Общественнополовая рядина является относительно устойчивой и воспроизводится устройствами первичного и вторичного вообществления (социализации) и правильными порядками общества. Так, например, для "классического капитализма" первой половины XX века прилюдная оболость была переимущественно оболостью мужской деятельности, в то веремя как частная оболость - женской. Торговые ценности утверждали первенство людной - мужской - промышленной оболости, домашняя - женская - домашняя оболость воспринималась как вторичная, второстепенная по значимости, обслуживающая. Соответственно, поддерживалось соподчинение задач общественнополовой порядицы, коя в женозащитном (феминистском) учении обычно называется отеческой. Основным общественнополовым соголошением для жены был договор "домохозяйки", для мужа - договор "кормильца".
В послепромышленном обществе меняются ценности уклада, в том числе меняется общественнополовой порядок. Постепенно мерильный основной общественнополовой договор вытесняется, по крайней мере для середнего слоя, договором "равного положения", в соответствии с коим на смену соподчинения мужеволостия приходит выравнивание прав и можностей мужей и жён как в прилюдной оболости (волОсть, образование, ремесленная деятельность, укладная жизнь), так и в оболости частной (ведение дома, воспитание детей, соитность и пр.) (Hirdman. Р. 19-20).
Как строилось половое самосознание высокообразованного слоя на Руси советского веремени? Вплоть до самого последнего веремени различались воспитательные лекала для девочек и мальчиков из высокообразованных семей. Подготовка девочек к будущей задаче “роботающей матери”осуществлялась как в семье в пору первичного вообществления, так и в доучебных детских учережениях, позднее в учебице, в общественных детских одинениях (первецкое (пионерское) и "комсомольское" одинение). Постоянно воспроизводилась двойная направа — на материнство и связанное с ним супружество, с одной стороны, и на деятельность в прилюдной оболости и, переже всего, в оболости ремесленного труда, с другой. Исследования детской книжности (Gerasimova, Troyan, Zdravomyslova 1996), разспрос с родителями и воспитателями доучебных учережений, так же как жизнеописные разспросы указывают на то, что переоболодающий образ женственности передполагает то, что в другом месте мы назвали “ложноуравительным» ожиданием — вспомогательное, но значимое место на службе и материнское передназначение. Именно сие наблюдали жёны в своих семьях, где большинство опрошенных говорит о роботающих матерях и бабушках; читали сказки, где не столько дом был миром Василисы Перекрасной, но и мир становился её домом. При сём ущемляющие образцы, свойственные для всякого промышленного общества, воспроизводились, но в затаённом виде. Для советского общественничества (социализма) отмечено общественное разделение труда по признаку пола, где жёны были заняты в менее весомых и менее оплачиваемых отраслях связанных с задачей общественной заботы. Вообществление во многом связана со способами произвольного и безсознательного усвоения общественных правил, посему её итоги не воспринимаются как ущемление, если нет обстоятельств, приводящих к перевообществлению. Укажем на особых посередников полового вообществления в советской Руси.
Значение семьи оказывается весьма своеобразным. Это семья, где, как правило, роботают оба родителя, и в коей необходимо выполнение обязанностей бабушки. Бабушка — это не родственник, а опеределённая задача, кою могут выполнять различные родственники, близкие люди или оплачиваемые няни. Сия задача отмечена в сказине (мифологеме) об Арине Родионовне — няне Пушкина. Бабушка — это мощное условие воспитания и передатчик обычного уклада. Мать при сём, как правило, роботающая мать, а отец — часто отстранённая личность.
В сложении образа женственности большее значение до сих пор играет детская книжность и детское чтение. Сие положение для нас черезвычайно значимо, особенно при сравнении с западным укладом, где чтение детям вслух не столь разпространённый обык воспитания. То, что читается детям вслух, как показывают исследования, проведённые с нашим участием, воспроизводит разнообразные поведенческие лекала. При том, что половой "дисплей" однозначно и грубо соотносит мужественность и женственность, однако задачное наполнение не соответствует лекально мужеволостному разделению задач. Сильная и господствуещая мать — деревняя богиня и володычица и старинных русских сказок, коя выполняет «мужские задачи» и может переодеваться в мужские платья — сие деюнья русского устника (Gerasimova, Troyan, Zdaravomyslova 1996; Hubbs 1988).
Детский сад — значимый посередник общественного построения обществопола. Сие учережение необходимо для воспроизведения и поддержания полового порядка Руси.
Вторичное вообществление в учебнице и в общественных общнических (коммунистических) одинениях также опеределяла половой порядок на Руси. Особое внимание следует уделить в дальнейшем исследовании своеобразному “спонтанному” слюбному (сексуальному) воспитанию, посередниками коего были сверстники или старшие братья и сёстры, но не нарочники (специалисты) и не родители. Сие и привело к тому, что И. Кон называет половщинным (сексистским) безполым обществом (Kohn 1995).
Общественное построение опола (гендера) различно для разных общественных слоёв (cтрат), разных народов и чудоверных куп. До сих пор наше внимание ограничивалось европейской городской Русью и её высокообразованным слоем (интеллигенцией). Однако, стоит отметить, что одиновленная волОсть решения “женского вопроса”, проводимая советским государством, привела к опеределённой однородности сообществ, обеспечивающих сложение половой самости в советском обществе.
Особенностью советского и послесоветского полового порядка является сочетание в нём уравнительного мировоззрения женского вопроса, ложно-уравнительного приклада и деревних передубеждений.
Общественнополовой порядок советского общества можно назвать "этакратическим" (этакратия - волОсть государства) и семейным. Сие означает, что повседневная жизнь советских людей, их жизненные установки обусловливались жёстким государственным управлением, кое опеределяло можности действия как в людной, так и в личной оболости. Государственнический порядок поддерживался упорядочивающими и надзирающими устройствами волОсти. Она воспроизводилась показательными уведомлениями, мировоззренческими мероприятиями, способами государственного общественного надзора, СВ. В границах государственной общественнополовой порядицы был высказан и решён советский разлик женского вопроса. С первых лет советской волОсти союз (партия) и государство разсматривали жён как особый общественный разряд (ложносословие) и разрабатывали особые меры управления их общественным положением. При сём проводимые волОстные мероприятия были разсчитаны на разные задачные купы жёнок - роботниц, селянок, передставительниц умовщины (интеллигенции), женщин Востока, домашних володеек, жён (рабочих, розмысло-орудных (инженерно-технических) роботников, начсостава) и проч. Семейственность советской общественнополовой порядицы выражалась в том, что союзно-государственная волОсть передставляла жён как предмет особой заботы; общественные обеспечения и и льготы, связанные с совмещением задач занятости и материнства, переворачивали жён в особую государственно-зависимую купу, обеспечивали сему разряду советских людей особое положение в обществе. Задачная женская волОсть советского государства противопоставляла разряды людей по признаку пола, создавая можность общественнополового противопоставления и столкновения. В советском обществе переоболодал вид общественнополового договора, коий можно назвать договором роботающей матери (Rotkirch, Temkina, 1996). Такой договор можно опеределить как навязанный или насильственный. Опеределённый государством половой договор "работающая мать" проявлялся в образцах воспитания детей, воспроизводился порядком общественного разделения труда, поддерживался общественной волОстью союза-государства и его мировоззренческими образованиями. Такой половой договор подразумевает обязательность "общественно-полезного" труда советских женщин и обязательность выполнения назначения матери "как женского природного передназначения" и государственного долга. Особенностью советской половой порядицы является сочетание в ней уравнительного мировоззрения и волОсти решения женского вопроса, ложноуравнительной деятельности и обычных половых передразсудков, осуществляющихся в оболости семьи, быта и личных отношений.
Для позднесоветского веремени свойственен перелом советского полового порядка, коий проявился, в частности в разсужениях о разстройстве мужественности и переломе совмещения задач жёнами. В послесоветское веремя мы наблюдаем перестройку советской половой порядицы, обусловленную менением отношений собственности, разгосударствлением общественного обеспечения, разновзглядием и соперничеством передставлений, середи коих передставление народной свободнической мужественности и женственности соискует на головенствующее место.
Народные образцы и ложно-уравнительный приклад уходят корнями в русскую (передсоветскую) быль. Обычное допромышленное общество безсмысленно описывать в понятиях частной и общественной оболостей. Сие разделение указывает на ход обновления. Жена в обычном обществе, выполняя задачи володейки, матери, занимаясь сельским трудом, не выходит при сём за переделы “своего дома”. Задача и влияние жены в обычном обществе оценивается как черезвычайно значимые. Остатки сей задачи сохоронились в условиях советского вида обновлённого общества.
На Руси также запаздывало складывание середнего слоя, накопленчества (буржуазии) и накопленческих ценностей, кои в Европе лежали в основе сочетания дела и мечты домашней володейки, разделения оболостей жизни по половому признаку: общественная прилюдная - мужская, частная женская. (Engel 1986: 6-7, см. также Glikman 1991, Edmondson 1990, Stites 1978). Народные образцы полового поведения сочетались с обновлёнными.
Половой порядок, окончательно сложившийся в СССР в 30-е годы, соодинил крайние марксистские и народные русские ценности. Вовлечение жены в производство за переделами семьи в сочетании с народными ценностями (Clements 1989: 221, 233) легло в основу господствующего полового договора.
В соответствии с наиболее разпространенным — господствующим - половым договором жене передписывалось роботать и быть матерью. Однако в деятельности вне дома, писано и неписано обязательной для советской жены, не передписывалось стремления к продвижению по службе. Последнее обстоятельство особенно разпространялось на женского участие в волОсти. ВолОсть считалась и считается мужским делом; хотя «нормативно» низкая волОстная деятельность жён имеет в советском обществе и особые причины. При участии в волОсти, кое было обеспечено государственными долями, передполагалось воспроизведение обычной женской задачи — общественной защиты. Вопросы семьи, материнства и детства — были основными предметами волОстной деятельности жён. Таким образом половой договор воспроизводился и на волОстном уровне. Такое явление мы наблюдаем только на Руси. В 1960-е годы, когда впервые стало данностью общее участие жён в волОстной деятельности в Скандинавии — “общественное материнство” стало оболостью их волОстной деятельности.
Своеобразие полового договора “роботающая мать” заключается не только в том, что передполагается участие жён в общественно полезном труде и надзираемой общественной деятельности, но и в своеобразии её задач в частной оболости общественнического (социалистического) общества. Частная оболость имела особое свойство при общественничестве (социализме). Именно сия оболость своеобразно замещала отсутствие свободной общественной оболости, и именно здесь жена была обычно господствующей. Советский вид обновления передполагал менение задач в частной оболости таким образом, что она являлась личностно черезвычайно значимой, затруднялся её надзор со стороны одиноволОстного государства, и потому она становилась площадкой ложно-общественной жизни. Значение жены в советском обществе напоминает её значение в обычных земледельческих укладах, где половая задача обычна, но значима настолько, что зачастую такой половой порядок называют женоволОстием (матриархатом). Обычная советская поварня — оболость женского господства — была знаком свободы и умственной жизни. По словам других исследователей, в условиях государственного общественничества (социализма) значимой была не двойка общественное / частное, а двойка государство / семья, когда семья являлась заменой общественной оболости, передставляя собой противо-государство и оболости свободы (Havelkova 1993).
Кроме того в условиях общей нехватки частная оболость была оболость особой деятельности по устроению повседневной жизни, где господствовал порядок отношений “взятка-блат”, порядок государственного разпеределения и прав отдельных куп. Сия деятельность теребовала особых навыков, управленческих и общенниевых умений, где также очевидно половое мерение.
© Е. А. Здравомыслова, А. А. Темкина.
Тезаурус терминологии гендерных исследований. — М.: Восток-Запад: Женские Инновационные Проекты. А. А. Денисова. 2003.
Гендерный порядок общества формируется под воздействием многих факторов. Среди них – государственная политика, экономические отношения, коллективные представления, религиозное влияние и этнические традиции, образы мужчин и женщин в культуре,
повседневная культура семейных и интимных отношений. Для разных
обществ характерны различные гендерные порядки.
В большинстве обществ гендерный порядок является патриархатным, то есть характеризуется явными преимуществами мужчин в публичной сфере и жестким контролем над поведением женщин. Специфика российского гендерного порядка связана с ключевой ролью государства в формировании образцов женственности и мужественности, с государственной политикой эмансипации женщин и поддержки материнства, с сохранением традиционных патриархатных образцов в семье и сексуальной сфере. Для этого гендерного порядка характерно разделение мужских и женских ролей в семье. Мужчина считается главой семьи, при этом признается важнейшая роль женщин в организации быта. От женщин ожидается выполнение основных домашних ролей, забота о детях, больных и престарелых.
При модернизации общества гендерные роли изменяются. Многие традиционные мужские обязанности берут на себя профессионалы, которые занимаются ремонтом техники, монтерскими работами и пр. Женские роли также постепенно изменяются, но значительно медленнее, чем мужские. Женщины и в модернизированных обществах продолжают отвечать за организацию быта, приготовление пищи, уборку, воспитание детей, заботятся о детях и престарелых больных членах семьи. Такое распределение ролей в целом характерно для советской и постсоветской России, хотя общество переживало и переживает различные периоды, которые характеризуются изменениями гендерных отношений.
Рассмотрим эти периоды, отвечая на вопрос: как формировались нормы и предписания для женщин и мужчин, и покажем, как образцы женственности и мужественности, которые часто считаются природными или биологически заданными, создавались советской государственной политикой и различными организациями, а затем претерпевали менения в ходе постсоветских реформ.
С 1917 года партия государство активно формировало гендерные отношения, вмешиваясь в частную жизнь граждан и организуя публичную сферу жизни. Оно осуществляло законодательное регулирование гендерных предписаний и контроль над их выполнением.
Решение так называемого «женского вопроса» стало во главу угла советской гендерной политики. Продвигались проекты «новой женщины» и «нового мужчины». Однако, несмотря на жесткий партийно-государственный контроль, тоталитарный идеал управления не был полностью достигнут: мужчины и женщины, принадлежащие к разным социальным общностям, вырабатывали жизненные стратегии, обходя этот контроль. Вместе с тем в условиях жесткого политического регулирования, характерного для советского общества, варианты жизненных стратегий были существенно ограничены.
Советское общество характеризовалось разрывом официальных гендерных предписаний и традиционного быта. Вот как об этом писали Ильф и Петров: «Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны «Мертвые души», построена Днепровская гидроэлектростанция и совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь уйдиуйди, написана песенка «Кирпичики» и построены брюки фасона «полпред»… У его обитателей стремление одно – какнибудь прожить, не испытывая чувства голода». В публичной сфере в советский период декларировались и продвигались
идеологически окрашенные образы мужественности и женственности В приватной сфере люди налаживали быт, выстраивали отношения межу полами, приспосабливаясь к внешним условиям и реализуя свои личные цели.
Исследователи выделяют несколько периодов советского гендерного порядка на основе партийногосударственной политики в отношении сексуальности и женщин. Именно женщины были первоочередным объектом декларируемой политики. В постсоветский период проблемы социальной организации отношения полов также обсуждаются в контексте прав, обязанностей и ролей женщин. Женщины выполняют основную нагрузку по организации приватной сферы, того самого маленького мира, в котором рождаются, воспитываются, женятся, организуют быт, общаются, влюбляются, болеют, стареют и умирают люди. Однако именно этот мир, в котором велика женская роль, часто остается не замечаемым и не считается важным – в нем не строят электростанций и не делают технических изобретений. Поэтому женщины оказываются в фокусе многих исследований гендерного порядка, хотя он, разумеется, включает предписания, контроль и санкции по отношению к обоим полам.
Итак, в гендерной политике российского общества выделяют четыре этапа.
Первый датируется 1918 годом – началом 1930-х годов. Его называют периодом большевистского экспериментирования в сфере
сексуальности и семейнобрачных отношений, периодом политической
мобилизации женщин и женсоветов. Это радикальный этап советской
политики, целью которого было высвобождение женщины из патриархальной семьи и подчинение ее интересам советского государства.
Второй этап – 1930-е – середина 1950-х годов – описывается как тоталитарная андрогиния и экономическая мобилизация женщин. С конца 1920-х годов начинается традиционалистский откат в политике семейно брачных отношений. Начало этого периода соответствует первым пятилетним планам индустриализации и коллективизации, а затем официальной декларации, согласно которой женский вопрос в Советском Союзе объявляется решенным. Символические границы данного периода – 1936 год (запрет абортов) и 1955 год (разрешение абортов). Отношение государства к абортам – важнейший показатель отношения к индивидуальному выбору женщины.
Третий этап – середина 1950-х – конец 1980-х годов – приходится на период политической оттепели, начало которого датируется ХХ съездом КПСС (1956), кампаниями массового жилищного строительства и новой постановкой женского вопроса, связанного с программой преодоления демографического кризиса в стране. В это время общество ставит под сомнение официальные советские представления о мужественности и женственности, обсуждаются проблемы феминизации мужчин и маскулинизации советских женщин. Особое внимание уделяется проблемам мужского здоровья и деструктивного поведения. Происходит ослабление государственного контроля над частной жизнью граждан вообще и контроля сексуальной жизни в частности.
Четвертый этап начинается в период политических и экономических реформ конца 1980-х годов, когда существенным образом меняется роль государства в регулировании социальных отношений вообще
и гендерных в частности. Возникают и становятся допустимыми разнообразные гендерные роли. Гендерный порядок характеризуется плюрализмом ролей, индивидуализацией и сексуальными свободами, новыми возможностями для мужчин и женщин. С другой стороны, в России отчетливо проявляется дискриминация по признаку пола (прежде всего, женщин), распространяется традиционалистская идеология, во многих сферах усиливаются патриархатные тенденции и возникают барьеры для продвижения женщин, звучит лозунг возврата женщин к домашнему очагу.
ПЕРВЫЙ ЭТАП: ЭМАНСИПАЦИЯ ПОFСОВЕТСКИ, ИЛИ «НОВАЯ ЖЕНЩИНА».
В большевистский период выдвигается программа решения так называемого «женского вопроса» в качестве вопроса политического. Женщины были определены как особая категория граждан, имеющая значимые отличия по сравнению с мужчинами. С одной стороны, женщина представлена как «отсталый элемент», нуждающийся в целенаправленном государственнополитическом воздействии. С другой – женщины рассматриваются как матери и строители социалистического общества. В этих качествах они должны быть мобилизованы пролетарским государством.
Выдвигая тезис «политической отсталости», «закабаленности» и «темноты» женщин, большевики признавали их неготовность
к советской трансформации. Именно в борьбе с отсталостью женского
пролетариата заключался смысл политического решения женского вопроса. Женщины считались отсталым элементом не только потому, что
их уровень грамотности статистически был гораздо ниже, чем у мужчин,
но и потому, что были оплотом традиционной семьи и частной сферы –
то есть тех сфер, которые должны были быть преобразованы радикальным образом.
Новая политика по отношению к женщинам была представлена в нормативных актах и политических кампаниях, призванных вовлечь их в советскую публичную сферу, превратить в членов советского трудового коллектива: работниц, общественниц и матерей.
В сфере занятости женщина-работница становится экономически независимой от мужчины – главы патриархальной семьи. Конституция гарантировала равную оплату за равный труд мужчины и женщины. Однако проводилась и политика гендерного различия. На национализированных предприятиях осуществлялась политика социального обеспечения и поддержки матери-работницы. Передоставлялось время и место для материнского вскармливания прямо на предприятии, гарантировались пособия матерям как в продуктовом, так и – после Гражданской войны – в денежном эквиваленте, предоставлялись отпуска, составлялись списки вредных и тяжелых условий труда, до которых не допускалась работающая женщина.
В сфере политики уже с 1920-х годов устанавливаются квоты для женщин как отдельной категории населения. Учреждаются партийные структуры женотделов, организуются кампании политической мобилизации женщин – делегатские движения. Политические кампании государства направлены на преобразование советской частной сферы. В середине 1920-х годов власти начинают кампанию «За новый быт», освобождающую женщин от «кухонного рабства» через социалистическую организацию домашнего труда и мобилизацию женщины в общественное производство. Учреждение детских садов и яслей должно было способствовать решению вопроса об общественном воспитании нового человека. При этом бремя материнства не является для женщины неизбежным, что соответствует общей либерализации сексуальных нравов того времени.
Государство организует работу политических и социально-воспитательных учреждений, призванных вовлечь женский пролетариат (работниц и крестьянок) в коммунистическое строительство.
Политическую мобилизацию осуществляют отделы по работе среди
женщин (женотделы), организованные при ЦК РКПб и партийных комитетах разного уровня. Первыми заведующими Центрального женоотдела стали Инесса Арманд и Александра Коллонтай. Задачи женоотделов опеределяются как трудовое раскрепощение работниц и крестьянок, вовлечение женщин в производство.
В сфере семейно-брачных отношений были предприняты радикальные меры, направленные на изменения отношений между полами. Идеология семейной политики опиралась на положения, сформулированные классиками марксизма и социал-демократии, кои полагали, что в социалистическом обществе установятся новые свободные формы отношений между мужчинами и женщинами. В итоге семья старого патриархального типа, прежде всего, буржуазная семья, для которой характерны коммерциализированные отношения и эксплуатация женского домашнего труда, отомрет. Первыми декретами советской власти был узаконен гражданский брак, зарегистрированный в органах местной администрации, загсах. Разрушалась народная веровая система супружеских отношений. Семья перестает быть экономической единицей и утрачивает свою стабильность. Показательным в этом отношении становятся разводы. Декрет 1918 года облегчил процедуру развода, а согласно брачному законодательству 1926 года, расторжение брака допускалось в одностороннем порядке. В это же время были юридически уравнены фактический и зарегистрированный браки. Развестись в большевистской России было проще, чем выписаться из домовой книги; средняя продолжительность вновь заключенных браков составляла восемь месяцев, многие браки расторгались на другой день после регистрации.
Вспомним эпизод из романа «Двенадцать стульев», в котором Остап сообщает своему компаньону Воробьянинову: «Еще недавно старгородский загс прислал мне извещение о том, что брак мой с гражданкой Грицацуевой расторгнут по заявлению с ее стороны и что мне присваивается добрачная фамилия – О.Бендер». Советские работники (в первую очередь мужчины) могли быть мобилизованы государством на выполнение срочных задач коммунистического строительства, и воспитание ребенка ложится на плечи матери-работницы, старших членов семьи и советских воспитательных учреждений. В результате большевистская политика того времени приводит к ослаблению семейно-брачных уз.
Еще один существенный аспект большевистской гендерной политики – формирование новой культуры чувств и отношений. Новая концепция любви предполагает свободу сексуальных отношений и их отделение от брака и деторождения. В соответствии с декретом советской власти, дети, рожденные в браке и вне его, были уравнены в правах. Из права вымается категория незаконнорожденного ребенка и меняется правовой статус «внебрачной матери». Женщина является трудовой единицей, брак становится личным делом, но материнство декларируется как гражданская обязанность женщины.
Большевистский гендерный проект предполагал, что родительские воспитательные функции во многом возьмут на себя советские коммунальные учреждения. Тем не менее дети имели право на алименты, выплачиваемые отцом в случае соответствующего обращения в суд матери ребенка. Реальное внебрачное отцовство установить было трудно. Для объявления мужчины отцом достаточно было заявления матери. Презумпция материнской правоты таким образом была обеспечена законодательством.
В области репродуктивных и сексуальных отношений одной из поразительных по своей радикальности мер большевистской гендерной политики была легализация медицинского аборта (1920). Этот нормативный акт до сих пор часто воспринимается как символ эмансипации советской женщины (Легализация аборта в Советской России предполагала, что решение о прерывании беременности принимает женщина, однако оно должно быть санкционировано общественной инстанцией и выполнено профессиональными врачами в условиях государственных медицинских учреждений). Дебаты о легализации аборта начались в России еще до Первой мировой войны. Дискуссии о контроле репродуктивного поведения шли в первые десятилетия ХХ века во всей Европе. Дебаты об абортах являются симптомами женской эмансипации и сексуальной либерализации. Но эта проблематика обсуждается в контексте социальных последствий войны, массовых миграций и связанной с ними сексуальной либерализации, цену которой всегда платят женщины. В текстах большевистских идеологов того времени постоянно подчеркивалось, что этот закон является вынужденной мерой, обусловленной послевоенной разрухой. Государство начально рассматривало материнство не как частное дело советской женщины, а как ее гражданскую обязанность. В то же время
мужчины были выделены в отдельную категорию граждан, долг которых – защищать советскую родину, быть готовыми к труду и обороне. Гражданство мужчины было связано государством с воинской и трудовой мобилизацией.
Итак, женщина мобилизуется государством в систему общественного коммунистического производства. При этом материнство поддерживается социальной политикой, а отцовство представляется как экономический долг. Теории материнских инстинктов и материнского счастья женщины находят выражение в официальной идеологии. Политика решения «женского вопроса» предполагает меры, обеспечивающие рост грамотности женского населения, освобождение
от экономической зависимости в семье. При этом освобождение от патриархальной зависимости и «окультурирование» предполагало политическую мобилизацию женщины, закрепленную гендерным социальным контрактом между работницей-матерью и государством.
Несмотря на целенаправленную политику формирования новой освобожденной женщины, в повседневной жизни сохраняются разные уклады. Данный период характеризуется смешением старого и нового быта, традиционных и новых образцов поведения, разрывом между поколениями. При этом, несмотря на все новаторство, в советской молодежной среде воспроизводятся патриархатные ожидания, которые предполагают ответственность мужа за материальное благополучие семьи (роль кормильца). Например, Ильф и Петров описывают причину отказа Зоси Синицкой (у нее «был тот спортивный вид, который за последние годы приобрели все красивые девушки») соискателю ее руки бухгалтеру Корейко следующим образом: «В данный момент выйти замуж она не может. Да и какая жизнь у них может выйти: у нее искания, а у него, если говорить честно и откровенно, всего лишь 46 рублей в месяц». Среди совслужащих и даже среди молодежи от мужчины ожидается выполнение традиционной роли добытчика. Действия супругов характеризуют двойные гендерные стандарты: «Двести рублей, которые ежемесячно получал ее муж на заводе «Электролюстра», были оскорблением для Эллочки, которая занимала общественное положение домашней хозяйки, жены инженера Щукина… Чтобы сэкономить, Эрнест Павлович брал на дом вечернюю работу, отказался от прислуги, разводил примус, выносил мусор и даже жарил котлеты».
Последствия большевистской политики решения «женского вопроса» были противоречивы: государство, разрушая семью и провоцируя создание женских организаций, рисковало утратить контроль над гражданами. В результате гендерная политика государства была ужесточена и пересмотрена в контексте задач социалистической модернизации 1930-х годов.
ВТОРОЙ ЭТАП: ТОТАЛИТАРНЫЙ ГЕНДЕРНЫЙ КОНТРАКТ, ИЛИ «РАБОТАЮЩАЯ МАТЬ».
Второй этап государственной гендерной политики (Особые формы гендерной мобилизации были характерны для военного времени. Во время войны в тылу женщины начинают заниматься теми видами деятельности, которыми раньше занимались переимущественно мужчины. В целом, динамика семейнобрачных отношений, стереотипы
женственности и мужественности претерпевают существенные менения в связи с войной) привел к стабилизации гендерного контракта «работающая мать». Исследователи, используя термин «гендерный контракт», подразумевают под ним следующее. В каждом обществе существуют определенные способы разделения труда по признаку пола в публичной и приватной сфере и между ними. В соответствии с гендерным контрактом определяется, кто и за счет каких ресурсов осуществляет организацию домашнего хозяйства и уход за детьми в семье и за ее пределами: неработающая мать, поддерживаемая мужем; наемные работники, оплачиваемые из зарплаты обоих супругов; родственники, государство через систему бесплатных детских учреждений и пр. Так, гендерный контракт «домохозяйки» середины ХХ века в США подразумевал жесткое разделение ролей по признаку пола - муж-добытчик зарабатывает деньги в публичной сфере, жена-домохозяйка обеспечивает организацию быта и воспитание детей. Контракт «двухкарьерной семьи» поддерживается в США и Великобритании с 1970-х годов рыночными механизмами, а в Скандинавии – государством. Советское государство поддерживало контракт «работающей матери», при котором государство обеспечивало для женщины условия совмещения двух ролей, а мужчина был в значительной степени отчужден от приватной сферы и роли отцовства.
Для периода 1930-х годов характерна политика форсированной индустриализации, коллективизации и «окультуривания» советских граждан. Эти процессы и сопутствующие им принудительные миграции, «трудовая повинность» и массовые репрессии существенно видоизменяют тип семейных отношений. В результате традиционная
российская семья разрушалась, на смену ей пришла новая советская
семья.
В 1930-е годы отчасти меняется государственная политика в отношении семьи. В официальной риторике прослеживается прославление семейно-материнского долга женщины перед обществом и государством. Производственные функции и общественная активность женщины описываются в связи с материнской ролью – контролирующей и заботящейся воспитательницы.
Индустриализация сопровождается новой жилищной политикой, влияющей на модели брачных отношений. Решение жилищного вопроса в период крупномасштабной миграции сельского населения в города и перетасовки городского населения осуществляется за счет массовой коммунализации жилья. Дома-коммуны в реальности остались утопией большевистского периода, но их идея реализовалась в системе рабочих бараков и общежитий. Описывая общежитие студентов-химиков, Ильф и Петров отмечают: «Розовый домик с мезонином – нечто среднее между жилтовариществом и феодальным поселком… Фанера, как известно из физики, – лучший проводник звука. Большая комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные ломти, в два аршина ширины каждый. Комнаты были похожи на пеналы, с тем только отличием, что кроме карандашей и ручек, здесь были люди и примусы». Обустройство частной жизни клеймилось как «мещанство», проявление индивидуализма, эгоизма и пережитков буржуазного прошлого. Коммунальные квартиры представляют собой пространство коллективного проживания, в котором частная жизнь граждан превращается в объект повседневного контроля и надзора.
Модели семейно-брачных и интимных отношений во многом определяются физическим пространством проживания. В коммунальной квартире интимные отношения развиваются в присутствии других; это присутствие еще более ощутимо, чем в случае деревенского дома. Коммунальное сообщество становится суррогатом расширенной
семьи, в которой сохраняется консервативная поляризация семейных
ролей. Под бдительным надзором ближайшего окружения ролевые менения или отклонения от предписаний затруднены. В условиях коммунального быта сексуальность не является автономной практикой
удовольствия, а остается для женщин нацеленной, как правило, только
на деторождение и удовлетворение потребностей мужчины.
Наблюдается табуирование сексуальной жизни. Формируется поколение, для которого характерно умалчивание интимного опыта, преподносимое как добродетель. В 1936 году Постановлением ЦИК и СНК СССР запрещаются аборты. Женщина лишается репродуктивных прав, а врач за совершение аборта карается сроком лишения свободы от трех до пяти лет или присуждается к исправительно-трудовым работам. Одновременно предоставляются льготы многодетным и одиноким матерям, расширяется сеть родильных домов, яслей и детских садов, усиливается уголовное наказание за неплатеж алиментов, ужесточается процедура развода, позднее (1944) делегитимизируются фактические браки, запрещается регистрация отцовства внебрачных детей. Все эти меры направлены на укрепление официальных браков и осуществление принудительного материнства советскими гражданками.
Официальная идеология утверждает, что гражданская доблесть женщин заключается в материнстве: «В нашей стране женщина-мать – это самый почетный человек. В росте численности нашего населения мы видим источник умножения богатства страны, потому что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры». Даже в случае развода или нежелания мужа иметь ребенка женщине предлагалось воздержаться от прерывания беременности. В этом случае обязанности материального обеспечения материнства и детства берет на себя трудовой коллектив и советское государство. Ужесточается законодательство об алиментах, взыскивание которых теперь становится ответственностью администрации предприятий, где работают отцы, и отделов НКВД. Одновременно появляется инициированная матерями-общественницами идеология, проповедующая модель равного участия супругов в домашней работе и их равной ответственности за воспитание детей, однако такие взгляды остаются маргинальными. Демографическая политика становится репрессивной. Советская печать утверждает, что ужесточение законодательства есть следствие роста благосостояния советского народа. Лозунги на плакатах в Домах матери и ребенка гласят: «Каждая женщина в нашей стране не может не хотеть быть матерью. Она знает, что ее ребенок найдет в жизни все необходимое для всестороннего развития сил и способностей». Материнский долг советских женщин позиционировался как решение демографической проблемы в условиях индустриализации и военизации советской экономики.
В условиях отсутствия контрацептивной индустрии и сексуального образования женщина становится мобилизованной как репродуктивная сила, поставляющая государству граждан. Одновременно она мобилизована как работница: в период форсированной индустриализации при низкой производительности труда государство использует женскую рабочую силу как трудовой ресурс. В это время отменяются многие льготы для женщин на производстве (запреты на работу в ночные смены и в тяжелых условиях труда); создаются движения за овладение женщинами мужскими профессиями. Американский исследователь Алекс Даллин пишет, что отношение советского государства к женщине в этот период представляло собой нечто среднее между отношением к генератору и к корове: с одной стороны, она должна была работать на производстве, как машина, а с другой стороны, должна была рожать, как корова. Именно в это время развивается официальная идеология советской суперженщины -роботающей матери.
При жестких запретах возникают новые стратегии женщин и мужчин, которые находят способы добиваться своих целей, обходя эти запреты. Рассмотрим некоторые стратегии, имеющие гендерные особенности. Среди них – активное приспособление к существующим политическим и экономическим условиям (женщины-стахановки); манипулирование государственной политикой поддержки женщин-матерей; пассивное приспособление в повседневности к существующей гендерной политике (данные стратегии выделены американской исследовательницей Ш. Фицпатрик). Стратегия активного приспособления или использования условий мобилизации связана в первую очередь с вовлечением женщин (работниц, крестьянок и жен трудящихся) в общественные движения, инициированные партией и государством. Женщины получают новые шансы и эффективно их используют. Активистки участвуют в движениях за овладение женщинами мужскими профессиями (трактористки, летчицы), в движении общественниц и пр. Другая стратегия -манипулирование политикой, ориентированной на поддержку материнства. В 1930-е годы массовый характер приобретает апелляция женщин к властям по поводу семейных конфликтов, в которых женщина считалась жертвой, и государство вставало на ее защиту. Получают распространение обращения с просьбами о помощи в розысках пропавшего супруга и взыскании алиментов. Женщины также обращались в партийные органы в случае неверности мужа и находили поддержку. Еще одна массовая стратегия – пассивное приспособление к изменяющимся требованиям гендерной политики, направленной на укрепление семьи. Во многих семьях сохраняется традиционалистский уклад или его отдельные компоненты. Семья (а не общественное производство) остается приоритетной ценностью граждан, она служит
убежищем от государственного контроля. Опору семейного уклада составляли женщины разных поколений, что выражалось в поддержке семейных уз и обязанностей за счет межпоколенческих связей бабушек,
матерей и дочерей.
В советской семье, в условиях постоянного дефицита потребительских товаров, мобилизуются традиционные функции разделения труда между полами. Женщины вяжут, шьют, готовят, организуют быт, достают потребительские товары. У мужчин своя специализация: востребованы их навыки в традиционно мужских видах домашнего хозяйства – ремонте, мастерстве. Как следствие, женщины выполняют «тройную» роль: к материнству и работе добавляется почти профессиональное обслуживание семьи.
Итак, 1930–1950-е годы – это период мобилизации женщины как репродуктивной единицы и как рабочей силы на службу государству и партии. Это период создания нового типа советской семьи, укрепления ее как ячейки социалистического общества, стабилизирующей гендерный контракт «работающая мать». Одновременно именно в условиях репрессивной политики женщины вырабатывают повседневные стратегии, в которых задействуются традиционные и новые гендерные ресурсы.
ТРЕТИЙ ЭТАП: КРИЗИС ГЕНДЕРНЫХ РОЛЕЙ В ПОЗДНЕСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД.
Во времена «хрущевской оттепели» и «брежневской стагнации» государство остается главным агентом регулирования занятости, семьи, социальной политики в отношении женщин, формирования образов мужественности и женственности. В этот период происходит некоторая либерализация гендерной политики и частичное восстановление приватной сферы.
Либерализация гендерной политики связана с декриминализацией абортов в 1955 году и усилением государственной поддержки материнства. Кодекс РСФСР о браке и семье (1968) полностью отменил или изменил большинство законодательных актов сталинского периода. Была упрощена процедура развода, возобновлена можность установления отцовства. Новая гендерная политика допускала принятие самостоятельных решений по поводу деторождения. Однако эта политика не сопровождается сексуальным образованием, современные контрацептивные средства остаются недоступными. В результате складывается абортная контрацептивная культура (как ее называют демографы), при которой медицинский аборт становится массовым опытом и основным способом контролярепродукции и планирования семьи. В позднесоветский период аборты стали своего рода символом женской репродуктивной и сексуальной свободы.
В 1950-е годы в условиях легализации процедуры медицинского аборта по-новому проявляется репрессивнокарательный характер медицины. Аборты осуществляются массовопоточными методами, операция происходит с использованием минимальных обезболивающих средств. Существующие «абортные» возможности планирования семьи, хотя и используются повсеместно и повседневно, представляют травмирующий опыт. В официальной риторике аборт замалчивается, в медицинских практиках он становится символом наказания женщины за отказ от выполнения репродуктивной функции. Карательная функция медицины проявляется как бы невзначай – как непредвиденное последствие заботы, осуществляемой в отношении женщин в учреждениях репродуктивного здоровья.
При сём государство осуществляет пронатальную (направленную на материнство) социальную политику и проводит идеологию, отождествляющую «правильную женственность» с материнством. Многочисленные, но незначительные по величине льготы беременным и матерям в 1970–1980е годы призваны не только стимулировать деторождение. Они направлены и на натурализацию женской роли: продвижение идеологии материнства как естественного назначения. Вместе с тем социальная инфраструктура (медицинские, детские дошкольные учреждения, сфера бытового обслуживания) не соответствует потребностям семьи, заставляя осуществлять собственные стратегии по адаптации к проблемам воспитания детей и организации быта. Использование межпоколенческих родственных связей по-прежнему является повседневной практикой. Организация приватной жизни через систему знакомств, взятки, блата, неформальной
оплаты и персональных услуг в государственных учреждениях также
становится массовой стратегией. Так, например, стараясь избежать и
нежелательного деторождения и его альтернативы – «массово-поточного» аборта, женщины находят возможности либо обратиться к частным образом практикующим врачам, либо обеспечить к себе особое
отношение со стороны медицинского персонала, используя взятки и блат.
Ограниченная либерализация гендерной политики подкрепляется частичной «реабилитацией личной жизни» (приватной сферы). В первую очередь это связано с массовым жилищным строительством 1960-х годов, то есть с появлением нового типа жилья – отдельной квартиры – и новых можностей для обустройства личной жизни. Семья становится автономной единицей; повседневные интимные отношения, воспитание детей, организация быта выходят за переделы постоянного контроля соглядатаев. Контроль за «правильным» осуществлением мужественности и женственности в большей степени, чем переже, делегируется семье и ближайшему социальному окружению. Семья вступает в своего рода «конкурентные» отношения с государством.
В официальной идеологии преобладает интерпретация семьи как «основной ячейки» общества, для которой характерно разделение ролей по признаку пола: на женщину возлагаются основные обязанности по воспитанию детей и заботе--обслуживанию. В то же время совмещение ролей матери и работницы, положение одиноких матерей становятся проблематичными, и это находит отражение в позднесоветских СМИ и социологических исследованиях. Критике подвергается и мужская роль поскольку обнаруживаются многие проблемы, связанные с отчужением мужчины от семьи и невозможностью осуществления роли монопольного кормильца и защитника.
В конце 1950-х годов исследователи отмечают формирование так называемой неформальной публичной сферы. Это означает, что наряду с официальной общественной жизнью с ее собраниями членов партии и профсоюзов, демонстрациями лояльности в отношении режима, цензурируемой литературой и СМИ, возникают сообщества, объединяющие людей со сходными досуговыми интересами, – одиномышленников, коллег, друзей, родственников, неформальные коллективы на производстве. В таких сообществах не обязательно присутствует политический протест, однако в них развиваются альтернативные ценности и представления о личной и общественной жизни.
Для общества позднесоветского периода характерна организация жизни через сети знакомств (полезные связи). Так, поскольку социальная поддержка материнства остается недостаточной, дефицит и низкое качество яслей, детских садов, медицинского обслуживаения и пр. заставляет женщин постоянно прибегать к знакомствам, блату, помощи родственников и друзей при уходе за детьми и решении самых разнообразных бытовых проблем. При этом женщины активно используют и те возможности, которые предоставляет государство: матери берут дополнительные отпуска, больничные листы по уходу за детьми, для того чтобы справляться с семейными заботами и домашним хозяйством. Значительная часть рабочего времени расходуется (в первую очередь женщинами) на поиск дефицитных потребительских товаров, стояние в очередях и организацию семейной/личной жизни.
Изменения происходят не только на уровне частной жизни, но и в публичном освещении социальных проблем – в литературе и кинематографе и социальных науках (социология, демография,
социальная статистика). Так, если идеология провозглашала моногамную семью основной ячейкой общества, а до и внебрачные связи объявляла буржуазными пережитками или буржуазным влиянием, то кинофильмы демонстрировали коллизии разводов, любовных треугольников, конфликт поколений, отсутствие «настоящих» мужчин и алкоголизм, проблемы матерейодиночек и пр. Женщины получили относительную свободу в принятии решения о деторождении, в некоторых сообществах процветал промискуитет. По словам Виктора Ерофеева, «русская женщина статистически на работе врала куда меньше, а дома куда меньше пила. Она соображала лучше и была укоренена в сегодняшнем дне. Она стирала, гладила, красила губы даже в самый разгар культа личности…».
Разумеется, публичное обсуждение социальных проблем в этот период имеет ограниченный характер, сохраняется жесткая идеологическая цензура. Обсуждение не затрагивает идеологических и политических основ советского строя, оно ограничивается лишь так называемыми неантагонистическими противоречиями социалистического общества, включая проблемы гендерных ролей/отношений. Критика идеологии и практик мобилизованной женственности – работающей матери – и мобилизованной мужественности – служителя Отечества – воплощается в двух основных темах: «кризисе мужественности» и «дисбалансе женских ролей».
Спад рожаемости приходит в противоречие с потребностями трудовой мобилизации населения, поэтому усиливается государственная политика, поддерживающая семью. Социальная поддержка видоизменяет женскую роль, усиливается акцент на материнство.
Середи мер, кои могут изменить ситуацию падения рожаемости, разсматриваются пропаганда ранних браков, нежелательности разводов и увеличения размера семей. Другими мерами является экономическая поддержка материнства (увеличение числа детских садов и яслей,
увеличение оплаты декретных отпусков и отпусков по уходу за ребёнком, приоритеты в распределении жилья молодым семьям, разработка программ помощи семье и пр.).
Идеальная советская женщина ориентирована на семью и материнство, но вместе с тем работает на советском передприятии или в учережении, и поэтому анализу подвергается проблема совмещения ею двух ролей. Женщина, в отличие от мужчины, рассматривается в первую очередь через призму семейнобытовых отношений и повседневных обязанностей. Но прямо или косвенно озвучивается неудовлетворенность женщин своим положением в семье и общественной сфере. Мобилизованная для выполнения целей социалистического строительства женщина испытывает трудности в реализации ролей жены и матери. Вовлеченная в общественно полезный
труд, она не справляется с семейными обязанностями, следствием чего являются разводы, проблемы в воспитании детей, одинокое материнство. В качестве альтернативы рассматривается «возвращение
женщины в семью». Семья позднесоветского периода сохраняет вестную дистанцию от государства и потому для многих людей служит убежищем от государственного и общественного контроля. Однако идентичность состоявшейся женщины – это идентичность «работающей матери». Положение неработающей женщины-домохозяйки и бездетной женщины воспринимается как несостоявшаяся судьба или личные неудачи. Иными словами, выполнение гендерного контракта «работающей матери» является обязательным и принимаемым большинством населения, но одновременно баланс ролей становится все более напряженным.
Социальное неравенство полов усиливается в браке. В социологической литературе того периода зафиксировано, что женские занятия составляют основу домашнего хозяйства и поглощают много внерабочего времени, образуя своего рода вторую смену женщин-работниц. В семье фиксируется разделение ролей по половому
признаку: в «кухонной работе» «нет никакого равенства или хотя бы
намека на равенство», существуют различия, касающиеся стирки белья, уборки квартиры, воспитания детей и пр. В целом мужчины оцениваются как «менее квалифицированные в домашнем труде». В домашних обязанностях замужних женщин-работниц большой объем занимает обслуживание мужа. Женщины в неполных семьях (матери детей, рожденных вне брака, вдовы и разведенные) тратят на домашние дела веремени примерно на шесть часов в неделю меньше, чем матери
детей в полных семьях.
Социологи объясняют неравенство в бытовой сфере следующим образом. Во-первых, сохраняют свое значение патриархальные нормы поведения. Традиция ориентирует девушек на обслуживание семьи и осуществление заботы. Во-вторых, зачастую женщины разделяют домостроевские убеждения о характере домашнего труда. В-третьих, неразвитость сферы обслуживания приводит к тому, что мужчины и женщины ориентируются исключительно на потребление продуктов домашнего труда. В-четвертых, не используются резервы модернизации самого домохозяйства. Из признания социального неравенства мужчин и женщин в сфере домашнего труда следуют рецепты изменения ситуации. К ним относятся развитие сферы услуг, индустриализация быта и механизация домашнего хозяйства. Сторонники таких мер признают, однако, существование естественных ограничений политики равенства: быт, как считают они, по природе не поддается обобществлению. Домашнее хозяйство служит упрочению семьи, и потому некоторые его виды не могут быть компенсированы развитием сферы обслуживания. Другой рецепт предполагает менения в обычаях и нравах советских людей, например, освоение мужчинами не привычных для них прежде видов домашнего труда.
В советском обществе повседневные стратегии многих женщин передполагали помощь старших родственников, которая компенсировала неразвитость социальной инфраструктуры и помогала выполнять роль «работающей матери». Другой стратегией облегчения двойной нагрузки стало сознательное ограничение количества детей в семье, позволяющее более гибко совмещать обязанности.
Кризис гендерного порядка проявился также в обсуждении мужской роли. В позднесоветский период критикуется «феминизация» мужчин и обсуждается их демографический «недостаток», низкая продолжительность жизни, высокий уровень заболеваемости и смертности, массовость вредных привычек, алкоголизма, производственного травматизма. Лозунг «Берегите мужчин!», получивший распространение в конце 1960-х годов, описывал советского мужчину как жертву природы, модернизации и конкретных жизненных обстоятельств. Середи мер по преодолению специфически мужских проблем предлагается более жесткий и систематический контроль за здоровьем мужчин, оздоровление семьи, усиление ответственности женщин за правильный образ жизни мужей. Однако эти меры не могли радикально улучшить ситуацию, поскольку социалистическое общество ограничивает можности реализации «настоящей» мужественности, ориентирующейся на экономическую и политическую независимость, защиту Отечества и служение высоким идеалам.
Таким образом, последняя фаза советского гендерного порядка характеризуется кризисом советских проектов мужественности и женственности. Кризис гендерного порядка проявился и в постепенной утрате государством контроля над повседневной частной жизнью граждан. Необходимо также учитывать и различия гендерных и, прежде всего, семейных укладов в разных республиках Советского Союза, в городах и деревнях, в центре и периферии. Они в совокупности определяли сложную динамику гендерного порядка в позднесоветский и постсоветский период.
ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАП: ДИЛЕММЫ ГЕНДЕРНОГО РАЗЛИЧИЯ И ГЕНДЕРНОГО РАВЕНСТВА.
В постсоветский период положение женщин и мужчин в обществе меняется как на политическом и идеологическом уровнях, так и на уровне повседневной организации частной сферы. Возникают новые
гендерные нормы, но одновременно сохраняются советские образцы социальной организации отношений между полами. При этом меняются не только правила игры, но и возникает ситуация неясности в самоопределении (идентичности) людей. Многие заново выстраивают свою идентичность, вспоминая о дворянских, диссидентских, этнических и прочих корнях. Происходит и переопределение гендерных идентичностей. Если раньше практически любая женщина обязана была исполнять роль работающей матери, то в настоящее время допустимыми становятся и роли/идентичности домохозяйки и бездетных карьерно ориентированных женщин. Разнообразные гендерные нормы воспроизводятся в разных сообществах, от религиозных до гомосексуальных. Те образцы мужественности, женственности и отношений между полами, которые раньше считались маргинальными, даже криминальными, обрели свое право на существование. Разрушаются идеологические основания официального гендерного контракта и официальной политики в отношении женщины.
На символическом (культурном) уровне выстраивается новый гендерный порядок. В СМИ, литературе, кинематографе, искусстве появляются разнообразные образцы мужественности и женственности. В обсуждение проблем гендерного устройства общества включаются новые политические силы, общественные и религиозные организации, глобальные информационные агенты, профессиональные сообщества и пр.
Некоторые политики обращаются к «традиции», нуждающейся в возрождении, и к «естественному» предназначению женщин и мужчин. Однако провести такие идеи в жизнь оказывается непросто: сильны привычка и экономическая заинтересованность большинства женщин в самостоятельном заработке; многие молодые образованные мужчины и женщины стремятся к партнерским, а не к патриархатным или матриархатным отношениям в супружестве. Сексуальная свобода стала типичной для представителей обоих полов. И хотя в богатых слоях населения образ женщиныдомохозяйки воспринимается как желательный, однако и там роль женщины заметно меняется. Современная российская обеспеченная домохозяйка вряд ли может быть описана как пассивная, полностью подчиняющаяся супругу, хранительница домашнего очага. Это, как правило, женщина, активно заботящаяся о себе – о своей внешности и привлекательности, о здоровье и теле, преследующая свои собственные интересы, выходящие за пределы дома. Такая женщина погружена в гламурный мир престижного потребления, а не в патриархальный семейный быт.
В современном обществе тем не менее формируются идеи о восстановлении «исконных традиций» мужественности и женственности, которые могут быть приняты и распространены как новые социальные образцы и роли. Однако существуют разные трактовки «традиции» и природы женственности. Они различаются в зависимости от того, что именно в определенной идеологии считается традицией. Традиционными считаются представления о женщине как домашней хозяйке, жизненный мир которой сконцентрирован вокруг обязанностей заботливой супруги, матери, хранительницы домашнего очага. Таков идеал буржуазного семейного устройства со свойственным ему патриархатным разделением половых ролей мужчиныкормильца и женщины-домохозяйки. Существует также взгляд на западную женщину как на феминистку, разрушительницу общества, семьи и традиции. Различные оценки гендерного традиционализма отражены и в академических исследованиях. А.Посадская, О.Воронина, Н.Римашевская и другие видят в российской трансформации (вплоть до конца 1990-х годов) симптомы патриархатного ренессанса, или неотрадиционализма. Симптомы гендерного неравенства постсоветского периода: вытеснение женщины из публичной и возвращение в приватную сферу, феминизация бедности и безработицы, вытеснение женщин с политической арены. В процессе приватизации женщины оказались главными жертвами безработицы.
Патриархатные тенденции проявляются в дискриминации женщин в публичной сфере, в частности при найме на работу. Так, женщина оценивается как неспособная эффективно выполнять профессиональные функции, поскольку она имеет детей или собирается их завести и о них заботиться. Отмечается незащищенность женщин от насилия, в том числе сексуального, на работе и дома. Исследователи отмечают сексизм в средствах массовой информации, сексуализацию женственности, распространение порнографии и проституции. Однако патриархатный ренессанс – явление скорее временное и фрагментарное, он не определяет все изменения гендерного порядка. Тезис о ренессансе патриархата ставится под сомнение со второй половины 1990-х годов. В этот период наблюдается успешность женщин в рыночных условиях, происходит рост их общественной активности, продвижение в некоторых отраслях бизнеса и на политической арене. Женщины активны и успешны в таких видах бизнеса, как туризм и сервис, в образовании и культуре. Несмотря на спад женского политического участия, появились яркие фигуры женщин-политиков. Некоторые случаи дискриминации по признаку пола становятся вестными и осуждаемыми. Сформировались сообщества, занимающиеся феминистскими и гендерными исследованиями, постоянно проходят семинары, школы и конференции, функционируют образовательные программы разного уровня. Организуются выставки, фестивали и перформансы, отражающие гендерные проблемы. Вместе с тем в начале 2000х годов политическая сфера остаётся устроенной по патриархатному принципу: чем больше власти – тем меньше женщин. В экономической сфере также сохраняется патриархатный принцип: чем больше ресурсов – тем меньше женщин. Сохраняется «стеклянный потолок» для женщин: нет видимых препятствий продвижению по социальной лестнице или открытой дискриминации, но женщины не могут и не хотят продвигаться в карьере, поскольку в этом случае пострадает их семья, дети, а успех может нанести ущерб образу «правильной» женственности. Тем не менее многие сферы занятости успешно удерживаются женщинами. Массовая культура и СМИ представляют разнообразные образы мужественности и женственности. Сексизм сосуществует с портретами активных, инициативных женщин. В рекламе присутствуют различные типажи – от счастливых домохозяек до бизнес-вумен или женщины с младенцем, работающей за компьютером. Модернизированный быт остается гендерно консервативным. Однако появляются и другие гендерные роли, повседневные потребности часто оказываются сильнее консервативных стереотипов. В сфере сексуальности распространяются новые образцы гендерного равенства, когда допускается сексуальная активность женщин, кои осуществляют поиск подходящего партнера, а к сексу относятся как к сфере удовольствия. Однако и в этой сфере сохраняется двойной гендерный стандарт: общество остается более толерантным по отношению к мужской сексуальной активности, чем к женской.
В целом сохраняется множество элементов неотрадиционалистской идеологии (культурный сексизм), но появляются и новые можности для женщин, реализуются стратегии, ведущие к успеху. Однако общество по-пережнему остаётся организованным таким образом, что сохраняется гендерное неравенство. В постсоветский период женщины продолжают нести основные нагрузки в организации быта (даже при его модернизации и при использовании наемного персонала). Соответственно у женщин остается меньше возможностей для профессионального роста, для освоения новых профессий, для самореализации в сфере занятости. Статистика показывает, что существует структурное гендерное неравенство в доступе к ресурсам. Разрыв в оплате труда возрастает (оплата труда женщин почти на 40% ниже, чем у мужчин), квалификационный опыт женщин в сфере управления значительно ниже. В условиях неравенства и нехватки ресурсов, времени, денег и квалификации, женщины прибегают к мобилизации других середств, в т.ч. к использованию сексуальной привлекательности. Совеременные гендерные образцы все более становятся агрессивно сексуализированными.
В совеременном российском обществе признается, что женщины имеют равные с мужчинами права, они могут ориентироваться на различные роли, становиться профессионалами, домохозяйками, согласно своему выбору сочетать разные обязанности. Вместе с тем широко распространено мнение, что женщины обладают отличными от мужчин природно обусловленными склонностями и имеют особое назначение, ограничивающее их карьерные профессиональные можности. Женщины воспринимаются как особая категория граждан, нуждающихся в патерналистской социальной политике. В рамках этой идеологии подчеркивается, что у женщин есть гендерно обусловленная гражданская функция – демографическое воспроизводство нации. Воспитание детей и поддержка семьи декларируется как предмет государственного интереса и заботы. Утверждается, что в период социальных трансформаций женщина оказывается жертвой: поскольку государство не обеспечивает ее поддержкой, она не может более быть полноценной работающей матерью, то есть полноценной гражданкой. Необходима система целевых социальных прав, гарантируемых мужчинам и женщинам, призванным выполнять свой «общественный долг». Политика, связанная с решением демографических проблем, является ярким примером патерналистской поддержки женщины-матери – российской гражданки.
Особенность постсоветского периода заключается в дифференциации и множественности гендерных контрактов, социальных ролей, образцов мужественности и женственности, среди которых выделяются несколько основных. Это контракты «работающей матери», «домашней хозяйки», «сексуализированной женственности». Контракт работающей матери по-пережнему значим для совеременного общества. Он связан с советской традицией массовой женской занятости, с моральной и экономической ответственностью женщин за семейно-бытовую сферу. В настоящее время он воплощает экономические стратегии, диктуемые логикой рынка, а также можности самореализации для женщин с высоким профессиональным статусом или амбициями. Этот контракт поддерживается идеологией гендерного равенства. В современной версии обязанности «работающей матери» не столько являются ее гражданским долгом, сколько частным делом, однако сохраняется идеология государственной помощи в совмещении ролей. Занятость становится личным выбором женщины, а не обязанностью гражданки перед государством. Обязанность участвовать в общественном производстве сменилась экономической необходимостью обеспечения семьи. Вместе с тем опыт экономической независимости женщины в семье, связь статуса женщины с позицией, занимаемой в публичной сфере, материнство как экономическая функция – все это укорененные советские стереотипы, сохраняющие свое значение во многих социальных средах постсоветского общества. Контракт «работающей матери» не является однородным. В разных социальных слоях существуют различные «правила игры». Выбор «работающей матери», делающей профессиональную карьеру, поддерживается либеральной идеологией. Гендерный контракт становится «контрактом профессиональной женщины». Ее главный ориентир – профессиональные достижения. Для того чтобы осуществить баланс ролей, она прибегает к услугам рынка, к помощи родственников, семьи. Тогда ее жизненный проект оказывается можным. Все
чаще это вариант «двухкарьерной семьи», то есть профессиональную карьеру делают и жена, и муж, и это характерно для многих семей середнего класса. Однако за организацию быта скорее всего будет отвечать женщина при активной поддержке мужа.
Признаки такого, по существу партнерского, контракта – планирование деторождения и активное участие в беременности мужчины, планирование организации быта и партнерская взаимопомощь в
приватной, а иногда и в публичной, сфере, совместные бюджет, разпоряжение деньгами и принятие решений. Организация быта, забота о
детях – обязанности как женщины, так и мужчины. Прагматические
цели (кому, что и когда удобнее делать) становятся важнее, чем культурно заданные требования, предъявляемые по признаку пола. Однако структурная организация общества в целом такова, что заработок мужа обычно более значим, и потому даже при партнерских отношениях
женщина больше занимается бытом, хотя это уже не вменяется ей в качестве естественной обязанности. В случае экономически вынужденной работы женщины, воспроизводится советская традиция ответственности за семью. Главное для такой женщины – не работа, а материнство и дом. Работа значима как заработок, а не как ценность, связанная с самореализацией, её не интересует содержание труда, которым она занимается. Она готова на любые работы, чтобы внести свой вклад в бюджет семьи. Материнство в этом случае включает не приватную заботу о доме, муже и детях, а обеспечение семьи. Этот экономический смысл материнства в нашем обществе вполне приемлем. Цель женщины – не столько поддержать свой личный уровень благосостояния, сколько обеспечить семью, в состав которой могут входить родители мужа и жены, возможно, и сам безработный муж, и финансово неблагополучные или недееспособные родственники, больные, престарелые, несовершеннолетние и т.д. По отношению ко всем этим членам расширенной семьи женщина может выполнять квазиматеринскую функцию: она заботится об их пропитании, образовании, лечении, отдыхе и пр., распространяя на них свою заботу.
Другой гендерный контракт – домашней хозяйки – связан с передставлениями о лучших жизненных шансах, характерных для западного старого середнего класса и высших слоёв досоветского и послесоветского российского общества. Роль домашней хозяйки определяется двойственно. С одной стороны, это проблема идентичности женщин середнего и высшего класса. В этих слоях создаются образцы патриархатного разделения труда, которые объясняются традиционным естественным женским предназначением. Для определенного сегмента нового передпринимательского класса России женская роль домашней хозяйки становится знаком престижного образа жизни. Материнство и забота о детях и муже воспринимаются как основные черты женственности. Этот контракт опирается также на религиозные ценности, все больше продвигаемые в постсоветской публичной сфере. Роль домашней хозяйки связывается с возрастанием значимости приватной сферы и домохозяйства, с необходимостью в активном управлении частной собственностью в постсоветских рыночных условиях. Однако эта роль сопряжена с многими проблемами. У женщин часто возникают проблемы бюджета семьи и денежных трат, нередко они подвергаются жесткому контролю со стороны мужа, утрачивают независимость, которую имело поколение их матерей, выстраивают специальные стратегии манипуляции мужьями. Возникают и проблемы уважения к домашнему труду, взаимоотношений кормильца и домашней хозяйки, то есть проблемы власти в семье. Отношения равенства оказываются недостижимыми, но при этом женщина становится «менеджером» домашнего хозяйства, в каком-то смысле -профессионалом. Однако ее статус не вполне определен, потому что в обществе правила такого контракта не установлены. И даже если есть наемные работники, которые подчиняются домохозяйке, она все равно остается в сфере домашнего быта, имеющего низкую степень престижа. С другой стороны, хотя многие домашние хозяйки из обеспеченных слоев общества и испытывают неудовлетворенность своею жизнью, эта роль – проект желаемого будущего для работницы низкой квалификации и вынужденно работающей матери. Вместе с тем вынужденные домохозяйки из бедных слоев ограничены в можностях найти работу, а вынужденные домохозяйки-мигранты ограничены в гражданских правах: женщины пошли бы работать, однако они не могут найти легальную работу, поскольку не имеют соответствующих прав, как и их мужья. Кроме того, они должны помогать детям адаптироваться в инокультурной среде и обеспечивать мужу можность ненормированно работать в сфере неформальной экономики. Такая домашняя роль женщин определена недостатком гражданских прав и экономических возможностей.
Еще один гендерный контракт – сексуализированная женственность и спонсируемая женщина. Этот контракт продвигаетсяСМИ и обусловлен использованием сексуальности в качестве товара, что выражается в самых разнообразных формах – от порнографии и проституции до «брака по расчету». Сексуализированная женственность – как объект и субъект потребления – становится ресурсом обеспечения социального положения. Жизненные шансы женщины связываются с ее сексуальной привлекательностью, которая может быть обменена на социальные блага и престижное потребление в ходе «выгодной сделки».
В современном обществе существуют и другие образцы женственности. Среди них – феминистки, представительницы этнических и сексуальных меньшинств, активистки неправительственных организаций, женщины, сознательно отказывающиеся от материнства, женщины-инвалиды, религиозные женщины, женщины – жертвы насилия в зоне военных действий, женщины «нелегалы», проститутки, беженцы, безработные, «бомжы», преступницы, наркоманки, террористки пр.
Гендерное устройство общества становится более разнообразным и
сложным для определения. Социальные права женщин лишь в незначительной степени обеспечены поддержкой государства и рыночных структур. Что касается проблем мужественности, то «кризис маскулинности» распространяется на новые поколения мужчин, не способных в рыночных условиях выполнять роль кормильца семьи. Это не относится лишь к небольшому слою обеспеченных семей, в которых мужчина доминирует, располагая властными и материальными ресурсами поддержки материнства и женской сексуальной привлекательности. Во многих других случаях послесоветский мужчина маргинализируется в приватной, а иногда и в публичной сфере.
***
Решение гендерно окрашенных проблем общество ожидает от государства, социальная политика которого признается неэффективной. В разных социальных слоях возникает ностальгия по патерналистской государственной политике советского образца. Государство, в свою очередь, начинает проводить политику «экономического патернализма» по отношению к материнству, призванному решить демографические проблемы стороны. Одновеременно все большее пространство отвоевывают образы женственности и мужественности, апеллирующие к либерально-рыночной традиции гендерного общественного устройства. Эти идеологии являются традиционалистскими в признании биологически заданных гендерных ролей и потому могут способствовать дискриминации граждан по признаку пола, вытеснению женщин в приватную сферу, продвижению брутальной мужественности.
До сих пор декларируемое «равенство в различии» передставляется недостижимым идеалом. Лишь развитое гражданское общество, ставящее под вопрос тенденции социального неравенства, может способствовать его достижению.
Фонд имени Генриха Бёлля. Гендер для «чайников». — М.: Звенья, 2006.