Прошло ровно 50 лет после "оказания братской помощи чехословацкому народу", как писала тогда советская пресса.
Мне тогда было 19 лет, я верил в "социализм с человеческим лицом", который чехословацкое общество во главе со своими коммунистами пыталось построить.
Ведь марксизм-ленинизм, утвердившийся сначала в России, а потом в половине мира, - это принудительная государственная экономика и идеология. А проявленное инакомыслие - это преступление.
Поэтому двоемыслие, особенно после 68 года, стало нормой жизни как в СССР, так и в странах "народной демократии".
Тоталитаризм заложен в самом коммунистическом вероучении, в соответствии с которым частный предприниматель, по определению, преступник, социальный паразит, эксплуатирующий наёмный труд "пролетариата". Поэтому классовое насилие - это "повивальная бабка истории", а пролетариат - соль земли.
В эту чушь тогда уже переставали верить. Но с этой официальной идеологией вынужденно мирились, приспосабливались. Ведь главное для человека - это осуществление своего Задания, с которым он приходит в мир.
Только умная нечисть в разрядку с дуболомами цинично садилась на эту протухшую идеологию, чтобы вкусно есть и сладко спать. Самыми прожжёнными тогда становились комсомольские вожаки, которые к 90-м годам оседлали страну, а потом разграбили.
Это у нас, а в Чехословакии у власти оказались честные люди, идеалисты, которые захотели отказаться от насилия и от противоестественных политических установок.
Конечно, тогда у них было много инфантилизма. Как и у меня, и у множества единомышленников в СССР.
Теперь мы знаем, что общественная свобода неизбежно привела бы Чехословакию к политической победе антикоммунизма.
В Китае же с его культурной традицией после собственного адекватного отказа от марксистско-ленинских догм под старым названием сохранилось только единовластие. Это и есть вся его "китайская специфика".
Так, что когда наши войска вошли в Чехословакию, я был потрясён и возмущён. Я ещё ассоциировал себя с той властью.
В то же время лично я не знал тогда ни одного человека, который поддержал это военное насилие.
И я стал отправлять с точным обратным адресом письма в советские газеты и на радио, единодушно поддержавшие действия нашего государства. Простодушно надеялся на диалог, но, конечно, напрасно. Все письма оказались - в КГБ.
В сентябре, уже 1969 года, по повестке меня вдруг вызвали в райотдел КГБ, где два сотрудника с вежливым обращением по имени-отчеству усадили в мягкое кожаное кресло и спросили: догадываюсь ли я, зачем вызван? Я "не догадывался" - и тогда один по фамилии Павлов выдвинул перед собой ящик стола, вынул одно из писем и стал зачитывать.
Наступила ситуация, когда надо было делать принципиальный выбор: стоять на своём или не стоять. Впрочем, я не задумывался. Павлов зачитывает законченный абзац - я "доказываю" его состоятельность. Зачитывает другой - я снова "доказываю". И так письмо за письмом.
Они в диалог по ним не вступали. Помню, поговорили ещё об острове Даманском, я высказался в поддержку и уверил, что и сам бы, окажись в армии, защищал. В ответ услышал, что меня к армии "на выстрел пушечный не подпустят".
Проговорили целый день! В конце мне сказали ещё ответственно подумать о своих взглядах и возможных последствиях и назавтра принести в письменном виде отказ от какой-либо политической деятельности.
На следующий день я принёс следующую бумагу (цитирую по своей книге "Жизнь и философия". "Родные просторы". СПб. 2011. с.57.): "Я, Митяшин Борис Олегович, тщательно проанализировав свои взгляды и действия по поводу некоторых аспектов внутренней и внешней политики СССР, как то: ввод войск в Чехословакию, непечатание объективных, отражающих действительность художественных произведений, отсутствие политической критики снизу на основе социализма, твёрдо остаюсь на своих позициях. Я буду и впредь поступать так, как велит моя совесть для достижения интеллектуальных свобод в СССР. Ради этого готов понести любые лишения."
Признаю: не без красивости написал.))
В кабинете их было уже трое. Павлов взял бумагу, прочитал про себя. а потом вслух. Интонировал правильно, не пародировал. Я подумал тогда, что в нём хороший диктор пропадает. Наступила пауза, после которой новый чекист, явно старший из них, презрительно сощурив глаза, сказал: "Я не уверен, что когда вас возьмут за ушко, да на солнышко, вы будете таким же "героем".
А я тогда рассматривал скамью подсудимых как трибуну.
5 ноября был арестован, но не ГБ, а городской прокуратурой по статье 190-1 ("распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй"), которая до трёх лет и идёт на уголовную зону. 3 года и получил.
Да, 50 лет назад ввод советских войск в Чехословакию изменил мою жизнь, но не судьбу! Я бы всё равно сел, только позже. Кстати, и сел!)) В 1984-м.
И как с гуся вода! Ибо на всех стихиях мне повезло сохранить духовный суверенитет.