Самое свежее

Конец Публициста Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу!

"Дети-убийцы": "колумбайн", новый вид терроризма

  • Если у государства нет идеологии - идеологию его детям предлагают подворотни. Или - иной раз - иностранные шпионы. 

     

    20 ноября сотрудники ФСБ предотвратили теракт в школе №101 в Казани. Вооруженное нападение готовил ученик, состоящий на учете в психоневрологическом диспансере. Он планировал расстрелять одноклассников и учителей из пневматической винтовки, которую перед этим пытался переделать в боевое оружие.

     

    За неделю до этого правоохранительные органы задержали первокурсника пермского колледжа: подросток намеревался дождаться совершеннолетия, купить оружие и лишить жизни преподавателей.

     

    В обоих случаях молодые люди вдохновлялись резонансными расстрелами в учебных заведениях, в особенности — трагедией в американской школе «Колумбайн». И это лишь очередное, но далеко не последнее проявление очень крупной проблемы, с которой Россия и другие страны регулярно сталкиваются в последние несколько лет.

     

    Неофициальной датой зарождения субкультуры школьных стрелков принято считать 20 апреля 1999 года, когда произошел теракт в американской школе «Колумбайн» (округ Джефферсон, штат Колорадо). Двое старшеклассников Эрик Харрис и Дилан Клиболд расстреляли 12 учеников и одного учителя. Еще 23 человека получили ранения различной степени тяжести. Гораздо больше людей должны были погибнуть от самодельных бомб, которые в нужный момент не сработали. Харрис и Клиболд покончили с собой прямо в школе, оставив после себя дневники и манифест.

     

    Произошедшее в «Колумбайне» было далеко не первым массовым убийством в американских образовательных учреждениях, но никогда ранее издания не освещали школьную стрельбу настолько широко. На месте событий работали тысячи репортеров — причем первые съемочные группы прибыли туда практически одновременно с полицией.

     

    Впоследствии журналисты детально рассказывали о ходе судебного процесса, личностях и биографиях убийц. Слово «колумбайн» стало нарицательным, а школьных стрелков даже за пределами США начали называть «колумбайнерами».

     

    Хотя «Колумбайн» пришелся на конец 90-х годов прошлого века, в России до явления «стрельбы в школах» долгое время никому не было дела. Конечно, информационное пространство периодически сотрясали новости об очередном трагическом инциденте на Западе, но массового интереса к тематике — тем более, у молодежи, — не было.

     

    На рубеже 2011-2012 годов в социальной сети «ВКонтакте» появились первые сообщества, посвященные трагедии в «Колумбайне». Отправной точкой роста движения «колумбайнеров» в России стали события 3 февраля 2014 года.

    В московской школе №263 пятнадцатилетний Сергей Гордеев взял в заложники одноклассников. Он застрелил учителя и прибывшего на место сотрудника вневедомственной охраны, но после переговоров сдался правоохранительным органам и впоследствии был признан невменяемым. Вооружен подросток был отцовскими карабином и винтовкой. Почти сразу в соцсети «ВКонтакте» появилась тематическая страница, где пользователи начали проводить аналогии с «Колумбайном» и смаковать детали.

    Однако сам Гордеев даже не пытался подражать Эрику Харрису и Дилану Клиболду, равно как и не ставил целью воспроизвести американский сценарий. Но благодаря СМИ вскоре стрельбу в школе №263 стали называть «первым в стране колумбайном».

    Примерно с конца 2016 года тема расстрелов в учебных заведениях начала резко набирать популярность в российском медиапространстве. В соцсетях начали массово появляться сообщества, пропагандирующих ненависть и стрельбу в школах как решение проблем. Зависимость от мнения окружающих — в первую очередь, в Сети — и большие сложности с самореализацией зачастую толкали подростков на поиски способа заявить о себе. События в «Колумбайне» выставлялись в подобных группах в исключительно положительном свете: администрация и подписчики оправдывали Харриса и Клиболда и считали их поступок допустимой реакцией на давление общества. В 2017-2018 годах тематические сообщества становились все более и более популярны, пока на их базе не сформировалось ядро движения и полноценная субкультура «колумбайнеров» в России.

    Переход адептов новоявленной идеологии к реальным действиям был лишь вопросом времени.

    5 сентября 2017 года 15-летний ученик Образовательного центра №1 подмосковной Ивантеевки Михаил Пивнев напал на 39-летнюю учительницу. Вооружен подросток был пневматической винтовкой и холодным оружием.  ходе следствия выяснилось, что подростка восхитила история «Колумбайна»: он даже внешне пытался подражать оригинальным стрелкам.

    За последующий год произошло еще три подобных эпизода: Пермь, Улан-Удэ и Стерлитамак. У всех была одна общая черта: несовершеннолетние стрелки фанатели от событий «Колумбайна», состояли в сообществах соответствующей тематики и своими акциями «отдавали дань памяти» трагедии в американской школе.

    Стрельба в подмосковной Ивантеевке привела к взрыву интереса к тематике школьных расстрелов в подростковой среде и социальных сетях: если до нее в «ВКонтакте» было лишь 10 таких групп, то через год их количество выросло уже до 83. Увеличились и охваты: аудитория в полторы тысячи подписчиков достигла 17 тысяч. За год произошел 12-кратный рост количества поклонников «Колумбайна» в России. И это был далеко не предел.

    17 октября 2018 году страну потрясли события в политехническом колледже в Керчи. От рук 18-летнего Владислава Рослякова погибло пять преподавателей и 15 студентов. Трагедия в Керчи стала крупнейшим расстрелом в учебном заведении в новейшей истории Европы. Росляков действовал по тому же сценарию, что и исполнители теракта в школе «Колумбайн». Свой образ он скопировал с Эрика Харриса.

    Стоило в Интернете появиться видеозаписям с камер наблюдения, фотографии стрелка и его манифеста, как в соцсети «ВКонтакте» массово возникли «группы памяти» в честь Владислава Рослякова. Подписчики (преимущественно, девушки) жалели убийцу и признавались в любви. В пабликах «колумбайнеров» преступник сразу стал героем и оказался в одном ряду с Харрисом и Клиболдом. Последователи деструктивного движения начали массово призывать сторонников последовать примеру Рослякова и учинить бойню в другом месте.

    Керченская трагедия привела к началу борьбы с подобным контентом, благодаря принятым в 2018 году поправкам к федеральному закону «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». Но это помогло лишь частично.

    После массового убийства в Керчи произошло еще три подобных инцидента: в Благовещенске, Казани и Перми. Популярность школьных расстрелов в Интернете также не сходила на нет: в октябре 2020 года проблема была вынесена на уровень Совета безопасности Российской Федерации. Как заявил секретарь Совбеза Николай Патрушев, на тот момент в движении «колумбайнеров» состояло около 70 тысяч подростков и молодых людей.

    С одной стороны, подавляющее большинство сторонников деструктивной субкультуры ограничиваются лишь моральной поддержкой идеологии и исполнителей терактов. Они не готовы взять в руки оружие, изготовить самодельное взрывное устройство и лично последовать примеру своих кумиров. Однако само по себе неприкрытое существование такого большого числа даже «пассивных» последователей «Колумбайна» формирует опасную среду и приводит к росту попыток совершить нападения на учебные заведения. Ключевую роль в этом играют особенности современного медиапространства.

    За последние 20 лет в мире произошла революция в сфере информационных технологий. Социальные сети и мессенджеры дают пользователям не только возможность оперативно получать огромные массивы данных, но и самостоятельно выступать в роли СМИ. Сформировалась благоприятная среда для быстрого и несистемного распространения абсолютно любых сведений.

    Так, например, было в случае с «керченским стрелком»: в погоне за «хайпом» СМИ вываливали на своих пользователей записи с видеокамер наблюдения, «манифест» Рослякова и фотографии трупов. Весь этот контент благодаря подобному подходу оказался в Сети, где его может найти любой подросток, обученный маломальской компьютерной грамотности.

    А дальше в дело вступают алгоритмы обработки больших данных, которые предлагают целевой аудитории подходящий для них контент. Подростки и молодежь, которые в силу возраста и отсутствия устойчивых убеждений относительно легко поддаются манипуляциям, находятся в зоне особого риска. Поголовная проблема с интернет-зависимостью сама толкает неокрепшие умы к поискам яркого и интересного в Сети — и кто-то усматривает в этом возможность для самовыражения.

    На практике результат работы современных СМИ, помноженный на алгоритмы обработки данных, выглядит следующим образом.

    Пытаясь компенсировать неудовлетворенность окружающей действительностью, подросток делает запрос с ключевыми словами, содержащими мотивы ненависти к окружающим. Поисковые системы выдают ему соответствующий широко распространенный пользовательский контент (мемы, видео- и аудиозаписи), в том числе — на тему стрельбы в школах. Из-за действия алгоритмов обработки больших данных молодой человек постоянно видит в соцсетях рекламу сообществ радикальной направленности или инструментов насилия. Это создает у него иллюзию повсеместной массовой распространенности деструктивных идей, что, в свою очередь, формирует устойчивое убеждение в их нормальности и дозволенности. А объединение подростков в тематических сообществах ведет к распространению и росту популярности элементов радикальной идеологии. Включая и субкультуру «колумбайнеров».

    Однако даже у такого, на первый взгляд, хаотичного процесса есть свои модераторы. От большей части движения их отличает реальная готовность совершить массовый расстрел или помочь его организовать. Эти люди искренне одобряют идеи человеконенавистничества даже после выхода из подросткового возраста: они создают и администрируют тематические сообщества, а также поддерживают связь с единомышленниками по всей стране и даже за ее пределами.

    Наглядной иллюстрацией существования у «колумбайнеров» собственного ядра выступает статистика тематических сообществ в соцсети «Вконтакте». На данный момент там зарегистрировано 4170 групп, в которых упоминаются характерные для деструктивного явления слова и словосочетания, вроде «колумбайн», «ненависть» и «естественный отбор». Однако общее количество администраторов в сообществах — всего 928 человек.

    Есть еще один важный нюанс: у российских подражателей «Колумбайна» есть кураторы из-за рубежа. В качестве «центральных узлов» и координаторов выступают подстрекатели из стран с постсоветского пространства. На общем фоне ярко выделяется Украина, на которую приходится четверть зарегистрированных в «ВКонтакте» пабликов соответствующей направленности. Такая цифра делает страну лидером по количеству подобных сообществ в русскоязычном сегменте Интернета на душу населения.

    Если взять во внимание системно выстроенную работу украинских центров психологических операций и общую заинтересованность военно-политического руководства Киева к дестабилизации обстановки на территории России, то картина выглядит достаточно неприглядно. Сегодня можно с уверенностью утверждать, что через Украину дирижируется значительное количество последователей «Колумбайна» в России.

    Среди них особенно выделяется организация «Маньки: культ убийства» («М.К.У.»), созданное гражданином Украины Егором Красновым в 2017 году. Изначально его последователи действовали только в Днепре (Днепропетровске), однако после ареста лидера у М.К.У. внезапно появилось множество последователей в российских городах. В расследовании деятельности организации журналисты НТВ предположили, что Краснова после попадания за решетку вынудили сотрудничать с СБУ с целью дестабилизации ситуации в России. На этом фоне использование и администрирование групп «колумбайнеров» сотрудниками киевских спецслужб не выглядит чем-то из ряда вон выходящим.

    Может создаться впечатление, что на Украине существует некий «мозговой центр», отвечающий за популяризацию идей стрельбы в образовательных учреждениях и координирующий все нападения. Но группы «колумбайнеров» легко функционируют и без него: децентрализация как раз является их характерным признаком. А структура движения, его мотивы и цели позволяют заподозрить в сообществах сторонников школьных расстрелов признаки террористических организаций.

    В отличие от запрещенных на территории России террористических организаций «Исламское государство»1, «Аль-Каида»1 и иных экстремистских группировок и сект, у «колумбайнеров» нет верховного лидера и официально оформленной идеологии. Их ячейки могут в теории быть связаны друг с другом через одних и тех же лиц, однако у движения как такового отсутствует четко оформленный командный центр. У последователей Эрика Харриса и Владислава Рослякова отсутствует единая символика, флаг или специальный орган для централизованной пропаганды.

    Конечным эффектом деятельности и «традиционных» террористов, и школьных стрелков становится запугивание и терроризирование общества. И достигается такой результат особой жестокостью нападений.

    Это прекрасно видно на примере использования радикальными исламскими фракциями тактики «волков-одиночек».

    Большинство школьных стрелков в России и за ее пределами тоже были одиночками и готовили нападения без помощи сторонников. У значительной части из них тоже были психические расстройства или психологические проблемы. Наконец, практически все исполнители расстрелов в образовательных учреждениях были вдохновлены событиями «Колумбайна» и состояли в тематических сообществах с «группами ненависти», которые администрировали заинтересованные лица или группы лиц.

     

    Однако даже этим сходства между ячейками террористических организаций и движением «колумбайнеров» не заканчиваются.

    Стоит произойти очередной трагедии в школе, ее эффект для общества сопоставим с последствиями теракта. СМИ бросаются наперегонки смаковать детали произошедшего, на ток-шоу с пеной у рта спорят эксперты, а видеозаписи трагедии со скоростью света расходятся в соцсетях. С точки зрения популяризации деструктивной радикальной идеи это сродни пропаганде международных террористических организаций.

    Стрельба в образовательных учреждениях наряду с формированием соответствующей молодежной субкультуры является вызовом современному государству. Эту проблему нельзя решить простым образом: например, даже при полном запрете огнестрельного оружия сторонники деструктивных движений начнут нападать с топорами и ножами. В то же время, закон о механизме внесудебных блокировок пабликов «колумбайнеров» был принят еще в декабре 2018 года, однако в соцсетях по-прежнему существуют сотни групп с сотнями тысяч подписчиков, которые занимаются популяризацией идей школьных расстрелов и их исполнителей.

    Единственный возможный способ эффективной борьбы с движением «колумбайнеров» — это применение всех мер в комплексе. От борьбы с подростковой травлей в учебных заведениях и психологической помощи молодежи до создания специальной уголовно-правовой модели для противодействия децентрализованным деструктивным объединениям нового типа.

    Но прежде всего важно четко осознать исходящую от субкультуры угрозу. «Колумбайнеры» и их сторонники — это не просто школьные стрелки-одиночки. Это потенциальный фактор дестабилизации страны и общества. Чем раньше придет понимание всей серьезности проблемы, тем успешнее будет ее решение.

    Иначе движение просто трансформируется в нечто куда более опасное. Ведь его основе не просто подражание убийцам из «Колумбайна» или колледжа в Керчи, а принципиальная ненависть к обществу. На эти взгляды легко наложить любую абсолютно деструктивную идеологию — от радикальных религиозных течений до экотерроризма.

    Бороться с причинами в таком случае будет поздно: останется только ликвидировать последствия.

5