Вазген Авагян. Рубль, нефть, труд и другие пострадавшие в «свободном рынке»

• Опубликовал Вазген Авагян 21 декабря 2018 г. - 2 863 просмотра

  

  Экономист Леон Вальрас ввёл термин «редкость» как ключевое в определении стоимости. Нечто малополезное или даже совсем бесполезное для человека будет стоить очень дорого, если оно редкое. И наоборот – даже самое полезное не будет стоить ничего, если очень широко распространено. Так Вальрас выходит к пониманию иррациональности рынка – к противоречию рыночного отбора с тем отбором, который совершает разум человека.

  Объективно ценно то, что физиологически необходимое или полезное для выживания. Например воздух и вода. Но они вообще бесплатные. Воздух везде, вода в большинстве стран (исключения в мире жарких сухих пустынь).

  Сюда примыкает многолетний родительский труд по воспитанию нового поколения, который в большинстве случаев вообще не оплачивается. Кое-где он посажен на вспомогательные пособия от общества, но в целом затраты в нём всегда выше этих пособий, то есть с финансовой точки зрения он всюду убыточный.

  При этом огромна стоимость бесполезных алмазов или никчёмного металла по имени золото. Будь золото так же распространено как свинец – и стоило бы как свинец!

  Подлинная стоимость как труда, так и продукта создаются не сами по себе, из окружающего материального мира, а человеческим решением.

  Понятно, что совсем оторваться от объективной ценности ресурса человек не может – помрёт. Но никакая стоимость нигде и никогда не измеряется только объективной ценностью. Очень часто (почти всегда) пропуск к необходимому благу стоит гораздо дороже, чем само благо. Хотя сам по себе пропуск – никому не нужен, полностью лишён внутренней ценности. Но тот, кто выдаёт, распределяет пропуска к скоплению благ – зарабатывает несравнимо больше того, кто непосредственно обрабатывает или добывает благо.

  Нужны ли деньги сами по себе? Что бы вы делали с деньгами без товарного наполнения? Их нельзя скушать, из них не сшить одежду, не построить дом. Но будучи связанными с властью, как пропуск к ресурсной базе на её территории, они являются совокупностью всех благ, расположенных на земле, над и под ней!

  Нужны ли вам деньги внутри дома? Если вы – хозяин, то всё можете всегда взять там бесплатно.

  Отсюда и моя теория о том, что государство, которое нуждается в деньгах – неправильное государство, недогосударство. Если оно стало нуждаться в деньгах – собственных или валюте – значит, оно не обладает полнотой суверенитета.

  Суверенному государству может не хватать чего-то природного: нефти, руды, плодородных земель, воды. Но по определению не может не хватать его собственных условных значков распределения благ.

   

  Стоимость труда или предмета не являются подобием метра или килограмма. Это не мера – а решение. В метре всегда100 сантиметров, но ни в труде, ни в предмете, если взять их самими по себе – не содержится равного количества денег или благ, стоимости или ценности. Один и тот же труд может оплачиваться совершенно по-разному; две абсолютно идентичные квартиры, но в разных городах – кратно и многократно отличаются по цене.

  Никто не купит намалёванный мной чёрный квадрат по цене, которую коллекционеры готовы заплатить за чёрный квадрат Малевича. Даже если я создам молекулярно-точную копию этого холста – и это не уравняет двух холстов в глазах общества.

  Человеку не прожить без пищи – но ни в одной стране люди, производящие пищу, не живут богаче банкиров, работающих с дензнаками. Более того: в развитых странах, радеющих за науку, люди, производящие пищу, живут беднее профессоров астрономии – потому что общество так расставило приоритеты.

  Поскольку стоимость – это конфигурация объективной ценности и субъективной оценки с явным преобладанием субъективизма, она не возникает сама по себе. Убыточным может оказаться труд не только писателя или астронома, но даже огородника.

  Активный ввоз овощей из других стран, где климат и правительство к нивам щедрее может привести к штрафованию огородников отрицательной доходностью их труда. Этот штраф подобен тому, который накладывается за антиобщественное поведение: сделал то, что стоило делать – и наказан рублём.

  Если огородник затратил 1000 рублей на выращивание помидор, а их не купили (импортные оказались привлекательнее) – то он оштрафован своим обществом на 1000 рублей. То же самое может случится с любым иным производством. Ибо оно не убыточно и не прибыльно само по себе. Оно в одной конфигурации экономических отношений прибыльно (в условиях покровительства местным производителям), в другой может оказаться убыточным (свобода торговли), в третьей же конфигурации сойдётся по нулям.

   

  Почему я называю «пострадавшим» современный российский рубль, вечно падающий? Почему я называю «пострадавшей» российскую нефть, цену которой, вопреки всякой логике, назначает не продавец, а покупатель?

  Это ведь как если бы я пришёл в магазин с собственными ценниками и навязал бы их хозяину магазина: вот за сколько куплю твою морковь, а вот за сколько куплю твои пельмени…

  И руководство РФ (тем более маленьких бантустанов постсоветизма) вместо того, чтобы создавать собственную конфигурацию финансовых (обменных) потоков, пытается встроиться в чужую конфигурацию, в игру по чужим правилам.

  Чужая конфигурация отношений – это фига. Ничего кроме фиги не получит тот, кто пытается залезть со своим бессилием и безволием под чужую волю и силу. Дела того, кто сам себя лишил права торговаться, настаивать на своём и продавливать собственное решение – всегда были плохи.

  Одно дело, если вы (как при социализме) – получаете твёрдо гарантированную оплату за заранее оговоренный объём труда (поставок). И совсем другое, если вы нанялись батраком, бесправным пролетарием делать то, что скажет хозяин, и получать то, что хозяин даст.

  Даже если сегодня он добрый, завтра непременно войдёт во вкус и начнёт снижать оплату под лозунгом «Вы и этого не заработали!»

  Но как в мире великой борьбы всех со всеми (т.е. при капитализме) может стать хозяином добрый человек? Разве по случайности, в порядке исключения. Жизнь, понятное дело, сложнее правил, и среди фабрикантов порой появляются Роберты Оуэны. Но Оуэн среди фабрикантов – исключение, а не правило.

  Против конфигурации финансовых потоков, создающих стоимость труда и предмета, бессильны все фокусы, которыми любят щеголять социал-либералы: инспекции по условиям труда, рыночная конкуренция, профсоюзы и т.п. Например профсоюзы надавят на хозяина фабрики – а он возьмёт и закроет свое дело. И откроет его в Индонезии, где не такие прихотливые наёмники… Там, где двое претендуют на одно место, всегда найдётся тот, кто согласен скинуть и цену и привередливость.

  Согласившись на чужую оценку своего труда и имущества, вы обречены на несправедливость и угнетение. Ведь аппетит приходит во время еды: тот, кто берёт чужую нефть за свои доллары, хочет брать всё больше нефти и давать всё меньше долларов. Тот, кто произвольно делит прибыль на зарплату и личный барыш – неизбежно будет завышать барыш и снижать долю зарплаты.

  Медведь не знает, зачем он танцует и что с его танца получит дрессировщик. Медведь знает лишь свой узкий участок: будет танцевать, дадут сахарок, не будет – получит хлыстом.

  Иначе говоря, цирковой зверь ничего не знает о цирковом мире, не понимает его, не видит его полной картины. То же самое – и люди в глобализме.

   

  А в основе всего – непонимание происхождения стоимости. Вот корень всех бед и всяческого социального безумия. Человек принимает высокие и низкие цены в готовом виде, как некую объективную реальность, он не принимает участия в решении, создающем стоимость.

  Грабитель, ворующий картину Ван Гога, скорее всего, не является поклонником творчества этого художника и не имеет желания вешать его дома на стену. Ему навязали в готовом виде высокую стоимость картины, понять которую он не может, да и не хочет, просто принимая как данность. Он потому и ворует Ван Гога, что есть кому продать. А не было бы – не воровал бы…

  Да и любой человек в современном мире – недопустимо мало задумывается над «сформированными свободным рынком» ценами: почему дорогое дорого, а дешёвое дёшево?

  Рыночные цены формируют не оракулы таинственного божества, а люди – самые наглые, агрессивные, эгоистичные и властные. Именно такие настаивают на своей конфигурации отношений, а те, кто послабее – принимают это в «спущенном» виде. Даже с очень большой натяжкой рыночные отношения нельзя назвать «стихией», подобной ветрам или морским приливам! Вот уж где нет ничего от стихии – так это в отношениях людей между собой!

  Есть два пути: принять тот факт, что и рыночные цены, и конфигурацию обменных отношений (что на что менять) устанавливают чужие – и даже враждебные тебе люди. Или – понимая этот факт, решительно и твёрдо самому начать устанавливать и цены, и конфигурации обменов.

  Первый путь, наиболее ярко выраженный в 90-е – это спуск в темное никуда. Смерть в чистом виде: тебя используют как расходный материал для чужой жизни, а использовав – отправят туда, куда отправляют отработанную туалетную бумагу.

  Второй путь, забрезживший в некотором малопонятном и смутном «упрямстве» Кремля после 2000 года – очень конфликтный. Когда ты что-то требуешь, это никому не нравится. Люди так устроены, что все свои проблемы, мусор, грязь, всё нежеланное и неприятное охотно переваливают на других. А все свои возможности, перспективы, всё желанное и приятное – стремятся монополизировать, застолбить только за собой.

  И когда народ подчиняется чужой воле, то все им довольны. А когда отстаивает свою – все недовольны им, все подозревают, что он заберёт себе что-то, на что они сами пасть раскрыли…

  И из проклятия 90-х, куда завела нас жажда «вечного мира» (купленного полной покорностью врагу) – мы выбираемся очень худо и медленно…

   

  Самая фундаментальная основа суверенного бытия – это самооценка нацией экономических стоимостей, собственное решение о дорогом и дешёвом, которое не оглядывается на заокеанские решения на этот счёт. Стоимость нельзя получить от слепого и безмозглого идолища «свободного» (от правил и справедливости) рынка: стоимость создают люди.

  А если они её не создают по своей воле – то оказываются дешёвками, презренными париями, обслугой чужого благополучия, и всё, что они делают – с помощью посторонней оценки становится дешёвым. Нефть ли они добывают – нефть дешевеет. Деньги ли собственные напечатали – деньги эти дешевеют. И труд, и продукт, в стране, оцениваемой не собой, а долларом – оцениваются не как выгодно стране, а как выгодно печатникам доллара.

  Это не наши, а их мнение и симпатии отражены в оплате труда (сырьевикам побольше, учёных выморить). И в дурацком биржевом курсе рубля, на 70% ниже его реальной покупательной способности. И во всей структуре долларовых инвестиций, вкладывающихся во вредное и грязное, лишь в то, что дома делать совесть или закон не позволяют…

  Получается, что они строят нашу жизнь, как им хочется: как удобно им, а не как удобно нам.

  А поскольку аппетит приходит во время еды – им всё время кажется, что они нам слишком уж много оставили, слишком нас избаловали. Мол вполне можно от средств к существованию этих людей отщипнуть ещё кусочек…

  Субъективное представление о справедливости – штука очень опасная. Когда сам решаешь, что справедливо – всё больше и больше кажется, что лишь один ты всего достоин…

  Из этой ситуации есть два выхода. Либо брать свои ресурсы в свои руки, выдавливая доллар и чужие правила товарооборота и устанавливая свои.

  Либо – умереть, угаснуть, рассыпаться в неизбежную труху нарастающей недостаточности, накапливаемых годами нехваток, среди нарастающих конфискаций, урезаний и ужесточающейся «экономии».

  Кто видит третий путь – скажите. Я не вижу. А о «свободном рынке» скажу лишь, что чем шире раскрыта дверь в богатую квартиру, тем быстрее и охотнее из неё вынесут всё ценное. Поверьте, всегда найдётся кому выносить – была бы дверь открыта и сигнализация отключена…