Рвётся вся грудь от тоски...
Боже! Куда мне деваться?
Всё васильки, васильки...
Как они смеют смеяться?
Алексей Апухтин
Русланка снова пальнул из своей допотопной бузуки и, наконец-то, попал: тяжело ухнуло, заскрежетало, фашистский танк дёрнулся и застыл, взорвавшись оранжево-жёлтым пламенем.
- Одним гадом меньше! – Руслан триумфально вскинул руки, на мгновение выставившись из окопчика. Тотчас же сосуще зазвенел воздух, раздался глухой удар… Русланка опрокинулся и громко икнул, из горла у него хлынула кровь. Василий понял, что остался в окопе один.
Он продолжал бегло стрелять, но танки – много танков, целый батальон, - зловеще урча, неотвратимо надвигались на его траншею: верно, крупными силами атакуют сегодня воро-фашисты. Из стольких переделок довелось Василию выбраться живьём, – но тут защемило сердце, с ледяной ясностью осознал он: всё, конец! Нынче не уцелеть!
На миг оторвавшись от прицела, он глянул вверх, туда, где, сквозь гарь и копоть, мирно просвечивал кусочек голубого ясного неба с крошечным, пушистым облачком. Совсем как много лет назад, в детстве, когда мама по утрам водила его гулять в Тимирязевский парк… Светло и покойно было вокруг, только сизые голуби, кружась, ворковали на тротуаре. А в парке степенно прохаживались по аллеям пенсионеры, молодые матери умиротворённо катили свои коляски, повизгивали, играя, собаки, да шустрые желтопузенькие синички склёвывали семечки прямо с ладошки. Возвращались домой, мама горкой накладывала гречневую кашу в его любимую глубокую тарелку с синим ободком, доверху заливала молоком. «Кушай до донышка, Василёк! Расти большой, Василёк!» - мама гладила его волосы, целовала в плечо. Пододвигала толстый, весь в дырочках, кусок настоящего, вкуснейшего сыра. И были мир и счастье, было светлое будущее, была Великая, Неделимая Русская Родина!
Танки Воронежских сепаратистов подползали вплотную. Трясущимися пальцами он лихорадочно нанизывал на ремень противотанковые гранаты: побольше, потеснее, все их сюда! В конвульсиях, содрогаясь, истекало его время. Вот мощным броском он вышвыривает своё тело из окопа, рвёт на бегу кольца, надсадно хрипит: «За Россию!»
За мгновенье до взрыва, всего его разметавшего на молекулы, почудилось Васильку: уже много раз, с тем же точно криком, бросался он когда-то под танки, - и несчётное число бросков, таких же самых, предначертано ему совершить… А, может, это фильм об Отечественной Войне пригрезился ему напоследок, патриотический фильм, что крутили для них, первоклашек, в начале двадцатых?