Дмитрий Ольшанский. В плену благих намерений

• Опубликовал Дмитрий Ольшанский 25 октября 2022 г. - 2 546 просмотров

  

  В России есть болезненная зацикленность на всем "хорошем" и "позитивном", на стремлении натягивать сову этого "позитива" на глобус любой ценой – тогда как во многих других культурах этого нет.

  Когда в позднем СССР пионеры звонкими голосами пели про мир, дружбу, ясное небо и махали флажками – в Америке снимали разудалые боевики с горами трупов "русских злодеев", а президент США шутил, что он отдал приказ об атомной бомбардировке Советского Союза.

  Можете себе представить Брежнева или даже Ельцина с такими шутками?

  "У них" в парламентах – крики, чуть не драки, в газетах – злейшие карикатуры, все друг друга обзывают, ругают, изгаляются как могут. А уж про Украину и не говорю – там и вовсе бои в грязи и дичайшие словесные эскапады, там это рутина.

  А в России – упорное желание заставить всех быть хорошими, добрыми, светлыми (и неважно, какое отношение все это имеет к реальности; никакого не имеет, но все равно так надо).

  То есть русская культура, повторюсь, очень болезненно реагирует на смысловой "низ" – на черный юмор, всякие вербальные провокации и радикальные образы любого рода – и все время пытается воспринять их буквально, в лоб, встретить их как страшную угрозу себе.

  Откуда это берется?

  Думаю, это стремление возникает из-за того, что мы исторически и традиционно плохо и страшно живем. Мы постоянно балансируем на грани обвала и ада, и именно поэтому людям хочется хотя бы сделать вид, что "все хорошо".

  "Негатив" (самый разный) как сознательный жест – есть свойство человеческого благополучия. И потому Запад, осознающий собственную прочность, крепость своих правил игры, легко относится к драке или провокации как к условности, как к игре – политической, газетной, символической. Он ее не боится (или не боялся – теперь и там кое-что изменилось).

  У нас – где правил нет, зато наточены и много раз шли в ход топоры – символический конфликт воспринимается как реальный, а реальный как предвестие конца всего. И стараются его глушить, даже когда он неизбежен, не говоря уж о выходках клоунов или радикалов.

  Этот страх объясним, но он есть слабость.

  А сила наша начнется тогда, когда каждый здесь сможет орать то, что ему нравится, в том числе и самую мерзкую дичь – и удивительным образом общая конструкция от этого окажется только крепче.

  Но пока, ко всеобщей наивной радости, нам такое не светит.