Несколько раз в жизни у меня были романы с еврейскими девушками - настоящими еврейскими девушками, рядом с которыми вспоминается Башевис Зингер, а не телеканал Дождь, - и это был опыт страшный и прекрасный, о котором я вспоминаю со смесью ужаса и восторга.
Дело в том, что в России огромную роль играют социальные различия, весь 1917 год из них вышел.
Огромную роль играет мучительный, неизбывный зазор между "культурой" и "нормой", "интеллигенцией" и "народом", "ботаниками" и "мужиками", и далее по банальному списку.
Вспомните, как наш премьер-министр трогательно пытается придать своему голосу жесткое, решительное звучание, как старается отрывисто чеканить слова и быть похожим на Папу.
И как это выглядит - смешно и грустно.
А почему?
А потому что "не похож". Потому что - "не с нашего двора".
И вот этот разрыв - он то и дело всплывает, и русская женщина - интуитивно очень развитая, чуткая, даже если пишет с ошибками и маникюр ядовитый, - она-то чувствует, кто дает стране угля, а кто так, чудик какой-то непонятный.
Много было на этом набито у меня синяков в романтические годы.
А у евреев этого нет.
Вообще.
Просто нет такой проблемы.
И когда ты с этим сталкиваешься впервые - ты в это даже не очень веришь.
Но это факт: на том месте, где в России находятся острые культурные различия, у евреев - плотное, обволакивающее, страшно приятное, и в то же время пугающее облако этнического единства.
Приехал ты в Бруклин, познакомился с Ритой - фармацевтом, например, любит книжки Дины Рубиной, КСП, тяжелые сережки и ядовитый маникюр, - и.. Да хоть женись на ней завтра, если ты окончательно сошел с ума.
Смотрит на тебя Рита - и в первые же три секунды видит в тебе своего.
Потому что десятками поколений аптекарей, талмудистов и канторов записана у нее на жестком диске "интеллигенция".
И нет никакого разрыва с "народом". Нет никакой пропасти между "нормальным" и "ненормальным", смешным и серьезным.
Все связано воедино.
Здесь все - свои.
И за этим, конечно, открывается бездна.
Это так просто, так легко и естественно, и так удобно, - и очень страшно.
Страшно быть связанным таким сильным кровным родством, такой мощной общностью поверх всех социальных различий.
Это как наручники - только невидимые, и вечные, и без ключа.
Поэтому хочется, конечно, от Риты скорее бежать.
Хочется на Русь, пусть ты и не даешь стране угля, и выглядишь чудиком, с непонятного, чужого двора, почти как премьер-министр.
Хорошо быть своим.
Но свобода все-таки лучше.
Комментарии