Самое свежее

Раскрыт взрыв вулкана Кракатау. Политические анекдоты Как загибается Европа Эль Мюрид. Замеры благосостояния в России После теракта. Неудобные вопросы. Александр Росляков. Все для победы этой диктатуры, остальное – тьфу! Вадим Жук. Пронеси, Всевышний!

От прошлого в христианстве, к будущему Человечества



  •          Карл Каутский (1854 – 1938 гг.) в своей книге «Происхождение христианства» (Перевод с немецкого Н. Рязанова, Москва. Политиздат, 1990) писал: «Глава первая
             Языческие источники
             …Христианская церковь превратилась в организацию господства, которая служит или потребностям своих собственных властителей, или потребностям других носителей политической власти, сумевших подчинить себе церковь. Тот, кто борется с этими властителями, вынужден поэтому бороться и с нею. Таким образом, борьба за церковь, как и борьба против церкви, превратилась в партийное дело, с которым связаны важнейшие экономические интересы. Всё это, конечно, мешает беспристрастному историческому исследованию происхождения церкви, и очень долго господствующие классы просто запрещали исследование начал христианства, причём церковь превращалась в божественное учреждение, которое стоит вне и выше всякой человеческой критики.
    Просветителям восемнадцатого столетия удалось наконец окончательно разрушить этот божественный миф. Только тогда сделалось возможным научное исследование происхождения христианства…
             Согласно христианскому преданию, после смерти Христа вся земля, или по крайней мере Палестина, покрыта была в течение трёх часов тьмой. Это случилось при жизни старшего Плиния, в естественной истории которого имеется целая глава о затмениях, но он ни одним словом не упоминает о только что названном затмении» (гл. 15).
             Но если даже оставим в стороне все чудеса, то всё-таки трудно понять, как такая личность, как евангелический Иисус, вызвавший, если верить евангелиям, такое возбуждение в умах, мог действовать и даже умереть мученической смертью за своё дело без того, чтобы его языческие и иудейские современники не упомянули о нём хотя бы единым словом.
    Первое упоминание о Христе, сделанное не христианином, мы находим в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия…
             Эти свидетельства всегда очень высоко ценились христианами. Ведь они принадлежат не христианину, а иудею и фарисею, который родился в 37 году нашего летоисчисления и жил в Иерусалиме и, следовательно, мог иметь вполне достоверные сведения об Иисусе. Свидетельство его заслуживало бы тем больше внимания, что, как иудей, он не имел ни какого основания совершать подлог в пользу христиан…

              Но именно это чрезмерное почтение к Христу со стороны набожного иудея давно уже возбудило подозрение в подлинности указанного места. Уже в шестнадцатом столетии оно вызывало сомнения, а теперь установлено, что оно представляет подделку и не принадлежит Иосифу Флавию. Оно вставлено было в третьем столетии каким-то христианским переписчиком, который, очевидно, был шокирован тем обстоятельством, что Иосиф Флавий, подробно передающий всякий незначительный случай из истории Палестины, ничего не сообщает о жизни Иисуса. Набожный христианин вполне основательно чувствовал, что отсутствие такого упоминания говорит против существования или, по крайней мере, умаляет значение личности Спасителя. И, таким образом, раскрытие этой подделки превратилось в свидетельство против Иисуса…
              Светоний, писавший вскоре после Тацита, также сообщает в своей биографии Нерона о гонении на христиан, «людей, которые предались новому и злостному суеверию» (гл. 16).
    Но об Иисусе Светоний ничего не сообщает, а Тацит не упоминает даже его имени. Христос, греческое слово, означающее «помазанник», есть только греческий перевод еврейского слова «мессия». О деятельности Христа и содержании его учения Тацит не говорит ни одного слова.
    И это всё, что мы узнаём об Иисусе из нехристианских источников, относящихся к первому столетию нашего летосчисления.
             Глава вторая
             Христианские источники
             Но, может быть, христианские источники гораздо богаче различными сведениями? Разве мы не имеем в евангелиях самое подробное описание учения и деятельности Иисуса?
    Конечно, это описание очень подробно. Но пример с интерполяциями в тексте Флавия показал уже нам характерный признак старой христианской историографии, её полной индифферентности к истине. Она заботилась не об истине, а об эффекте, и она не была при этом очень разборчива в выборе средств…
             Теперь установлено, что из ранних христианских сочинений только очень немногие принадлежат авторам, которым они приписываются, что они большей частью составлены в гораздо более позднее время, чем обозначенная на них дата, что их первоначальный текст иногда искажался самым грубым образом, путём позднейших переработок и вставок. Установлено наконец также и то, что ни одно из евангелий или других ранних христианских сочинений не принадлежит современникам Христа…

              Самым старым евангелием считается теперь так называемое Евангелие от Марка, которое ни в коем случае не было составлено до разрушения Иерусалима, предсказание которого автор приписывает Иисусу. Это означает только, что автор писал книгу после разрушения. Поэтому оно вряд ли было написано раньше, чем через пятьдесят лет после смерти Иисуса. Всё, что Марк рассказывает, представляет поэтому продукт полувекового легендарного творчества.
            За Марком следует Лука, затем так называемый Матфей и, наконец, последний из них, Иоанн, евангелие которого относится к середине второго столетия и, во всяком случае, написано не раньше ста лет после смерти Иисуса. Чем дальше мы удаляемся от начала, тем больше чудес содержат евангелия. Уже Марк повествует о чудесах, но они ещё очень несложны в сравнении с позднейшими. Так, например, воскрешение мёртвых. У Марка Иисуса призывают к постели дочери Иаира, лежащей в последних конвульсиях. Все думали, что она уже мертва, но Иисус говорит: «Девица не умерла, но спит», и взял девицу за руки, и «девица тотчас встала…» (Мк. Гл. 5).
             У Луки мы находим юношу из Наина, который также воскрес. Он уже был мёртв, и его несли хоронить, когда его встретил Христос и заставил встать с носилок (Лк. Гл. 7).
             Иоанн идёт ещё дальше. В 11-й главе он рассказывает о воскрешении Лазаря, который уже четыре дня лежал в гробу и уже начал разлагаться.
              Кроме того, евангелисты были малообразованные люди, имевшие очень часто совершенно превратные представления о многих предметах, о которых они писали. Так, Лука заставляет Иосифа вместе с Марией совершить путешествие из Назарета в Вифлеем, где родился Иисус, только потому что тогда был произведён императорский ценз. Но такой ценз при Августе совершенно не имел места. Кроме того, Иудея стала римской провинцией после Рождества Христова, именно в 7 г. нашей эры. Правда, тогда была произведена перепись, но только подомовая…
             Процесс Иисуса перед Понтием Пилатом также не соответствует ни римскому, ни иудейскому праву. Следовательно, даже там, где евангелисты не сообщают ни о каких чудесах, они часто приводят неточные сведения.
            К тому же всё, что было составлено таким путём, как евангелия, позже подвергалось ещё многочисленным переделкам в руках различных редакторов и переписчиков…”.

     

            Как мы видим в легендах об Иисусе всё шло по сценарию, который был выработан ещё в Древнем Шумере, в эпическом произведении «Гильгамеш», где, так же, из реального человека – героя, он постепенно превратился в полубога.
              О важности и значении религии Эрих Фромм в своей работе «Психоанализ и религия» пишет: «Проблема
              Никогда ещё человек не подходил так близко, как сегодня, к осуществлению своих самых заветных надежд…
              Но что он скажет в отношении самого себя? Приблизился ли он к осуществлению другой мечты человеческого рода – совершенству самого человека?
              ...В нашей жизни нет братства, счастья, удовлетворённости; это духовный хаос и мешанина, близкие к безумию, - причём не к средневековой истерии, а скорее к шизофрении – когда утрачен контакт с внутренней реальностью, а мысль отделилась от аффекта…
             Мы цепляемся за мысль будто мы счастливы; учим детей, что наше поколение прогрессивнее любого другого, жившего до нас...
             Но услышат ли наши дети голос, который скажет им, куда идти и зачем жить? Каким-то образом они чувствуют, как и все человеческие существа, что жизнь должна иметь смысл, - но в чём он заключается?
             ...Мы не знаем ответа, потому что даже забыли, что существует такой вопрос. Мы притворяемся, будто наша жизнь имеет надёжный фундамент, и не обращаем внимание на преследующее нас беспокойство, тревогу, замешательство.
              Для одних выход – в возврате к религии: не с тем, чтобы уверовать, но чтобы спастись от невыносимого сомнения; они решаются на это не из благочестия, но ради безопасности...
    На тех, кто пытается найти выход в возвращении к традиционной религии, оказывают взгляды церковников, согласно которым мы вынуждены выбирать одно из двух: либо – религия, либо – образ жизни, где мы проявляем заботу лишь об удовлетворении инстинктивных нужд и о материальном комфорте; если мы не верим в бога, у нас нет причины – и права – верить в душу и её запросы. Выходит, что профессионально только священники и занимаются душой, только они говорят от имени идеалов любви, истины, справедливости.
             Но так было не всегда... Сократ, Платон, Аристотель в заботе о человеческом счастье и душе опирались не на откровение, а на авторитет разума. Они считали человека целью в себе и важнейшим предметом изучения… В эпоху Просвещения данная традиция достигла своей вершины. Веря в разум, философы – просветители утверждали, что человек должен быть свободен как от оков политических, так и оков предрассудка и невежества… Однако впоследствии характер рационализма Просвещения резко изменился. Опьянев от материального процветания и успехов в покорении природы, человек перестал считать самого себя первой заботой – и в жизни, и в теоретическом исследовании. Разум, как средство обнаружения истины и проникновения сквозь поверхность явлений к их сущности, уступил место интеллекту – простому инструменту для манипулирования вещами и людьми. Человек разуверился в способности разума установить правильность норм и идеалов человеческого поведения…

     

          Вопрос не в том, религия или её отсутствие, но в том, какого рода религия: или это религия, способствующая человеческому развитию, раскрытие собственно человеческих сил, или религия, которая эти силы парализует…
            Существенным элементом авторитарной религии и авторитарного религиозного опыта является полная капитуляция перед силой, находящейся за пределами человека. Главная добродетель этого типа религии – послушание, худший грех – непослушание...
            Гуманистическая религия, напротив, избирает центром человека и его силы. Человек должен развить свой разум, чтобы понять себя, своё отношение к другим и своё место во Вселенной... Религиозный опыт в таком типе религии – переживание единства со всем, основанное на родстве человека с миром, постигаемом мыслью и любовью. Цель человека в гуманистической религии – достижение величайшей силы. А не величайшего бессилия; добродетель – в самореализации, а не в послушании... Преобладающее настроение – радость, а не страдание и вина, как в авторитарной религии.
            В случае если гуманистические религии теистичны, бог в них является символом сил самого человека, реализуемых им в жизни, а не символом насилия и господства, не символом власти над человеком...
            Раннее христианство было гуманистическим, а не авторитарным учением, что очевидно из духа и буквы всех высказываний Иисуса. Наставление Иисуса «…Царствие божие внутри вас есть» (Лк. 17:21) является простым и ясным выражением не авторитарного мышления. Однако всего через несколько сот лет после того, как христианство из религии бедных и скромных земледельцев, ремесленников и рабов превратилось в религию правителей Римской империи, доминировать стала авторитарная тенденция…


            В гуманистической религии бог – образ высшей человеческой самости, символ того, чем человек потенциально является или каким он должен стать; в авторитарной религии бог – единственный обладатель того, что первоначально принадлежало человеку: он владеет его разумом и его любовью. Чем совершеннее бог, тем несовершеннее человек...
    Когда человек проецирует свои лучшие способности на бога, каким становится его отношение к собственным силам? Они отделились от него, человек отчуждён от себя. Всё, чем он обладал, принадлежит теперь богу, и в нём самом ничего не осталось. Только через посредство бога он имеет доступ к самому себе. Поклоняясь богу, он пытается соприкоснуться с той частью самости, которую утратил. Отдав богу всё, что у него было, человек умоляет бога вернуть что-нибудь из того, что ему ранее принадлежало. Но, отдав своё, он теперь в полной власти у бога. Он чувствует себя «грешником», поскольку лишил себя всего благого, и только божьей милостью или благодатью может возвратить то, что единственное и делает его человеком. И чтобы убедить бога дать ему немного любви, он должен доказать ему, насколько лишён её; чтобы убедить бога, что нуждается в руководстве высшей мудрости, он должен доказать, насколько лишён мудрости, когда предоставлен самому себе.
           Но отчуждение от собственных сил не только ставит человека в рабскую зависимость от бога, но и делать его злым. Он лишается веры в окружающих и в самого себя, лишается опыта собственной любви, собственного разума. В результате «священное» отделяется от «мирского». В миру человек поступает без любви; в той части своей жизни, которая отдана религии, он чувствует себя грешником (он и есть грешник, поскольку жизнь без любви есть грех) и пытается вернуть потерянную человечность, соприкасаясь с богом. Одновременно он старается заслужить прощение, выставляя собственную беспомощность и незначительность. Таким образом, оказывается, что именно из попытки вымолить прощение и вырастают его грехи...
             Человек по своему происхождению – стадное животное. Его действия определяются инстинктивным импульсом следовать за вождём и держаться животных, которые его окружают. В той мере, в какой мы - стадо, нет большей опасности для нашего существования, чем потерять этот контакт со стадом и оказаться в одиночестве...
             Различие между нашей стадной и нашей человеческой природой лежит в основе двух видов ориентации: ориентацию на близость к стаду и на разум. Рационализация есть компромисс между нашей стадной природой и нашей человеческой способностью мыслить. Последняя заставляет нас поверить, что все наши деяния могут быть проверены разумом, и мы склонны в силу этого считать иррациональные мнения и решения разумными. Но в той мере, в какой мы – стадо, нами реально руководит не разум, а совершенно другой принцип, а именно верность стаду.
            Неоднозначность мышления, дихотомия разума и рационализирующего интеллекта является выражением одинаково сильной потребности и в связанности и в свободе. Пока не будет достигнута полная свобода и независимость, человек будет принимать за истину то, что считает истинным большинство; его суждения определяются потребностью контакта со стадом и страхом оказаться в изоляции. Немногие могут выдержать одиночество и говорить истину, не боясь лишиться связи с другими людьми. Это – истинные герои человечества. Если бы не они, мы до сих пор жили бы в пещерах. Но у подавляющего большинства людей, не являющихся героями, разум развивается только при определённом социальном устройстве – когда каждого индивида уважают и не делают из него орудия государства или какой-то группы; когда человек не боится критиковать, а поиск истины не разделяет его с братьями, но заставляет чувствовать своё единство с ними. Отсюда следует, что человек только тогда достигнет высшей степени объективности и разума, когда будет создано общество, преодолевающее все частные разногласия, когда первой заботой человека будет преданность человеческому роду и его идеалам…”.

0