Секта свидетелей Алексея Кудрина под названием «Центр стратегических разработок» искала и нашла «причины неудач реформ в России». Как и положено сектантам – неудачу четверти века постсоветских «поисков» (которые и велись-то, чтобы камуфлировать воровство начальства) объяснили недостаточным количеством жертвоприношений злому богу Рынку, который постоянно голоден и постоянно алчет свежей кровушки:
«Предыдущие стратеги экономического развития потерпели неудачу из-за административных барьеров, лоббистов, недостаточной проработки и размытых полномочий».
А ещё ранее Кудрин заявил об отсутствии у компетентных органов представления о возможностях выхода из экономического кризиса:
«Мы настолько научились легко распоряжаться деньгами, когда было благополучие, что сейчас ни у руководства правительства (в широком смысле – у руководства страны), ни у министерств нет еще понимания, что мы перешли в другую реальность»…
Про заветное рыночное благополучие Кудрин рассуждает так же, как городничий у Гоголя из «Ревизора» про церковь: «скажи, что строилась, но сгорела». То есть хочет нас уверить, что в прошлом были достигнуты какие-то успехи, которые теперь «перешли в другую реальность». Самому Кудрину не привыкать блуждать между вымышленными им самим «реальностями» – он надеется, что и с нами этот фокус пройдёт.
На самом деле рост цен на нефть был мировым, он принёс бы СССР больше (уж никак не меньше) нефтедолларов, которые, нет сомнения, были бы умнее и справедливее распределены. Ни Кудрин, ни кто-то иной из его секты рыночников не имеет к росту нефтяных котировок никакого отношения, кроме того, что они лично поживились там на славу. Даже на пике нефтяного изобилия ни один из среднестатистических советских показателей 1989 года не был превзойдён: успехи страны были только относительно ямы 90-х, но никак не относительно её ХХ века.
Причины неудачи реформ – конечно же, не там, где их ищут Кудрин и ему подобные «стратеги». Причины – это сами реформы, нелепые, бессмысленные и беспощадные.
Конечно, не всякие реформы плохи. Человеческая культура поднимается по лестнице, каждая новая ступень которой требует новых форм – отсюда и «ре-формы», новые меха для нового вина, новые формы для нового содержания.
Но как в таблице Менделеева у каждого элемента есть своё место, так и для всех успешных реформ в истории есть общая логика их конфигурации, смысл которой: они не должны противоречить общему ходу человеческой цивилизации.
А в человеческой цивилизации 5 тысяч лет уже (правда, со срывами и откатами в варварство) всё, что ни делается, делается для следующего:
- Повышение культуры и образованности, безопасности и благополучия людей;
- Сбережение духовного, нравственного и интеллектуального наследия всего предшествовавшего периода;
- Увеличение власти человека над слепыми стихиями, повышение возможности человека управлять своей жизнью, а не быть в ней заложником стихийно сложившихся обстоятельств;
- Смена грубого прямого насилия – нормой, правом, законом, самоцензурой и самоконтролем, вырабатываемых в человеке.
Конечно, можно попенять коммунистам (которые были со своей стороны тоже сектантами) за то, что они привычное деление «цивилизация-дикость» заменили маловразумительным «социализм-капитализм», запутав в итоге и себя, и человечество.
Но проблемы коммунистов оставим коммунистам. Господствуют сейчас не они, а капитализм, который не мог и не может считаться воплощением цивилизации. Ведь он очевидным образом опирается на дикарские представления о «неуправляемой» экономике и звериной конкуренции, на взаимоистребление внутри общества, лютую вражду и ненависть.
Рынок рабски покорен стихиям, что противно природе человеческой – упорно изобретающей громоотводы вместо поклонения молниям.
Принцип неуправляемости, вирусом заложенный в экономику для бесконтрольного обогащения привилегированных лиц, входит в неразрешимое противоречие с принципом управляемости техники, государственности, систем, подсистем и т.п.
Частная собственность предполагает: человек что хочет – то и делает. А научная организация труда (НОТ) – что человек должен делать только рассчитанно-оптимальное. Свободные цены непримиримо расходятся с растущей до микронной точности общей системой измерений.
В итоге всё это нагромождение заходит в тупик – и уже зашло на наших глазах. Ведь даже властям на Западе стало в наши дни понятно, что Западу нечем и некуда развиваться…
Тут вроде бы всё ясно: в конфликте неопределённости с определённостью, точности с неточностью, порядка с беспорядком цивилизация неизбежно на стороне определённости, точности, порядка и предсказуемости. Там её и следует искать – а это в противоположную от капитализма сторону.
Капитализм – это экономика, про которую никто и никогда не может сказать с уверенностью, что с ней случится завтра. А потому она контрцивилизационна по самой сути своей, а заложенная в неё вероятность катастрофы непременно превратится в реальность – если брать длительное время. Ведь чем дольше длится неопределённость, тем выше вероятность выпадения худшего из вариантов[1].
И возникает вопрос, который никогда не поставит перед собой секта свидетелей Кудрина: могут ли развивать цивилизацию в целом, цивилизацию как таковую «рыночные реформы» – в корне противоречащие её общей логике?
Цивилизация пять тысяч лет только тем и занималась, что подавляла в человеке эгоизм, хищность и произвол – а эти реформы взялись данные качества культивировать и взращивать в людях.
Цивилизация пять тысяч лет прививала людям культуру – вопреки животному спросу, искусственно насаждая её взамен зоологического примитива. А эти реформы, отдав культуру на «волю рынка» – взращивают сорняки в душе.
Цивилизация пять тысяч лет пыталась упорядочить и уточнить отношения обмена, рассчитать и распланировать их к вящему благу – а эти реформы запутывают отношения обмена, погружают их в сумрак.
Как быть с требованием точности измерений и стандартизации? Как быть со справедливостью – главной целью общественного устройства, без которого общества просто не возникло бы, потому что незачем ему было бы возникать?
Как быть с самыми важными, долгосрочными и фундаментальными программами развития, если они в силу своей долгосрочности и фундаментальности – неокупаемы рыночными инструментами? Транссиб или Панамский канал не могли уже в XIX веке построить частные компании, пришлось вмешиваться государствам.
Советская экономика находилась на определённом, во многом уже изжившем себя уровне цивилизации. Безусловно, в 80-е стоял вопрос о её переходе к новым формам – но ведь в рамках общей логики цивилизации, неизменной тысячелетиями!
А эту логику можно выразить просто: «Больше! Выше! Мощнее!» и при этом «Тоньше! Изящней! Глубже!».
Неужели найдётся даже среди кудринцев человек, который первобытных болванов из камня поставит выше утончённых античных статуй?
Между тем в криминальных рыночных реформах 90-х, возглавленных беспробудным алкоголиком, зверь был поставлен образцом человеку.
Совершенства и несовершенства человека рынок измеряет по звериным, зоологическим критериям, напрямую позаимствованным из джунглей. А там уметь жить – это жестокость и наглость, грубое и стремительное насилие, гиперагрессия, ненависть ко всем, кто не ты, порабощение всех, кто тебе нужен, и убийство всех, кто тебе не нужен.
Помимо прочих свойств у зверя есть ещё и такое как «отсутствие лишних мыслей» – т.е. отсутствие сложности мышления, мешающей реагировать «чисто-конкретно» по обстоятельствам, загружающим аппарат реагирования абстракциями и универсалиями.
Рыночный человек стремится не к силе и высоте общества, в котором живёт, а к его слабости и низости. Сила общества предполагает сопротивление произволу, высота помыслов – сопротивление несправедливости, а рыночный человек есть волевой сгусток произвола и несправедливости. «Закон – это я!».
Очевидно и обыдление общества, примитивизация его до крайних степеней, потребительский паразитизм, расчленительские инстинкты, проникающие в массы, растленные рвачеством и мародёрством. Где уж тут «Тоньше! Изящней! Глубже!»…
Зверь, возглавивший рыночное общество, тащит его в дикие джунгли с таким же упорством, с каким рыба на берегу стремится в свою родную стихию – в воду.
Зверю дискомфортны все формы человеческой ответственности и утончённости, ему дискомфортна широта кругозора и долговременность планов (слишком абстрактно для него, воспринимается им как безумие). Зверю омерзительны все формы долга – он изобрёл лозунг «долги возвращают только трусы!», и это относится к общему чувству долга, свойственному цивилизованному человеку, живущему в развитом обществе.
Рыночный зверь стремится забрать себе всё, не оставив другим ничего. Не менее упорно он стремится забирая как можно больше – отдавать как можно меньше, а лучше – вообще ничего не отдавать обществу взамен полученных от него благ.
Зверь ненавидит и труд и служение, он хочет, чтобы работали и воевали, учились и делали открытия, даже рожали и воспитывали детей другие, за него, без его участия. К поговорке «рыбы не знают своих детей» следует добавить и либерально-рыночных эгоистов…
Зверь жаждет только доминировать, расхищать имеющиеся в наличии запасы, никоим образом их не пополняя. Зверь, если дать ему волю, уничтожит и вытопчет, выжрет всё: науку и культуру, расширенное сложное производство и человеческую репродукцию, образование и здравоохранение, закон и порядок, нормы и стандарты поведения и т.п.
Зверь из беловежской пущи, где состоялся в 1991 году преступный сговор трёх предателей, попав в антропогенную среду – методично и последовательно (хотя и неосознанно) превращает её в апокалипсическую пустыню.
Антропогенный ландшафт со всеми его линиями электропередач, высотными зданиями, шоссе, шоколадом и скворечниками – превращается силами ельцинизма в огромную свалку сломанных вещей погибшей цивилизации…
Но зверь активно (в основном криминальными методами) защищает себя при попытке цивилизованных людей от него избавиться. Потому что инстинкт самосохранения в звере не только не потушен, но и ярче разгорелся под воздействием рыночной радиации тотального эгоизма.
Для зверя нет ничего кроме него самого – но уж он сам-то для себя есть, и, безусловно, без шопенгауэровского интеллигентского упадничества!
Нельзя добиться успехов реформ в человеческом обществе, если опираться на зверя и скотину, пробуждать в людях худшие чувства, низменные инстинкты, запуская зоологические мотивации и чисто экономические практики.
Когда право человека на спокойное достоинство созидателя сменяется правом на хапок, правом урвать свою долю в составе банды мародёров (только поторопись, пока склады до конца не обчистили!) – конечно, реформы не могут быть успешными.
И Кудрину со всем его ущербным мышлением и багажом этого никогда не понять…
[1] Допустим, вы играете в орлянку, и вам нужно определить вероятность выпадение орла или решки. При первом броске вероятность 50 на 50. Но если у вас 100 бросков – вероятность того, что ни разу не выпадет решка (или орёл) – ничтожна мала. Очень трудно поверить, что монета будет падать одной и той же стороной сто раз подряд. Поэтому вероятность на короткой дистанции означает гарантию на длинной.
Теперь представьте, что речь идёт не о решке монеты, а о катастрофе, великой депрессии, голодоморе и т.п. При первом броске много шансов, что этот вариант рыночного непредсказуемого уклада не выпадет. Но чем больше бросков по времени – тем выше вероятность, что хотя бы однажды выпадет решка-смерть... А смерти много раз и не нужно, ей одного раза вполне достаточно...
Комментарии