Не судьба...

• Опубликовал Сергей Кузнецов 22 июня 2020 г. - 1 451 просмотр

  

                                                                      Погулять погулял,

                                                                      Покутить покутил,

                                                                      Наследил карандашиком серым.

                                                                      Сам не знаешь, как в эту дыру угодил

                                                                      И каким это вышло манером. 

   

                                                                      Лев Лосев

   

  1. 

   

       Домой он проводил её на такси. В подъезде у ней имелся меж дверьми маленький предбанничек, постояли там минут пять, крепко прижавшись… чмокнулись нежно на прощанье. К лифту она пошла одна, не позволила подняться с ней до квартиры. Он стоял и смотрел вослед, как она уходит. Ничего не предчувствовал… не шелохнулось ничто…

   

  2.

   

       Обратно ехал на троллейбусе. Опустил четыре копейки, оторвал билет, пристроился на пустом сиденье возле окна. Появлялись и исчезали редкие пассажиры, троллейбус плыл, никуда не спеша и мерно покачиваясь, по вечерней Москве… мелькали в черноте тусклые огоньки реклам. Но он не глядел в окно… он поспешил возвратиться мыслями к ней, своей новой подружке.

       - Какая девчонка, обалдеть! Стройная, высоконькая, длинноногая, фигурка – блеск! Вздёрнутый носик, зелёные глазища – совсем не типичная, совсем!  Светло-каштановые волосы кольцами… Тонкие пальчики, прохладная кожа, маленькие, тугие груди… Ласковая, чувственная, - он по новой проникался пережитой встречей, грезил наяву... Потом троллейбус тряхнуло, он ушиб подбородок о спинку переднего сиденья, и мысли его устремились в более прозаическое русло.

        – И характер, вроде бы, славный: лёгкая, весёлая, покладистая! Ума большого не приметил, - так oно, может, и к лучшему… сам, чай, тоже не Барух Спиноза! Как это у неё здорово всё задумано: после института остаться на кафедре французской литературы и, одновременно, медсестрой завербоваться в Израильскую армию. Дурочка моя милая… Дочку она хочет – зачем, интересно, мне-то об этом сказала? Слушай, парень, а уж не влюбился ли ты, в конце всех концов? И не закрутить ли тебе, по сему невероятному случаю, вполне серьёзный роман? Послать всех прочих девиц к Евгении Марковне, благо ведь, ничего серьёзного… и попробовать только с ней, с нею единственной… пару месяцев хотя б, для начала! А там - чем чёрт не шутит?

   

  3. 

   

       Мама ещё не спала, слушала, как водится, свою Спидолу: «БиБиСи», «Голос», «Свободу», «Волну» - которую из них меньше глушили в тот вечер? Он прошёл к себе, отволок на кухню бокалы с блюдцами, помыл, поставил в сушилку. Перестелил постель… прикинул, не слишком ли поздно… набрал нехотя, по привычке, пару номеров – и уснул, умиротворённый…

       Назавтра, вернувшись с работы, первым делом ринулся к телефону. Она сама подошла.

       - Ась, привет! Соскучился смертельно! Когда увидимся?

       - Ты мне, пожалуйста, больше не звони, - сказала она сухо и бросила трубку.

   

  4.                                        

                                               

       Чёрт бы драл эти лестницы, ступеньки, эти коленки! Когда дом покупали, восемнадцать лет тому, на такие мелочи просто внимания не обращали. Иные были приоритеты: побольше ванных, просторная кухня, да чтоб до метро пешочком, - на машине в Вашингтон замучишься… Он доковылял до своего уютного кабинета со стенами, обшитыми светлой, сучковатой сосной. Тапки утонули в ворсистом ковре. Задёрнул шторы, зажёг торшер у камина, осторожно опустился в любимое кожаное кресло… Поскучал. Пробежал взглядом по полкам: слева – русские корешки, справа – английские, отдельно, над сейфом, - научная и малонаучная фантастика… Нeт, читать, определённо, не хотелось. Поднялся, отомкнул бар, добыл из недр початый штоф «Смирновской», взвесил на ладони, задвинул назад – тоже что-то не тянет… 

       Настроение было препоганое, как всегда после ссоры с женой. В который уже раз поцапались, причём не из-за чего-нибудь важного: так, слово за слово, дальше – больше. Взаимное раздражение… долго ль мы эдак протянем? Мда… брак твой приходится признать неудачным. Засим, совершенно не ясно: какого хрена ты вообще на ней женился? Увы, не по любви… и точно уж – не по расчёту, какой там мог быть расчёт? Значит, остаётся третий вариант: по глупости… 

        А тут ещё старший, тинэйджер, – словно с цепи сорвался. Грубит, дерзит, обнаглел вконец! Гормоны, известное дело… однако ж, и спускать подобное хамство нельзя – педагогически неверно. Какой, впрочем, из меня педагог: не умел воспитывать и никогда уж, видно, не научусь… «Тёща Ипполита Матвеевича была глупа, и преклонный возраст не позволял надеяться, что она когда-нибудь поумнеет»… Наказать построже, - да как его, засранца, накажешь, если малый вдвое сильнее отца? Снова придётся денежного довольствия лишать… злиться будет неделю, если не две… характер у парня сильный да скандальный, весь в мать… Ох, до чего ж не по нутру мне это паскудство, отпрыска любимого репрессировать…

   

  5.

   

       - Ты мне, пожалуйста, больше не звони, - сказала она сухо и бросила трубку.

       Что за бред? Чушь собачья, нелепица! Снова набрал. На сей раз ответил зрелый, сочный мужской голос – явно, отец.

       - Будьте любезны Асю!

       - Ну вот что, - сказал голос жёстко, - прекратите сюда звонить. Забудьте этот номер! Нам Дон Жуаны не нужны!

       Минут пятнадцать он просидел, совершенно ошалелый. Ничего не оставалось, кроме как обратиться к первоисточнику.

       - Володь, привет!

       - ЗдорОво, - Энтин кричал в трубку, перекрывая вопли младенца и увещевания жены на заднем плане.

       - Я, что ль, не вовремя? Тогда по-быстрому. Неделю назад, помнишь, ты со мной телефончиком поделился, сестры твоей двоюродной?

       - Ну и?

       - Сестрица – супер, должник по гроб жизни! Только тут, слышь, вон дело какое. Необъяснимое и загадочное. Закрутилось у нас - зашибись, лучше не бывает! И вдруг, прям на следующий день, сегодня то есть: больше, говорят, не звонить! Сперва сама, после папаша… твой, стало быть, дядька… Ты б разведал, в чём там загвоздка?

       Энтин обещал всё, как следует, разузнать…

   

  6.

   

       Насилу дождался он Володькиного звонка, пару дней спустя.

       - Какого ж рожна вся родня твоя с ума сбесилась? В чём, наконец, дело?

       Энтин выдержал паузу: - А в том, что ты м@@ак!

       - Это ясно, нельзя ль поконкретней?

       - Поконкретней тебе? Тогда - постарайся вспомнить: ты у меня сколько телефонов получил?

       - Ну, несколько… пять там или шесть… А чего? Да я гляну сейчас, - он перелистнул свою истрёпанную записную книжечку с жирной цифрой «8» на обложке, - вот они все, на букву «Э»: «от Энтина, можно ссылаться». Шесть номеров, Асин – первый! Да что стряслось-то, в конце всех концов?

       - Ты их как-нибудь хоть организуешь, свои звонки? Социализм – это учёт, а у тебя, я погляжу, – ни учёта, ни контроля! У тебя ж телефонов этих бабских сотни, сам видел! Обрати-ка теперь внимание: кто там, в списочке моём, под вторым номером?

       - Смотрю…от Энтина… Номер два… Колчинская Элла… Ах, чтоб тебя! Ах, ёж ты моёж!

       - Именно! Прочухал теперь? Ты с Аськой когда распрощался, - и в тот же вечер Эллочке этой позвонил. А Эллочка – лучшая подружка!

       То был, разумеется, конец, облом и крах, окончательный и непоправимый. Чувства, которые он сейчас испытывал, странным образом дополняли друг друга. Горькая потеря, утрата, – и, наперерез ей, какое-то отчаянное облегчение. Что ж, стало быть, не судьба! Выкуси! Ни любви тебе, ни романа! Ни дочки, ни матери! Коли так, - гори оно тогда всё огнём! Напропалую гулять будем, пуще прежнего! Однова живём, али как?

   

  7.

   

       Ох, до чего ж не по нутру мне это паскудство, отпрыска любимого репрессировать… Он уселся за массивный письменный стол, врубил компьютер. Наскоро проглядел почту – ничего интересного… Каким же макаром очутился он в этой безысходной, кромешной заднице, за какие грехи немилостива к нему судьба-злодейка? Чем задаваться пустыми вопросами, – лучше б сейчас развеяться! Фильмец, что ль, убойный запузырить? Или всё-таки нажраться в одиночку? 

       А то ещё… был ведь там, помнится, сайт такой: найти человека бесплатно! “Whitepages”, «Белые страницы»... Ага, вот он он! Впечатал фамилию: Entin, имя: Vladimir, штат: California. Номер выскочил почти сразу. Сколько там в ихнем Сан-Франциско, - на три часа меньше нашего? Hет, не поздно ещё, в самый раз. 

       - Володь, привет!

       Пауза была лишь чуть дольше обычной. – Ого-го, здорОво! Кого я слышу! Сколько лет, сколько зим!

       Обменялись «новостями». Энтин давно уж как развёлся, женат по новой. Владеет небольшой компанией, что-то там такое по программированию. Взрослый сын, внучка… 

       - Слышь, а сестрица-то твоя как – в порядке?

       - Аська, что ль?

       - Ну.

       - А хрен её знает. Мы с той ветвью совсем чегой-то общаться перестали. Лет пятнадцать, наверно, не перезванивались. 

       - Вообще, то есть, никакой информации?

       - Почти. Знаю, смотали они в Германию, ещё в конце 90-х. Дядя Наум в Кёльне обосновался. Аська замуж вышла, за немца. Потом, кажись, разошлась.

       - А дети?

       - Вроде, не было, точно не скажу.

       - Какая хоть фамилия-то у ней теперь?

       - А хрен её знает.

       - Ладненько… Окей… Ты, брат, насовсем уж не пропадай. Коли занесёт нелёгкая к нам в столицу, - давай, объявляйся. Встренемся, поддадим, вспомним молодость…

   

  8.

   

       Потом часа два ещё он рыскал по интернету. Ни следа: ни в «Одноклассниках», ни в «Фэйсбуке», абсолютно нигде. Исчезла… как корова языком… Слушай, а, может, девочки-то и не было? Уж не во сне ли, в давнем, полузабытом сне, приключилась та сладкая, мучительно короткая сказка? Красиво загнул, скажи? Чуй-ствительно! Эх… не дури, парень, была девочка, была… 

       Вот, извольте: и родитель ейный - отыскался-таки, наконец! Вне всяких сомнений, кровный Асин отец, обладатель сочного мужского голоса, фигурирует на парочке сайтов. Наум Ф., публиковал заметочки в кёльнских русскоязычных журналах, шутки иммигрантские собирал… 

       К отцу Науму затаил он чувство тайное, недоброе, - вполне, впрочем, незаслуженное. Тому-то - что оставалось? Оберегать, в меру своего родительского разумения, любимую дочь от порочных связей. Была б у тебя дочь – сам, небось, точно так бы поступил!

       - Дочь? У меня? Разве что в параллельной реальности мог бы он иметь дочь…

   

  9. 

   

       Однова живём, али как?

       Прогулял, проблудил бесшабашно и вдохновенно с десяток ещё годков, вплоть до постигшего его дурацкого мезальянса. А ныне, под старость, куда подашься? Если даже и пофартит выбраться из этой напасти, - всё в прошлом, как на одноимённой картине Василия Максимова… 

       Что ж, зато есть, кого вспомнить! Из всех своих прелестниц всё чаще возвращался он мыслями к одной, - Асе Ф., и к их тёмному, непостижимому разрыву. И однообразно дивился: какая сила заставила его, человека искушённого, более того - педантичного, совершить глупейшую, дичайшую оплошность? Непростительный, нелепый, совершенно ему не свойственный промах? Какое затмение нашло на вконец протрезвевшую голову, кто водил рукой, коей следовало бы скорее отсохнуть, чем набирать номер злосчастной Эллы? 

       Постичь не дано! Ужель роковую подлянку свершила его собственная, родная подкорка, - лукаво избавив хозяина от готовых намертво захлестнуться уз Гименея? Верится, однако, с трудом… А тогда? Некая внешняя сущность, сколь зловещая, столь и неопределимая, поставила целью на корню загубить их союз. Дабы предотвратить – что? Не допустить появления – кого? И мороз продирал его по коже…