Сергей Лесков. Если церковь служит богатым и сильным, она обречена

• Опубликовал Сергей Лесков 18 мая 2019 г. - 6 195 просмотров

  

  Никто не приносит большего вреда православию, чем нынешние иерархи РПЦ. Религия нужна людям до тех пор, пока она защищает слабых. Расцвет христианства и его победа над просвещенным римским язычеством пришелся на эпоху, когда новое учение исповедовали мученики.

  В новейшее время расцвет век православия состоялся в Перестройку, когда церковь вышла из-под тоталитарного гнета, а над священниками светился нимб жертв режима. Но если церковь служит богатым и сильным, она обречена на увядание.

  Стихийные протесты против строительства храма в Екатеринбурге, массовые драки, госпитализация обывателей, бронированные гвардейцы и глухой забор – грустная картина. Не по-христиански это. Вторую щеку защитники храма не подставляют, но напрягают кулаки. Удастся ли потом когда-то отмолить гиблое место, где во имя торжества православия били людей? Кто будет ходить в храм, ради возведения которого пролилась кровь?

  Первая церковь – это 12 апостолов, которые поверили Учителю. Церковь – это люди, борьба за новых прихожан, расширение паствы и вразумление тех, кто, по мнению Церкви, заблуждается. Вразумление, но не избиение.

  В Екатеринбурге церковные служители не попытались переубедить своих оппонентов, они заняли позицию, схожую с атлетами, которые отмутузили защитников сквера. Мы часто говорим о непрофессионализме людей, занимающихся тем или иным делом. Для служителей церкви непрофессионализм – нравственная глухота.  Именно это мы видим в Екатеринбурге.

  Церковь там – это не люди, а власть и олигархи. По их проекту и для их целей строится новый храм. Поэтому выбрали место в центре, где и без того было хорошо. Если бы думали о городе и о людях, взяли бы какой-нибудь запущенный участок, но надо район побогаче. Ссылки на то, что проект прошел необходимые процедуры – для наивных. Публичные слушания в принятом исполнении заслуживают эпитета «так называемые». Власть оформляет выгодное решение, соблюдая видимость законного порядка.

  Конечно, в Екатеринбурге много храмов, но богатому человеку нужен свой собственный. Это современная индульгенция. Если бы полковник Захарченко, укравший миллиарды, построил храм, его судьба могла бы сложиться иначе…

  Власть долго искала национальную идею и остановилась на православных скрепах. В итоге сегодня в России для богатых людей либо крестик на шее, либо наручники на запястье. Захарченко жадным оказался. Или просто не успел вложиться в богоугодное дело.

   

  Не могу представить, чтобы католическая церковь промолчала, если бы на месте предполагаемого строительства храма оппонентов колотили бойцы смутного происхождения. Любой пастор постарался бы остановить занесенную руку. Но ни один православный священник этого не сделал. Имеют ли они право называть себя пастырями?

  Роль посредника попытался взять на себя губернатор Евгений Куйвашев. Авторитетного мэра в городе с недавних пор стараниями этого губернатора больше нет. А для главы Свердловской области разговаривать с людьми – непривычное и, видимо, отвратительное дело. Все-таки хорошо, что российские губернаторы редко дорываются до международной политики, не то с их нетерпимостью наломали бы дров. Но и для представителя местной власти это признание полного непрофессионализма. Впрочем зачем губернатору быть политиком, ведь теперь это технократ, который словно флюгер реагирует лишь на мнение сверху.

  Пространство русского православия сжимается. Обслуживание интересов власти – самая губительная функция для церкви. Потеря духовного авторитета – одна из причин трагедии, которая произошла с православием при советской власти. Безбожие большевиков было привито обществу с легкостью прежде всего из-за массового разочарования в церкви.

  Сегодня то, что произошло в Екатеринбурге, хуже, чем украинский томос. Потому что это потеря молодого поколения. История с девочками из Pussy Riot, которых РПЦ не призвала пощадить, ничему православный клир не научила. И не могла научить – ибо православные иерархи ориентируются не на паству, а на кесарей разного калибра.

  Церковь слилась с властью в сладостной эйфории и получает всемерную поддержку в своей экономической деятельности. Архаизация торжествует, а призывы к технологическому рывку выглядят декорацией на заднике.

  В XVIII веке Екатерина объявила церковный секвестр, изымала у монастырей земли. В XXI веке обратный процесс, церковь прирастает приходами и имуществом. Идея нестяжательства объявлена ересью. За 15 лет в России открыто 20 тысяч православных храмов и закрыто 23 тысячи школ. Патриарх рассуждает о Большом взрыве и велеречиво поучает ученых. Скоро в университетах начнут преподавать теологические дисциплины, а в каждом сквере будет свой храм. Можно еще, в отместку коммунистам, которые превращали церкви в хранилище, каждый склад переоборудовать в часовню. Много чего можно ради святого дела…

   

  Политическая элита уверовала, что Россия по своей природе является идеократическим государством, то есть в ее фундаменте должна лежать идеология – несмотря на любые запреты в Конституции. Есть государства, которые стоят на законе, есть – на традиции, а мы – на идеологии. По этой логике для РПЦ нет иного пути, кроме как превратиться в КПСС. Обе структуры обещают рай в отдаленном будущем и учат подчинению власти. Не знаю, были бы рады большевики нежданному воскрешению. Но для современного мира такой призрак – это жуткий зомби.

  Случайно ли в Екатеринбурге, под крылом губернатора Куйвашева служила чиновница Глацких, которая говорила, что государство ничего не должно родителям, ибо рожать детей не просило? Власть не умеет разговаривать с обществом, не желает опускаться до его уровня, а общество не доверяет власти. С каждым днем не доверяет все больше. Пропасть ширится, стихийные протесты становятся единственным способом коммуникации с властью и вспыхивают по всей стране – Башкирия, Ингушетия, Архангельск, Московская область, Санкт-Петербург.

  Политологи говорят, что у граждан наблюдаются признаки депрессии и они взирают на действительность сквозь «черные очки». Если так и дальше пойдет, скоро обыватели еще и в уши вставят затычки. И тогда, может быть, жизнь успокоится. Или прекратится – в ее сознательном, человеческом качестве.