания по православной части!

         Юрка, я часто о тебе думаю, мне очень не хватает тебя. Если там, после смерти, и вправду что-то ещё будет… - что ж, до встречи…

     

     

3